Беляев».
Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь революционная власть и признавшие ее войска… Последний оплот царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков… Лишь два министра, Беляев и Покровский, продолжают упрямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя государю. Другие уже арестованы.
В 4 часа дня вооруженная толпа нахлынула в Адмиралтейство и арестовала находившихся там генералов: Хабалова, Беляева, Балка, Вендорфа, Казакова. Их отвезли в Таврический дворец. Хабалов настолько был растерян, что назвался чужим именем, как начальник какой-то дивизии. Его и отпустили, но хитрость скоро была обнаружена, генерал с конфузом был изобличен и вновь арестован.
В то утро некоторые офицеры и солдаты одиночным порядком отправились в Царское Село, надеясь во дворце найти центр для сбора верных государю войск. Туда направилась и одна из рот лейб-гвардии Петроградского полка. А на Выборгской стороне, по слухам, горсть офицеров и солдат-самокатчиков геройски сражалась и умирала под напором революционных банд… Там толпа осаждала казармы самокатчиков. Осажденные отстреливались из пулеметов. Толпа раздобыла бомбометы и подожгла казармы. Имена героев неизвестны. Таких героев, готовых погибнуть, тогда было много в Петрограде, но высшая военная власть, растерявшись, не сумела их использовать против революции и сама погибла бесславно.
В Таврическом дворце известие о конце сопротивления Хабалова было встречено восторженно. Незадолго до того узнали о присоединении к революции гарнизона Петропавловской крепости. В самом Петрограде уже нечего бояться. Здесь с царским правительством покончено. Временный комитет начинает организационную работу. Во все министерства назначены комиссары. Они заменяют министров. В Думе с утра толчея. Наплыв всякой публики увеличивается. Большинство — солдаты. Утром Родзянко приказал вынуть в Главном зале из великолепной золоченой рамы с регалиями царский портрет. Несколько солдат штыками сорвали его. Смотревшие на эту картину острили. Вместо портрета зияет пустота. То, что произошло, красноречиво говорит, что у Временного комитета с государем в уме уже покончено. Это понятно без слов. Это самое главное, уже сделанное революцией завоевание. Его надо только оформить.
С утра в Думу приходят войсковые части, сперва в большинстве без офицеров. Одним из первых явился запасный батальон Преображенского полка. Его офицеры так помпезно заявили революционному правительству, что они становятся на его сторону, а солдаты не признали их достойными революции, не пожелали идти с ними и пришли без них. Характерный курьез того времени, объясненный позже членом Временного комитета Шидловским в его воспоминаниях.
Пока государь не отрекся, офицеры в массе не стали на сторону революции. Столь пламенно проявленный порыв к «свободе» преображенцев явился исключением. Всюду солдаты поняли, что офицеры за государя. Что они контрреволюционеры. Всяческие агитаторы натравливали солдат на офицеров. Начались нападения на офицеров. Их разоружают. Кое-где бьют. Их арестовывают и привозят в Думу. Временный комитет встревожен. Депутаты встречают пришедшие части, разъясняют необходимость воинской дисциплины, уговаривают слушаться офицеров. Начинается поездка депутатов по казармам. Однако демагогия солдат растет. Настоящие революционеры разжигают солдат против офицеров. Офицер — дворянин и царист, а революция против царя.
Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во главе которой становится Гучков. К ней неохотно, но присоединяется и тот действительно революционный «штаб», та небольшая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную форму отставной полковник Энгельгардт.
В комнате № 41 уже расставлены столы, и там уже суетятся настоящие офицеры Генерального штаба: Туган-Барановский, Якубович, князь Туманов, Половцев.
Последний (начальник штаба Дикой дивизии) лишь два дня тому назад обедал в Ставке за высочайшим столом, говорил с государем, целовался с тем самым генералом Ивановым, против которого обдумывает теперь меры. Привлечены к штабной работе двадцать офицеров из числа учащихся в академии. Половцев и инженер Пальчинский, его сотоварищ по Горному институту, главные помощники Энгельгарда.
Штаб уже знает, конечно, что на Петроград двигается Иванов… Штаб делает распоряжения о занятии революционными войсками вокзалов, дворцов и иных важных пунктов. О прекращении грабежей и разгромов, об аресте стреляющих с крыш из пулеметов. Последняя легенда была самой популярной тогда.
Но особенно тревожит штаб оборона вокзалов и самого Таврического дворца. Кто знает, как будут действовать части, которые двинутся на столицу с фронта…
С утра в Думу приводят и привозят арестованных видных деятелей царского режима. Их арестовывает каждый, кто хочет. Но есть и список, кого нужно взять, санкционированный будто бы Временным комитетом.
