Гражданской войны в России могло бы и не быть, не растеряй большевики те преимущества, которые они получили в первые месяцы после революции. Причиной этого стали неудачная дипломатия и безнадёжно ошибочная вера в революционный импульс, который разрушит капиталистические государства снизу. С ноября 1917 по март 1918 года большевики одержали решительную победу в большинстве губерний и областей, на которые была поделена царская империя. Во время так называемой эшелонной войны вооружённые отряды революционеров двинулись из Петрограда вдоль железнодорожных путей, чтобы установить связь с 900 Cоветами, заменившими государственные органы власти в больших и малых городах России, а также подавить сопротивление тех, кто не принял Октябрьскую революцию. Российские железные дороги во время этого короткого, но блистательного эпизода революции Ленин использовал так, как Мольтке не сумел использовать немецкие в 1914 году. За короткое время необходимые силы были доставлены во все ключевые пункты страны, и череда успехов на местах в сумме обеспечила победу революции.
Затем, установив свою власть по всей России, большевики стали торговаться с немцами относительно условий мирного договора, который закрепил бы их победу. Брестский мир был невыгодным. Он требовал отказаться от Русской Польши и почти всей Прибалтики, предписывал вывести русские войска из Финляндии и Закавказья, а также заключить мир с националистами на Украине, которая объявила о своей независимости[633]. Впрочем, Польша и Прибалтика всё равно уже были потеряны, в Финляндии чаша весов склонялась в пользу националистов Маннергейма, а власть большевиков в Закавказье и на Украине была слабой и распространялась не на все территории, поэтому условия Брест-Литовского мира жёсткими являлись скорее на бумаге, чем фактически. В сложившейся ситуации большевики могли подписать договор без особого ущерба для себя, решив, что отданные земли можно будет вернуть, когда положение немцев ухудшится, а их собственное улучшится. Тем не менее они были одержимы иллюзией, что всем империалистическим державам грозит мировая революция, вроде той, которую они совершили в своей стране, а их сопротивление Германии поможет немецким рабочим выступить против своих угнетателей в знак солидарности с большевистской Россией.
Эти иллюзии подпитывались волной стачек, начавшихся в Германии с забастовки 28 января 1918 года. В ней участвовало более 1.000.000 рабочих, лидеры которых призывали к миру без аннексий, повторяя главный лозунг большевиков. В некоторых городах появились рабочие Советы[634]. Впрочем, протестное движение удалось быстро подавить. Более того, как и во время аналогичных забастовок во Франции в 1917-м, их причиной был не революционный энтузиазм, а усталость от войны и её тягот, как психологических, так и материальных. Тем не менее влияние этих выступлений на большевистских лидеров имело катастрофические последствия. Если отличавшийся практичностью Ленин призывал к осторожности, указывая, что время, установленное для ответа на немецкие условия, необходимо использовать для укрепления собственных сил, которые могли бы противостоять внутренним и внешним врагам, то Троцкий, занимавший пост народного комиссара по иностранным делам, поддался идеологическому романтизму и сумел привлечь на свою сторону большинство Центрального комитета партии. Он объявил о принципе «ни мира, ни войны», который должен был спровоцировать немцев на жёсткие действия, в результате чего на головы империалистов обрушится гнев мировой революции, сначала в самой Германии, а затем и в остальных капиталистических странах[635]. Россия не станет подписывать договор и не будет воевать. Подтверждением серьёзности этого необычного решения отказаться от использования силы в ожидании духовного краха врагов революции послужила всеобщая демобилизация русской армии, объявленная 29 января[636]. В Брест-Литовске Троцкий ещё 10 дней уклонялся от ответа немцам. Затем, 9 февраля, Германия заключила сепаратный мир с Украиной и одновременно выдвинула большевикам ультиматум с требованием подписать договор на следующий день. В противном случае заключенное в декабре перемирие будет отменено и немецкая армия совместно с австрийскими и турецкими частями оккупирует территории, которые согласно Брестскому договору должны были отделиться от России.
В течение следующих 11 дней германские части вышли на позиции, названные в ультиматуме установленной линией[637]. В ходе операции «Фаустшлаг» («Удар кулаком») большевики были разгромлены в Белоруссии, на западе Украины, в Крыму, в промышленном районе Донецка, а 8 мая и на Дону. Меньше чем за два месяца немцы захватили более 300.000 квадратных километров территории России с лучшими сельскохозяйственными землями, важными месторождениями сырья и значительной частью промышленности. «Это самая комичная война из всех, что мне известны, — писал генерал Макс Хоффман, служивший у Гинденбурга начальником штаба во время сражения при Танненберге. — Мы сажаем горстку пехотинцев с пулемётами и одной пушкой на поезд и отправляем на следующую станцию. Они её захватывают, берут большевиков в плен, пополняют свои ряды и двигаются дальше. По крайней мере, в происходящем есть обаяние новизны». Это была новизна молниеносной победы — той самой, о которой мечтал Шлифен, но которой так и не смогла добиться немецкая армия с самого начала войны.
