и, после чего образовавшееся там сборище рассеялось. Одновременно значительные скопища образовались на Лиговской улице, Знаменской площади, также на пересечении Невского Владимирским проспектом и Садовой улицей, причем во всех этих пунктах толпа вела себя вызывающе, бросая в войска каменьями и комьями сколотого на улицах льда.
Поэтому когда стрельба вверх не оказала действия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками, последние вынуждены были, для прекращения буйства, прибегнуть к стрельбе боевыми патронами по толпе, в результате чего оказались убитые и раненые, большую часть которых толпа, рассеиваясь, уносила с собою.
В начале пятого часа Невский был очищен, но отдельные участники беспорядков, укрываясь за угловыми домами, продолжали обстреливать воинские разъезды. Войска действовали ревностно.
Исключение составляет самостоятельный выход 4-й эвакуационной роты Павловского полка. Охранным отделением арестованы на запрещенном собрании 30 посторонних лиц в помещении группы центрального бюро Военно-промышленного комитета и 136 партийных деятелей, а также и революционный руководящий коллектив из 5 лиц. По моему соглашению с командующим войсками контроль распределения выпеченного хлеба, также учета использования муки возложен на заведующего продовольствием в империи Ковалевского[155]. Надеюсь, будет польза. Поступили сведения, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работе. В Москве спокойно. Министр внутренних дел Протопопов».
Про самое важное событие дня — бунт павловцев, Протопопов не счел нужным сообщить.
Утвердив текст телеграммы в Ставку, Протопопов поехал на квартиру председателя Совета министров Голицына, где было назначено заседание Совета.
Совет министров по предложению Голицына обсуждал главный вопрос — о прекращении сессий Государственного совета и Государственной думы. Теперь большинство министров стояло за роспуск их. В подтверждение правильности этой меры приводили мнение некоторых думцев, в том числе Маклакова.
Премьер согласился с большинством и, взяв оставленный ему государем подписанный уже бланк, проставил на нем дату 25 февраля, объявляя роспуск с 26-го, что было сообщено Родзянко в ночь на 27-е число.
В 1 час 58 минут ночи на 27 февраля князь Голицын телеграфировал государю:
«Долгом поставляю всеподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству, что в силу предоставленных Вашим Величеством мне полномочий и согласно состоявшемуся сего числа заключению Совета министров занятия Государственного совета и Государственной думы прерваны с сего числа, и срок возобновления таковых занятий предуказан не позднее апреля текущего года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств. Соответствующие указы, помеченные 25 февраля в царской Ставке, будут распубликованы завтра, 27 февраля.
Председатель Совета министров князь Голицын».
Совет министров совершенно не коснулся вопроса о мерах, которые должны быть приняты, дабы закрытие Думы не повело каким-либо демонстрациям около Думы. Об этом никто не заботился. Все как бы были загипнотизированы, что все, что надо, сделает генерал Хабалов; он же, во-первых, не знал и не понимал, что в таких случаях надо делать, а главное — он уже совершенно растерялся.
Хабалов, как и полковник Павленков, донесли в Ставку о случившемся в тот день. Родзянко же, получив извещение о роспуске Думы, поторопился послать генералу Алексееву и некоторым главнокомандующим свою знаменитую телеграмму, текст которой, как и тексты телеграмм Хабалова и Павленкова, приводятся в главе о происходящем в Ставке 27-го числа.
Между тем у большинства в рабочих кругах настроение было паническое. Стрельбу на улицах поняли как доказательство решимости правительства подавить беспорядки во что бы то ни стало. Раздавались даже голоса за прекращение демонстраций и даже забастовок. Правда, более горячие большевики стояли за продолжение борьбы, но требовали оружия. Лидеры отвечали, что оружия нет и что достать его надо от солдат; надо с ними брататься и перетянуть их на свою сторону.
Растерянность царила и среди социалистической интеллигенции. В тот вечер у Керенского было совещание разных фракций и царило преобладающее мнение, что революция еще не своевременна. Правительство берет верх. Надо еще подождать. Много позже, опираясь на это собрание, Керенский говорил, что «русскую революцию сделали не революционные партии, а представители думской цензовой интеллигенции и генералы». Керенский, безусловно, был прав. Но не только непригодность министра внутренних дел и высшего военного начальства в Петрограде помогли им сделать революцию.
Ночь на 27 февраля помогла им. Поздно той ночью я ехал домой из Охранного отделения. Я был под впечатлением многого виденного и слышанного там.
Я видел, как один из руководителей агентуры очищал свой письменный стол и на всякий случай уничтожал все касающееся секретных сотрудников. Все было понятно без слов.
На улицах было пустынно. Полиции нет. Изредка встречаются патрули или разъезды. Спокойно. Зловеще спокойно. Но не спокойно в казармах. Всюду разговоры о событиях за день. Обсуждают стрельбу по толпам. Обсуждают бунт павловцев.