Привозят арестованного якобы за измену престарелого Штюрмера. Как бы для курьеза, чтобы скрыть все следы настоящих изменников и шпионов военного времени, Энгельгардт утром отдает приказ некоему «наезднику» Сергею Архипову, с нарядом в пятьдесят человек, арестовать в доме № 41 по Знаменской улице контрразведывательное отделение штаба округа, с его начальником полковником Якубовым. Арестовали генерала Курлова, митрополита Питирима, председателя Союза русского народа Дубровина, сенатора Владимира Трепова, всех офицеров Губернского жандармского управления, кроме начальника. Начальник управления генерал Волков убит толпой. А управление подожжено. Корпус жандармов может гордиться. Их старший представитель в столице погиб на службе за царя и родину одним из первых.
Вечером явился добровольно жалкий и униженный Протопопов. Керенский спас его от самосуда толпы. Родзянко по-барски хотел оказать протекцию некоторым из арестованных бюрократов, но Керенский властно пресек эти попытки «именем революционного народа». Керенский рос. Разыгрывая в глазах толпы вождя, он многих спас тогда от смерти. Он много сделал тогда, чтобы в Думе не было кровопролития.
Бесконечно ведут арестованных чинов полиции и жандармов. Многие избиты. Толпа зверски расправляется с полицией на улице. Солдаты приводят арестованных своих офицеров. Обвиняют в контрреволюции. Родзянко важно, по-начальнически принимает арестованных офицеров от солдат, благодарит за усердие, а когда солдаты уходят, отпускает офицеров.
Скоро весь Министерский павильон и хоры Главного зала обратились в тюрьму, даже и подвалы. Команда преображенцев с унтер-офицером Кругловым несет караул. Вскоре его заменил прапорщик Знаменский.
Но, празднуя победу, все в Думе нервничают и боятся. Боятся возвращения государя, боятся прихода войск с фронта. Вот почему овладеть всей сетью железных дорог, помешать движению императорских поездов делается очередной задачей революции. За выполнение ее, по собственной инициативе, хотя и с согласия Родзянко, взялся член Думы инженер Бубликов. Высокий, красивый брюнет, смелый и энергичный, готовый на всякую революционную авантюру, отлично подходил к выпавшей ему задаче. Заняв с помощью двух офицеров и команды солдат здание Министерства путей сообщения, Бубликов объявил министра Кригер-Войновского арестованным и стал распоряжаться по-революционному.
По всем станциям российских железных дорог была дана следующая телеграмма:
«Железнодорожники! Старая власть, создавшая разруху во всех областях государственной жизни, оказалась бессильной. Комитет Государственной думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от имени отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Движение поездов должно поддерживаться непрерывно с удвоенной энергией. Страна ждет от вас больше чем исполнения долга — она ждет подвига. Слабость и недостаточность техники на русской сети должны быть покрыты вашей беззаветной энергией, любовью к родине и сознанием роли транспорта для войны и благоустройства тыла».
Телеграмма была подписана председателем Временного комитета Родзянко и комиссаром Бубликовым. Из этой телеграммы вся Россия как бы официально узнала, что в Петрограде произошел переворот, что старая власть пала и ее заменил Временный комитет. Телеграмма опережала события, так как царская власть еще существовала, но своим авторитетным, начальническим, серьезным тоном телеграмма казалась, бесспорно, правдивой, и ей верили.
Вторая телеграмма Бубликова начальнически воспрещала движение каких-либо воинских поездов в районе 250 верст вокруг Петрограда. Этим революция была защищена от напора царских войск с фронта. Вызвав затем из Царского Села инженера Ломоносова[163], служащего в Министерстве путей сообщения, Бубликов предложил ему служить революционному правительству. Ломоносов согласился, и Бубликов поручил ему установить место нахождения императорских поездов и взять их движение в свои руки, чтобы поступить с ними, как прикажет Временный комитет. Это было около 11 часов вечера. Не прошло и часа, как Ломоносов вошел в связь с начальством Николаевской, Северо-Западной и Московско-Виндавской железных дорог, по которым должны были следовать императорские поезда. Он отдавал приказания. Все слушались.
Под одной кровлей с представителями революционной буржуазии еще с большей энергией работал на революцию Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. Делая вместе с буржуазией революцию, заправилы Исполкома не забывали, что буржуазия их враг, что они лишь временные попутчики, что цели их различны. Утром 28 февраля появился первый номер «Известий» Петроградского Совета рабочих депутатов. А затем и прибавление к нему. В этом последнем был помещен составленный большевиками Манифест Российской социал-демократической рабочей партии «Ко всем гражданам России». В нем говорилось, между прочим:
«Задача рабочего класса и революционной армии — создать Временное революционное правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республиканского строя…