Затем начали сказываться факторы, ведущие к неудаче. Британский план предполагал, что по достижении первой цели, в 200 метрах от колючей проволоки немцев, пехота остановится на 15 минут, а артиллерия перенесёт огонь на развалины деревни Нёв-Шапель впереди неё. Цель заключалась в нейтрализации оставшихся защитников. На самом деле в деревне никого не было. Оставшиеся в живых после артиллерийской подготовки отступали дальше, к опорным пунктам, построенным для противостояния именно такому прорыву, который совершили англичане. После артобстрела деревни британские подразделения, предвкушая победу, перешли в наступление по открытой местности. Однако согласно приказу они должны были остановиться во второй раз. Командир батальона из 2-й стрелковой бригады, действовавшей на центральном участке, отправил в тыл депешу, в которой просил разрешить ему продолжить наступление, несмотря на приказ. Удивительно — в отсутствие телефонных линий и до наступления эры радио, но это сообщение было получено. Ещё более удивительно то, что ответ из штаба бригады пришёл достаточно быстро, чтобы повлиять на ситуацию — к худшему. Разрешение наступать дано не было.
Время приближалось к половине десятого. Немцы начали приходить в себя. Инструкция Фалькенхайна от 25 января гласила, что в случае прорыва необходимо удержать фланги, немедленно укрепить образовавшиеся бреши, а затем подтягивать резервы и закрывать их. Именно так немцы и действовали. Слева, где их позиции уцелели после артиллерийского обстрела, заработали два пулемёта 11-го егерского батальона, жертвами которых стали сотни солдат 2-го шотландского стрелкового и 2-го мидлсекского батальонов. Справа атакующие заблудились — это нередко случалось среди лабиринта траншей — и остановились, чтобы сориентироваться. Во время этой вынужденной задержки немцы поспешно организовывали оборону. Тем временем согласно британскому плану в брешь, пробитую первой волной наступающих, хлынули свежие батальоны. К десяти часам «приблизительно девять тысяч человек [оказались зажатыми] в узком пространстве между деревней Нёв-Шапель и исходными британскими позициями, [где] они лежали, сидели и стояли в грязи, без всякой пользы, сгрудившись, подобно лососю в пролёте моста в Голуэе, терпеливо ожидая, когда можно будет двигаться вперёд»[339]. К счастью англичан, у находящихся поблизости немецких батарей было мало боеприпасов.
Британская артиллерия, не испытывавшая недостатка в снарядах, не могла быть своевременно оповещена об ухудшении ситуации — это один из структурных недостатков, приведших к неудаче. В отсутствие радио связь осуществлялась с помощью посыльных или сигнальщиков. Первые обычно были не быстры и уязвимы, а флажки вторых плохо видны. В половине двенадцатого начался артиллерийский обстрел пулемётных точек 11-го егерского батальона немцев, после чего в плен сдался один офицер и 63 солдата. До этого они убили около тысячи британских пехотинцев… Точный и своевременный обстрел этих и других опорных пунктов организовать было невозможно — артиллеристы не располагали необходимой информацией. Всё это время немецкие командиры — офицеры молодые, но решительные и хорошо подготовленные — поспешно стягивали резервы на фланги, бегом и на велосипедах. В отличие от них командиры англичан — ещё один функциональный фактор, способствовавший неудаче, — передавали свои донесения, как того требовал приказ, вверх по цепочке, чтобы получить разрешение на любое отступление от подробного плана. В тылу телефонные линии ускоряли связь, однако она всё равно была мучительно — на самом деле фатально — медленной. «Командир корпуса в нескольких километрах от поля боя должен был принять решение на основе скудной и зачастую неверной информации, а затем необходимые приказы шли обратно по той же цепочке, обрастая подробностями на каждой стадии (штаб дивизии, штаб бригады, штаб батальона), пока наконец не доходили до рот на передовой»[340]. Это означало (с точки зрения реального, а не планируемого хода этого сражения за окопы), что между девятью часами утра, когда линия обороны немцев была прорвана и открылся путь для наступления, и написанием около трёх часов пополудни чётких приказов развивать успех прошло почти шесть часов. Пока эти приказы передавались по телефону и пересылались через вестовых, миновало ещё три часа. Наступление возобновилось только ближе к шести часам вечера[341].
Подступала темнота, а вместе с ней подтягивались немецкие резервы. Фланги прорыва оказались укреплены ещё до полудня. В сумерках свежие немецкие подразделения поспешно выдвигались из тыла и закрывали образовавшиеся разрывы линии фронта. Они стремились соединиться со своими на позициях, которые не были потеряны в ходе боя. На следующее утро англичане возобновили наступление, но густой туман скрывал от их артиллерии цели, и атаки вскоре захлебнулись. Теперь наступила очередь немцев убедиться в том, что структурные недостатки способны помешать выполнению любого тщательно разработанного плана. В день начала наступления, 10 марта, полнокровная дивизия, 6-я Баварская резервная (в ней, к слову, батальонным вестовым служил Адольф Гитлер), получила приказ на следующее утро перейти в контратаку. Однако тёмной ночью по пересечённой местности войска просто не могли передвигаться с такой скоростью, чтобы выйти на исходные позиции, поэтому по приказу кронпринца Рупрехта — командующего 6-й армией, в секторе которой находилась деревня Нёв-Шапель, — после того как он лично оценил ситуацию, наступление было отложено на день. Атака началась утром 12 марта, но её пришлось почти сразу остановить из-за тяжёлых потерь. Британские командиры на передовой воспользовались дневной паузой, вызванной туманом, для того чтобы укрепить свои позиции и установить на господствующих высотах 20 пулемётов.