Смущены не только солдаты, но и офицеры. Офицеры видели за день на улицах полную бестолочь. Нет руководства. Нет старшего начальника. Павленков, которому пытаются телефонировать, даже не подходит к телефону. Офицеры критикуют и бранят высшее начальство.
Глава 33
27 февраля в Петрограде. — Бунт в запасном батальоне лейб-гвардии Волынского полка. — Развитие солдатского бунта. — Разгром тюрем, поджог суда, баррикады. — Закрытие Государственной думы. — Временный комитет Государственной думы. — Мероприятия генерала Хабалова. — Отряд полковника Кутепова и его судьба. — Планы офицеров запасного батальона лейб-гвардии Преображенского полка. — Действия Совета министров. — Военный министр генерал Беляев. — Генерал Хабалов. — В градоначальстве. — Великий князь Кирилл Владимирович. — Генерал Глобачев, его последний разговор с Протопоповым и конец Охранного отделения. — Последнее собрание Совета министров в Мариинском дворце. — Устранение Протопопова. — Телеграмма князя Голицына государю. — Совещание Голицына, Родзянко и великого князя Михаила Александровича. — Ответ государя. — Правительство перестает функционировать. — Министры разбегаются
В понедельник 27 февраля в беспорядках приняли участие солдаты, затем Государственная дума, и это обратило беспорядки сперва в военный бунт, а затем и в революцию. Так считают ученые.
Мы полагаем, что революция, которая в течение последних месяцев была у всех в умах, которую по-разному подготовляли очень многие, началась 23 февраля.
27-го числа она лишь приняла новую форму. Применение ружейного огня против толпы всегда производит сильное впечатление на солдат и на офицеров. Когда же стрелять приходится против невооруженной толпы, среди которой большинство просто зеваки, впечатление оказывается почти потрясающим. Вид безоружного противника, вид убитых и раненых смущает солдата. Да правильно ли поступает начальство, приказывая стрелять? Да хорошо ли, что мы стреляем? Эти вопросы невольно приходят в голову солдата. Смущены бывают и офицеры, а отсюда и стрельба вверх и пальба холостыми залпами… И вот почему прекращение так называемых беспорядков не может быть подведено под один шаблон. Не может быть поручаемо лицу, незнакомому с общественными движениями, не знающему, что такое толпа с ее особой психологией. Это лицо должно быть специалистом в полицейско-административном деле в самом широком смысле слова. Только такой человек, имея за собою опыт службы и практики, может знать, когда и какой надо употреблять прием против демонстрантов, против толпы. Только он может решить правильно, когда надо прибегнуть к крайнему средству, к огню. И он решает этот вопрос на месте, а не сидя в кабинете. В Петрограде по чьей-то несчастной инициативе был выработан знаменитый план подавления беспорядков. Его и стали приводить в исполнение прямолинейно, по-военному, отстранив высшее полицейское начальство, и ничего, кроме дурного, из этого не вышло. И самое решительное средство борьбы с толпой — стрельба, вследствие запоздалого (на целых два дня) его применения, послужило не к прекращению беспорядков, а к обращению их в солдатский бунт, а затем и во всеобщую революцию.
Выше уже было указано, как стрельба учебной команды павловцев повела к бунту 4-й роты. Быстрое вмешательство офицеров прекратило его. Много хуже произошло в учебной команде запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка. Накануне, 26 февраля, эта учебная команда энергично действовала в районе Знаменской площади и на Николаевской улице. В районе площади команда не раз стреляла по толпе. На Николаевской улице старший унтер-офицер Кирпичников задержал студента с бомбой и передал в распоряжение полиции. Вернувшись часам к одиннадцати вечера в казармы после целого дня столкновений с толпой, наслушавшись много агитационных фраз, словечек, просьб и увещеваний и со стороны рабочих, и особенно со стороны женщин, которые просто прилипали к солдатам, упрашивая не прогонять и не стрелять, солдаты были смущены.
Особенно тревожно было во 2-й роте команды, где был Кирпичников. Не раз в последние дни он в разговорах возбуждал сомнение солдат — да правильно ли, что они идут против своих… Тихие разговоры велись ночью по кроватям, на нарах. Около кровати Кирпичникова собрались все взводные. Кирпичников уговаривал товарищей не выступать завтра против народа. Не стрелять. Довольно. Все согласились. Решили заявить завтра об этом командиру 1-й роты Дашкевичу. То был серьезный, суровый и энергичный офицер.
Что будет дальше — того не знал и сам Кирпичников.
27 февраля учебная команда поднялась раньше обыкновенного. Взводные вели агитацию по своим взводам. Солдаты соглашались слушаться во всем команду Кирпичникова. Он был фельдфебелем. Стали выстраиваться. Каптенармус притащил ящик с патронами.