Доступное решение проблемы — конвой — встретило сопротивление Адмиралтейства. Командование флота полагало, что группа судов, даже с охраной, представляет собой просто большую мишень. В январе 1917 года оперативный отдел Адмиралтейства отмечал: «Совершенно очевидно, что чем больше судов в конвое, тем выше вероятность успешной атаки подводной лодки»[578]. В докладе делалось заключение, что «независимое» плавание безопаснее. Разумеется, этот анализ был ошибочным. На морских просторах группу судов обнаружить немногим легче, чем одиночное судно. Если они сумеют избежать встречи с подводной лодкой, то все останутся целы и невредимы, а вот одиночные суда, следующие друг за другом, с большей вероятностью окажутся обнаружены и потоплены. Кроме того, Адмиралтейство было введено в заблуждение математической ошибкой. При оценке числа эскортов, которые потребуются для реализации идеи конвоев, британцы посчитали все 2500 судов, еженедельно отплывающих из их портов, и пришли к выводу, что у них недостаточно военных кораблей. И только более тщательный анализ, выполненный новым министром морской торговли Норманом Лесли и молодым морским офицером Р.Г.Э. Хендерсоном, выявил картину, которая делала задачу вполне выполнимой. В неделю в британские порты прибывало 120–140 трансокеанских торговых судов, которые реально участвовали в военном обеспечении, и организовать их сопровождение было несложно[579].
К 27 апреля руководство Адмиралтейства окончательно убедилось в необходимости конвоев (очевидно, вовсе не по указанию Ллойд Джорджа, как принято считать), и на следующий день первый из них отправился в путь. 10 мая он благополучно прибыл в Великобританию. С тех пор конвоирование на океанских маршрутах постоянно расширялось, и потери пошли на убыль. Тем не менее в августе они составили 511.730 тонн, а в декабре 399.110 тонн. Меньше 300.000 тонн ежемесячные потери стали только во втором квартале 1918-го. К этому времени за год с небольшим были отправлены на дно 4.000.000 тонн из 30-миллионного морского грузооборота. Конвои смогли переломить гибельную тенденцию, однако, как и во второй неограниченной подводной войне 1939–1943 годов, это оказалась не единственная причина поражения немецкого подводного флота. Важную роль сыграли дополнительные меры, в том числе установка минных заграждений (70.000 мин только в северном барраже между Шотландией и Норвегией), существенное увеличение числа аэропланов и авианесущих судов в противолодочном патрулировании проливов (685 аэропланов и 103 авианосца), а также самих конвойных судов (в апреле 1918 года их было 195)[580].
Ещё одним следствием использования конвоев стало вытеснение подводных лодок в прибрежные воды для охоты на небольшие незащищённые корабли — там они становились более уязвимыми для атак с воздуха и глубинных бомб, чаще попадали на минные поля. Из 178 субмарин, потопленных во время войны (всего было построено 390), 41 подорвалась на мине, и только 30 были уничтожены глубинными бомбами. Атаки на базы подводного флота, такие как знаменитый рейд в Зебрюгге 23 апреля 1918 года, никак не помешали проводимым им операциям. Тем не менее, несмотря на ограниченные успехи противолодочной кампании, конечная цель Хольцендофа не была достигнута — уничтожение вражеских судов к победе не привело. Нельзя сказать, что британцы выиграли подводную войну, однако немцы её явно проиграли.
Как бы то ни было, неограниченная подводная война подтолкнула Британию к тому, чтобы начать операцию, ставшую самой известной сухопутной кампанией Первой мировой войны, — Третью битву при Ипре, или битву при Пасхендале, по названию деревни, уничтоженной во время наступления, которая была его конечной целью. Во время Первой битвы при Ипре в октябре-ноябре 1914 года британским экспедиционным силам удалось закрыть брешь между незащищённым флангом французской армии и фламандским побережьем, сомкнув Западный фронт. Во втором сражении, в апреле 1915-го, британские войска подверглись газовой атаке — первой на Западном фронте. Они оставили важные позиции у Ипра, но всё-таки остановили противника. В 1917 году оперативная обстановка в секторе британской армии изменилась. У немцев, несмотря на успехи в боях против французов и румын, а также ослабление русской армии, больше не осталось сил на наступательные операции, как годом раньше под Верденом. Их позиции были слишком растянутыми, и Гинденбург с Людендорфом ждали нарушения стратегического равновесия (возможно, в результате победы в подводной войне или окончательного краха царской армии), чтобы перегруппировать силы для решительных действий. Тем временем британцы, на которых после неудачи rupture Нивеля легло основное бремя войны на Западном фронте, осмысливали своё положение.
Дуглас Хейг, герой первой битвы и защитник Ипра во время второй, давно вынашивал планы сделать Ипрский выступ опорным пунктом контрнаступления, которое прорвёт немецкую оборону. Одновременно десантники должны были очистить побережье. Немцы бы лишились своих военно-морских баз в Бланкенберге и Остенде, и это могло бы стать сокрушительным ударом по их подводному флоту. Впервые Хейг предложил данный план 7 января 1916 года, вскоре после назначения командующим британскими экспедиционными силами. Для рассмотрения на совещании в ноябре в Шантийи он его переработал, однако предпочтение тогда отдали проекту Нивеля, предусматривавшему прорыв на Шмен-де-Дам. После неудачи rupture наступление, планировавшееся Хейгом во Фландрии, стало неизбежным. Его обсуждали на англо-французской встрече в Париже 4–5 мая, и Петен, преемник Нивеля, пообещал, что французы поддержат британские войска, организовав до четырёх атак собственными силами.
