дратных километрах земли над «бухтой АНЗАК». Их внуки и правнуки часто привозят эти награды на Галлиполи, словно для того, чтобы ещё раз освятить здесь символы духа Австралийского Союза — воплощение самого народа.
Галлиполи не оставляет равнодушными потомков всех солдат, которые тут сражались. Деревни Кум-Кале под стенами средневековой крепости больше нет, но заросшее кладбище с мусульманскими надгробьями по-прежнему указывает на то место, где 25 апреля остановилось французское наступление. На военном кладбище над пляжем W похоронены погибшие на «ланкаширском плацдарме», а у деревни Седд-эль-Бахр всего в нескольких метрах выше кромки воды лежат в могилах дублинские и манстерские стрелки, отдавшие жизнь за страну, против которой в Пасхальную неделю 1916 года поднимут восстание многие их соотечественники. А самый печальный из памятников Галлиполи — колонна из белого мрамора на самой оконечности мыса Геллес. Ясным апрельским утром её можно видеть со стен Трои. Троя и Галлиполи — это две разные, но в чём-то похожие легенды, о чём писали получившие классическое образование офицеры средиземноморских экспедиционных сил из числа добровольцев — Патрик Шоу-Стюарт, сын премьер-министра Артур Асквит и поэт Руперт Брук, умерший от заражения крови незадолго до высадки. Ещё неизвестно, какую бы воспел Гомер, знай он о них обеих…
Сербия и Салоники
Операция на Галлиполи в военном отношении была неудачной, хотя и позволила связать там 14 из 36 турецких дивизий низам (первого эшелона), которые могли быть развёрнуты в Месопотамии, Египте или на Кавказе. Не удалось также открыть маршрут снабжения через Чёрное море и российские южные фронты. Ещё одной целью действий на Галлиполи была помощь Сербии. Существование этой маленькой, но чрезвычайно воинственной страны, всегда зависевшее от того, что её враги отвлекались на другие дела, было продлено началом военных действий на Галлиполи и вступлением Италии в войну, которое, в свою очередь, ускорила высадка в Дарданеллах. Впрочем, по мере того как становилась очевидной неудача на Галлиполи, надежды на косвенные эффекты операции, в том числе на присоединение Греции к союзникам и отказ Болгарии выступить на стороне Центральных держав, таяли. Последним аргументом в обоих случаях стало отражение турками десанта в заливе Сувла.
Присоединиться к Германии Болгарию подталкивали локальные интересы — она надеялась вернуть Македонию, которая недолгое время входила в её состав, но после Второй Балканской войны отошла к Греции и Сербии. Союзники, симпатизировавшие этим двум странам и помогавшие им, явно не собирались способствовать возвращению Македонии, а вот немцы могли бы. Победа на участке Горлице-Тарнув произвела на болгар впечатление, и месяц спустя они начали переговоры с Германией[417]. Союзники внезапно забыли о своих симпатиях к Сербии и 3 августа предложили Болгарии желанную часть Македонии, но было уже поздно. Неудачные операции в Италии и на Галлиполи убедили короля Болгарии и политическое руководство страны, что в их интересах заключить союз с Центральными державами, а не с Британией, Францией и Россией, несмотря на давнюю поддержку русскими Болгарии. Словом, 6 сентября были подписаны четыре договора. Эти договоры предполагали финансовую помощь и будущую передачу Болгарии части сербской территории, но самым главным стало обязательство Болгарии в течение 30 дней вступить в войну против Сербии. Цель кампании, согласованной с Германией и Австрией, состояла в том, чтобы нанести решающее поражение сербской армии и открыть связь со Стамбулом через Белград — столицу Сербии и Софию — столицу Болгарии. Фалькенхайн немедленно сообщил о соглашении Макензену, победителю при Горлице-Тарнуве, и тот приступил к формированию армии. 22 сентября Сербия объявила всеобщую мобилизацию. Были предприняты усилия вовлечь в войну и Румынию, но, в отличие от Болгарии, её симпатии оказались на стороне союзников. Чтобы разработать план вторжения, сербский театр военных действий проанализировал полковник Хенч — тот самый офицер, доклад которого с поля боя на Марне годом раньше привёл к началу окопной войны на Западном фронте.
После неудачного наступления австрийцев в декабре 1914 года сербская армия была развёрнута на северной и восточной границах страны. Макензен решил нанести удар южнее — там, где Болгария могла бы вынудить сербов распылить силы для защиты Македонии. Сербы располагали всего 11 слабыми дивизиями. Артиллерия у них оставляла желать много лучшего. Болгары способны были выставить против них шесть дивизий, австрийцы семь, а немцы десять — всего 23. Все немецкие дивизии, за исключением одной, были кадровыми и входили в состав 11-й армии — той самой, что оказалась на острие атаки в Горлице-Тарнуве (её должны были перебросить к Дунаю по железной дороге). Командовал всей группой Макс фон Гальвиц, руководивший взятием Намюра[418].
Соотношение сил оказалось не в пользу сербов, хотя им пришлось держать оборону на родной земле, в труднопроходимой местности, за широкими реками без мостов — Савой и Дунаем, причём ширина последнего превышала 1.5 километра. Воевода Путник выставил неоднородную по своим боевым качествам армию численностью 200.000 солдат и офицеров против 330.000 у Макензена. У сербов имелось 300 пушек, в то время как немцы располагали 1200 орудиями. Единственной надеждой сербов было привлечение на Балканы войск союзников через греческий порт Салоники. Этот план они предложили ещё в ноябре 1914 года. План обсуждался союзниками и был отвергнут в пользу решения о высадке на Галлиполи[419]. Сербы рассчитывали, что вмешательство союзников позволит им разгромить болгар на юге раньше, чем немцы и австрийцы начнут наступление на севере, и поэтому обратились с просьбой вернуться к этому плану. Британцы, надеявшиеся подкупом добиться пассивности Болгарии, отказали сербам и посоветовали им отдать территорию Македонии, но те считали такую цену слишком высокой даже перед лицом неминуемой катастрофы. Стимул начать высадку в Салониках пришёл с неожиданной стороны. В тот день, когда Болгария объявила мобилизацию, греческий премьер-министр Элефтериос Венизелос сообщил правительствам Великобритании и Франции следующее: если они направят в Салоники войска численностью 150.000 человек, он добьётся, чтобы его страна вступила в войну на их стороне, руководствуясь положениями договора между Сербией и Грецией.
Венизелос, которого называли критским львом — в 1905 году он добился независимости своего острова от Турции, стал бы крупной политической фигурой в любой стране, а в маленьком греческом королевстве ему просто не было равных. Он являлся сторонником «великой идеи» — возвращения в состав страны греческих общин на островах Эгейского моря и на побережье Малой Азии — и верил в необходимость помощи союзников для достижения этой цели, а также в их победу в войне. Вследствие этого Венизелос считал организацию помощи Сербии не только реальной, но и необходимой. По его настоянию Британия и Франция согласились немедленно направить войска в Салоники, сначала небольшую группу, а затем все требуемые 150.000 человек — согласно его интерпретации договора между Сербией и Грецией, это оправдает отказ Греции от нейтралитета. Однако Венизелос переоценил прочность своих позиций дома. Король Константин не только приходился кайзеру зятем, но и считал, что в интересах страны сохранять нейтралитет. 5 октября он отправил Венизелоса в отставку. Критский лев вернётся в политику в октябре 1916 года, сформирует правительство в Салониках, которое Британия признает законным, а после отречения Константина в июне 1917-го при полной поддержке народа вновь станет премьер-министром, но осенью 1915 года всё это было невозможно предвидеть. Тем временем союзники взялись за дело сами. Греция, сохранявшая нейтралитет и не имевшая возможности сопротивляться, была вынуждена смириться с прибытием франко-британских (впоследствии и русских) экспедиционных сил, частично сформированных из подразделений, отведённых с Галлиполи. Салоники превратились в огромную базу союзников, и в октябре их авангард начал выдвигаться оттуда в сербскую часть Македонии.
Они прибыли слишком поздно. Сербам уже ничем нельзя было помочь. 5 октября немцы и австрийцы начали обстрел занятых противником берегов Савы и Дуная, а через день форсировали обе реки. Непогода и огонь сербов уничтожили часть понтонов, но австрийская 3-я и немецкая 11-я армии сумели захватить плацдармы. 9 октября они вошли в Белград. План Макензена предусматривал закрепление на занятых позициях, а затем охват сербских армий, вытесненных южнее, в центр страны. В соответствии с подписанным месяц назад договором 11 октября болгары должны были пересечь сербскую границу на востоке и одновременно направить войска на юг, чтобы противостоять французам и британцам в Македонии, а немцы и австрийцы продолжили бы наступление с севера. На бумаге всё было гладко, но в реальности помешали те самые пресловутые овраги — особенности местности и климата в условиях приближающейся балканской зимы, а также способность сербов стойко переносить тяготы и лишения. Жители Центральных Балкан, в 1915 году самого бедного региона Европы, привыкли к сезонным трудностям, бездорожью и резким перепадам температуры, отличались храбростью, приобретённой в борьбе с суровыми зимами и турецким владычеством, придерживались традиций кровной мести, дополненной верностью клану, и славились презрением к опасности. Давление немцев после взятия Белграда было сильным, но им не удалось прижать сербов к какой-либо труднопреодолимой преграде. Трижды они были близки к успеху, в частности в Косове, которое турки захватили ещё в 1389 году, но сербская армия, отягощённая десятками тысяч беженцев и практически неиспользуемой артиллерией, сумела оторваться от противника и ускользнуть в направлении Черногории — братского княжества, Албании и моря. Престарелый король Пётр шёл в центре колонны, пробивавшейся к побережью, а ослабевшего воеводу Путника преданные солдаты несли в закрытом паланкине через заснеженные горные перевалы. Выдержать переход через Черногорию могла только армия горцев, и многие сербы погибли от болезней, голода и холода, отбившись от колонн. Тем не менее в начале декабря около 140.000 человек (из 200-тысячной армии) пересекли границу с Албанией, которая в 1913 году получила независимость и оставалась нейтральной, а затем спустились к албанским портам на Адриатике. Затем корабли, в основном итальянские, доставили их на остров Корфу — вместе с несчастными австрийскими пленными, которым тоже пришлось проделать весь нелёгкий путь. Преследовавшая сербов австрийская 3-я армия захватила Черногорию, а болгарские части — ни немцы, ни австрийцы не хотели видеть их на Адриатике — повернули от границы назад, чтобы присоединиться к контрнаступлению против союзников, вторгшихся в Македонию.