Такие победы, как показывает опыт, часто оборачиваются несчастными последствиями для самих победителей. «Удар кулаком» имел последствия, но ко многим несправедливостям русской революции добавилось зло, причинённое не немцами, а терпящими поражение большевиками. Провал их политики обернулся для страны ещё тремя бедами. Во-первых, некоторые национальные меньшинства России воспользовались возможностью освободиться из-под власти Петрограда и создали собственные правительства. Во-вторых, неспособность большевиков противостоять немецкому вторжению, вслед за чем последовало поспешное соглашение подписать невыгодный мирный договор, убедила колеблющихся западных союзников — не только Францию и Великобританию, но и Соединённые Штаты Америки, а также Японию — в необходимости военного присутствия на территории России, чтобы создать военную угрозу для немецких оккупационных войск. И наконец, в-третьих, разгром вооружённых сил большевиков позволил их противникам внутри страны начать контрреволюционные действия, и это быстро переросло в Гражданскую войну.
Первым народом, который добился независимости, стали финны. Следующими её получили этнические румыны — население Бессарабии и Молдавии. Воспользовавшись тем, что на этих территориях ещё оставались некоторые части румынской армии, они в январе 1918 года провозгласили Молдавскую народную республику, которая в апреле вошла в состав Румынии. Несмотря на присутствие здесь значительного числа русских как национального меньшинства, румынской эта земля оставалась вплоть до 1940 года. В Закавказье, которое в состав Российской империи вошло только в XIX веке, этнических русских насчитывалось гораздо меньше — в основном это были жители городов, работники железной дороги, чиновники и солдаты[638]. Коренному населению, исповедовавшим христианство грузинам и армянам, а также мусульманам-азербайджанцам в ноябре 1917 года из Петрограда гарантировали право на самоопределение. В апреле 1918-го было объявлено о создании Закавказской демократической федеративной республики[639].
Просуществовала федерация только месяц, и причины её распада уходили корнями в исторические противоречия между тремя народами. Тем не менее Армения и Азербайджан потеряли независимость только в 1920 году, когда большевики решили взять назад свои слова о свободе самоопределения, а Грузия — в 1921-м. В промежутке все три независимых страны оказались втянутыми в последнюю стадию Первой мировой войны посредством интервенции, прямой или косвенной, её главных участников.
Закавказье и Прикаспийский регион можно было бы считать захолустьем, если бы не ресурсы огромного стратегического значения — кавказская нефть, очищаемая в Баку, портовом городе на Каспийском море, и хлопок прикаспийского Туркестана — и не железные дороги, которые позволяли вывозить эти ресурсы. По условиям Брестского мира большевистская Россия должна была уступить часть обоих регионов Германии. Конечно, большевики хотели оставить себе как можно больше. Свои интересы были и у Турции — она стремилась включить в Османскую империю тюркоговорящие народы Закавказья. Весной немецкие войска, закрепившиеся на востоке Украины и в Донецком угольном бассейне, начали продвижение на восток, к Баку. Их примеру последовали турки, которые пересекли границу на Кавказе. Одновременно со своей базы в Индии и из зоны влияния в Южной Персии, установленной по соглашению с царской Россией в 1917 году, в регион ввели войска британцы[640].
На начальных этапах Первой мировой войны британско-индийские силы закрепились тут, создав так называемый восточноперсидский кордон, чтобы помешать деятельности немецких, австрийских и турецких агентов, которые пытались организовать беспорядки на северо-западе Индии, на границе с Афганистаном. Постоянное дежурство на восточноперсидском кордоне стало задачей 28-й индийской кавалерийской дивизии[641], а местные стрелковые формирования патрулировали границу индийского Белуджистана и Персии[642]. Весной 1918 года, получив известия о наступлении немцев и турок на Закавказье и Прикаспийский регион, британцы решили укрепить свои силы. Ещё в январе колонна их бронеавтомобилей под командованием генерала Лионеля Чарльза Денстервиля (отряд «Денстерфорс») направилась из Месопотамии к Каспийскому морю, в Баку. В июне за ней последовали индийские подразделения под командованием генерала Уилфрида Маллесона, которые пересекли северо-западную границу, чтобы основать базы в персидском городе Мешхед к югу от Каспия и не дать немцам и туркам проникнуть в российскую Среднюю Азию.