В результате потери сторон в боях при Нёв-Шапель почти сравнялись: 11.652 убитых, раненых, пропавших без вести и попавших в плен у англичан и около 8600 у немцев[342]. Такое соотношение станет обычным при атаках «окоп на окоп», больших и малых, когда за наступлением одной из сторон следует контратака второй. Сегодня понять причины этого нетрудно. В самом начале преимущество было у атакующих, при условии, если им удавалось обеспечить скрытность, что с каждым разом становилось всё труднее, поскольку обороняющиеся поняли: их жизнь зависит от бдительности и предельного внимания. Однако как только атакующие попадали на позиции неприятеля, преимущество переходило к обороняющимся, которые, в отличие от врага, уже досконально изучили местность, подготовили позиции второй линии и отходили к своей артиллерии с неповреждёнными — если повезёт — телефонными линиями. Атакующие оказывались в прямо противоположной ситуации, продвигаясь по незнакомым им местам и оставляя позади поддерживающих их артиллеристов, а также лишаясь телефонных линий, оборванных или оставшихся в тылу. Затем, когда обороняющиеся переходили в контратаку, роли вновь менялись. Атакующие уже осваивались на захваченной территории, организовывали её оборону, обеспечивали себе преимущество и приводили противника в замешательство, восстановив связь со своей артиллерией. На этих «качелях» функциональные и структурные недостатки попеременно мешали то одной стороне, то другой, и в конечном счёте все усилия развить наступление на открытой местности или вернуть себе исходные позиции оказывались тщетными. Результатом такого наступления и контрнаступления становилась ещё более широкая и запутанная линия окопов, напоминающая заметный и постоянно зудящий шрам на месте неудачной хирургической операции.
Тем не менее британцы считали операцию в Нёв-Шапель частичным успехом — хотя бы потому, что она восстановила репутацию их армии в глазах французов. Подвергать это сомнению считалось некорректным, но дело было не в боеспособности британских солдат, а в колониальном мышлении их командиров, желавших добиться решающего успеха сравнительно небольшими силами и боявшихся потерь. Французские генералы воспитывались в другой традиции и предполагали тяжёлые потери, а солдаты шли в бой с патриотическим фатализмом, готовые умереть за родину. Британские солдаты кадровых и территориальных подразделений, а также добровольцы учились на этой войне подобному самопожертвованию, и к их командирам приходило понимание, что операции в новых условиях военных действий могут быть успешными только при условии самой тщательной подготовки. Такие качества, как стремительность и импровизация, на протяжении сотен лет приносившие победу в горах и пустынях, оказались во Франции неприменимы. Единственными, кого не затронуло это осознание суровой действительности, были индийские подразделения, для которых операция у Нёв-Шапель стала лебединой песней на Западном фронте. Потом они сражались на разных участках, в частности при Фестюбере и Лосе, но уже отнюдь не были ударной силой. Понесённые потери значительно сократили численность многих батальонов, и сипаи, воспитанные в другой, не европейской традиции воинской чести, не могли понять, как это ранение не гарантирует солдату, что он не вернётся в окопы. «Мы как зерно, которое второй раз бросают в печь, — писал отцу солдат из числа сикхов через неделю после сражения у Нёв-Шапель. — Живыми мы отсюда не выйдем». Чуть раньше раненый раджпут сделал в письме домой такое заключение: «Это не война, это конец света»[343]. К концу года две индийские пехотные дивизии перебросят в Месопотамию, и там, в пустыне, в боях против турок они вернутся к более привычным методам ведения войны.
Столкновение у Нёв-Шапель было важным ещё и потому, что оно в миниатюре предвосхитило как характер, так и ход весеннего наступления в Артуа, предвестником которого являлось, а также нового наступления в Артуа и Шампани, предпринятого осенью. Действительно, во время боёв у Нёв-Шапель перед первыми волнами британских и индийских подразделений на какое-то время открылся путь к вершине гребня Обер, и бывшей целью их атак в Артуа. Однако до начала нового наступления британские войска ждало наступление противника с противоположного направления — во Фландрии. Это сражение впоследствии назвали Второй битвой при Ипре. В первой, в результате которой в конце 1914 года на Западном фронте образовался тот самый выступ, ни немцы, ни союзники не добились поставленных перед собой целей, и в конце декабря на этом участке отмечались только беспорядочные и безрезультатные стычки, в основном с участием французских подразделений. Тем не менее к началу апреля Фалькенхайн решил возобновить давление на выступ — отчасти для того, чтобы скрыть переброску войск на Восточный фронт для предстоящей активизации на линии Горлице-Тарнув, а отчасти для того, чтобы посмотреть, как действует новое оружие — отравляющий газ. Атака с самого начала планировалась ограниченной, поскольку Фалькенхайн понимал, что его надежды добиться решающей победы на западе придётся отложить из-за того, что Гинденбург и Людендорф сумели направить стратегические резервы на Восточный фронт. И всё-таки начальник немецкого Генерального штаба рассчитывал захватить и удержать более выгодные позиции на побережье Ла-Манша.