В начале лета им пришлось признаться своим союзникам, что выполнить это обещание они не смогут. 7 июня Хейг встретился с Петеном в Касселе неподалёку от Ипра и узнал, что две французские дивизии отказались идти на фронт и сменить части на передовых позициях. В действительности таких дивизий насчитывалось не меньше 50, и заверения Петена, что ситуация в их армии была серьёзной, но сейчас её можно считать удовлетворительной[581], являлись большим преувеличением. Ллойд Джордж, будучи в Париже, догадался об истинном положении дел. Он сказал Петену: «Вы не будете сражаться. По той или иной причине»[582] — и предложил опровергнуть эти слова. Петен в ответ лишь грустно улыбнулся. В июне, когда правду о бунтах во французской армии скрывать уже стало невозможно, британцы поняли, что им предстоит воевать в одиночку. Оставалось найти этому оправдание.
Хейг твёрдо верил в победу — и это лучшая из причин для сражения. Его уверенность укрепили июньские события на юге Ипрского выступа. Там 7 июня, в тот самый день, когда Петен впервые сказал о проблемах французов, 2-я армия под командованием генерала Герберта Пламера начала тщательно готовившееся наступление на хребте Месен и добилась полного успеха. Месен — продолжение фламандских холмов к востоку от Ипра — тянется на юг к долине Лиса, которая отделяет равнины Бельгии от французских, удерживался немцами после Первой битвы при Ипре в октябре 1914 года.
Понижение местности там настолько плавное, что взгляд случайного наблюдателя вообще не заметит никаких высот. Присмотревшись внимательнее, можно понять, что позиции, которые занимали немецкие войска, были выше британских вплоть до двух настоящих возвышенностей во Фландрии, гор Кеммель и Мон-де-Ка, и поэтому британцы не имели возможности наблюдать за тылами противника на участке от Ипра до Лилля. Командование британскими войсками на Ипрском выступе давно вынашивало планы захвата хребта Месен, и в 1917 году сапёрные роты прокопали 19 тоннелей, которые оканчивались камерами с взрывчаткой, всего около 500 тонн. На рассвете 7 июня всё это взорвали — отголоски грохота слышали даже в Англии, — и в атаку пошли девять дивизий, в том числе 3-я австралийская, новозеландская, а также ветераны первого дня боёв на Сомме, 16-я ирландская и 36-я ольстерская. Наступлению предшествовала почти трёхнедельная артиллерийская подготовка, во время которой выпустили 3.500.000 снарядов. Когда волны атакующих достигли вершины хребта Месен, оставшиеся в живых защитники не смогли оказать сопротивление, и британские войска почти без потерь заняли то, что осталось от немецких траншей. Этим ударом британцы отбросили врага от южной оконечности Ипрского выступа, что подкрепило желание Хейга атаковать в центре и дойти до фламандского побережья.
Препятствие для второго крупного наступления на Западном фронте после прошлогоднего сражения на Сомме оставалось прежним — колебания премьер-министра. Дэвида Ллойд Джорджа угнетали растущие потери британцев — уже 250.000 убитых при ничтожных военных успехах, за которые пришлось заплатить такую высокую цену. Он искал альтернативу в действиях в Италии против австрийцев и даже против турок на Ближнем Востоке — такая политика получила название выбивания опор из-под Германии. Эти действия не принесли желаемого результата, а просьбы Хейга дать разрешение на большое наступление во Фландрии звучали все громче. Убеждённость Хейга в успехе не разделял генерал сэр Уильям Робертсон — главный военный советник Ллойд Джорджа, бывший кавалерист, природный ум и сила характера которого привели его на высший пост в британской армии. И всё же, несмотря на сомнения, Робертсон предпочёл военную прямоту Хейга политической уклончивости премьера и, когда потребовалось встать на чью-то сторону, выбрал командующего экспедиционными силами.
В июне Ллойд Джордж сформировал ещё один внутренний комитет правительства, в дополнение к комитету по Дарданеллам и Военному совету, чтобы выработать общую стратегию войны. Комитет по военной политике, в состав которого вошли лорд Керзон, лорд Милнер и южноафриканец Смит, впервые собрался 11 июня. Самые важные его заседания состоялись 19–21 июня, когда Хейг рассказал о своих планах и попросил одобрения. Ллойд Джордж засыпал его острыми вопросами и подверг безжалостной критике. Он выразил сомнения в значимости наступления Керенского, на которое рассчитывал Хейг, указал на небольшую вероятность захвата баз подводных лодок и спросил, как можно обеспечить успех наступления, имея лишь небольшой перевес в пехоте и в лучшем случае равенство в артиллерии. Обсуждение длилось два дня. Хейг твёрдо стоял на своём. Ллойд Джорджа беспокоили потери и трудности набора пополнения, но Хейг настаивал: