На милостивый рескрипт Кривошеин ответил государю письмом, в котором, между прочим, писал:
«…ведь если мне и удалось быть сколько-нибудь полезным Вам, Государь, и России, то потому только, что во всех моих начинаниях я имел великое счастье пользоваться Вашей могучей поддержкой. С нею работать было легко, а без нее ни у кого ничего не выйдет.
И за эту поддержку, и за десять незабвенных для меня лет благосклонности вашей позвольте принести Вашему Императорскому Величеству безграничную мою благодарность, а за все, в чем не сумел оправдать Ваших ожиданий или в чем погрешил невольно — прошу Вас, Государь, великодушно забыть и простить».
Так писал старый, умудренный опытом государственным министр, искренно оценивший все значение работы самого государя.
Как мало походило это на речи тех кратковременных министров, которые, входя впервые с докладом в государев кабинет, уже считали себя все знающими и понимающими и готовыми поучать самого государя, забывая одно — что он, государь, правил Россией двадцать лет, и за это время Россия развивалась и преуспевала во всех отношениях.
Увольнение Кривошеина усилило слухи о реакции и о «темных силах».
27 октября в 11 часов вечера государь выехал с наследником в Ревель. Государя сопровождали: генерал-адъютант Фредерикс, Бенкендорф, Нилов, генералы свиты Воейков и Граббе, флигель-адъютанты великий князь Димитрий Павлович, Шереметев, Дрентельн и Саблин, лейб-хирург Федоров. С наследником ехал Жильяр.
28-го утром прибыли в Ревель. Встретили морской министр Григорович, местные власти, командующий Балтийским флотом вице-адмирал Канин, на которого после смерти адмирала Эссена возлагали много надежд.
Приняв почетный караул и начальников отдельных частей, государь начал объезд крепостных сооружений. Утро было холодное, морозное. Государь внимательно осматривал все постройки, выслушивал доклады, интересовался всем, смотрел войска. Наследник, держась около государя, вслушивался во все. На одном из укреплений полковник Дрентельн, с которым я был в добрых отношениях в течение десяти лет, отвел меня в сторону. «Ну что, — сказал он, кивая на Воейкова, — разгоняет всех, чтобы властвовать одному. Прогнали Орлова, Джунковского. Скоро уйду и я. А дружит ваш с [сукиным сыном] Хвостовым».
И Дрентельн, находившийся в свойстве с Хвостовым и знавший его отлично как человека, стал мне его отчитывать и доказывать, что никакого толка и добра из его назначения не выйдет. Выйдет один скандал. Этому [сукину сыну] он и руки при встрече не подаст…
Я заступился за Воейкова, доказывая, что он ни при чем в назначении Хвостова, но что ему, как дворцовому коменданту, надо ладить с ним, поддерживать хорошие отношения и т. д. Дрентельн был очень настроен против А. А. Вырубовой, и если не говорил, то давал понять, что он против влияния царицы. Отъезд прервал наш разговор.
Как это показательно, думал я, сидя в автомобиле. Это говорил Дрентельн, еще так недавно любимец всей царской семьи и самой Анны Александровны, участник ее вечеринок, услаждавший всех игрой на рояле. Все преходяще.
После завтрака государь посетил транспорт «Европа» и несколько подводных лодок. Среди них были две английские, сумевшие проскользнуть в Балтийское море. Они потопили несколько германских боевых судов и пароходов. Лейтенантов английского флота Гутхорта и Кроли государь наградил орденами Святого Георгия. Один из них только что вернулся с моря, потопив немецкий корабль «Ундина». Рассказывали, что предварительно англичанин снял с «Ундины» маленькую собачку.
Государь много расспрашивал моряков об их действиях и, видимо, был очень доволен. О подвигах наших моряков писалось тогда мало. Все считалось тайной. Тут завеса тайны была приоткрыта. Геройство наших моряков и их подвиги были видны воочию. Придворный фотограф сделал много тогда снимков и был немало удивлен, что все пленки потребовал к себе дворцовый комендант для цензуры.
Государь осмотрел кораблестроительный завод Русско-Балтийского общества и выразил восхищение продуктивностью его работы. Там достраивался, кажется, уже десятый во время войны миноносец. Рабочие, стоявшие вплотную к царю, приветствовали его восторженно. Не имея времени посетить завод Беккера, государь лишь проехал тихо по его территории. Рабочие были в восторге, так как царь здоровался с ними. Посетив затем военно-морской госпиталь, государь вернулся в поезд. После чая государь принимал доклад Канина в присутствии Григоровича. В 9 часов вечера покинули Ревель. В 12 часов 15 минут прибыли во Псков. В вагон государя прошел генерал Рузский и пробыл больше часу. Это многих заинтриговало, так как Рузский не ладил с генералом Алексеевым. Около двух часов поезд двинулся дальше.
29 октября государь смотрел войска Рижского укрепленного района. В 8 утра поезд остановился в Вендене. Для доклада прибыл командующий армией генерал Горбатовский. Он был в чудном, приподнятом настроении. Ночью его войска отбили десять немецких атак. Было чему радоваться. Погода была ужасная, лил дождь. Около часу прибыли в Ригу. Все как будто замерло. Фабрики, заводы молчат. На Двине, где обычно лес мачт и труб, пусто. Только у мостов охрана на плотах бодрствует. Поезд тихо пробирается за город, за Двину. Проехали несколько сильно разрушенных домов. Подсевший в наш поезд жандармский полковник рассказывает, какое сильное, кошмарное впечатление производят появляющиеся ночью цеппелины. Зловещий шум моторов среди ночной тишины и затем взрывы бомб действовали ошеломляюще. Сегодня утром уже был аэроплан.
Императорский поезд остановился за городом. Высоко в облаках наши аэропланы. Издали доносятся выстрелы тяжелой артиллерии. Немцы в 16 верстах по одному направлению и в 25 — по другому.
Недалеко от железнодорожного полотна построено несколько сибирских полков, стяжавших за войну вполне заслуженную славу. Некоторые части пришли из окопов. Государь беседовал с частями, горячо благодарил их и желал успеха в борьбе с дерзким и сильным врагом. Наследник был около и жадно ловил каждое слово. В ответ Горбатовский провозгласил «ура!» в честь государя. Кричали восторженно. Посетив после смотра вторую городскую больницу, государь отбыл из Риги.
30-го числа в 2 часа дня прибыли в Витебск. Шел дождь. Государь проехал в лагерное расположение 78-й пехотной дивизии. Полки этой дивизии стяжали бессмертную славу в боях на Карпатах и в Галиции. Здесь дивизия пополнялась. Придя сюда, вся дивизия вместо восемнадцати тысяч штыков насчитывала лишь девятьсот восемьдесят человек. Остальные все пали геройскою смертью храбрых. Теперь дивизия была доведена до пятнадцати тысяч. Под проливным дождем государь обходил полк за полком и благодарил за подвиги. Наследник храбро месил грязь около государя, желая видеть всех. Перед прохождением полков государь заметил группу полковых дам, мокнувших под дождем, лишь бы увидеть государя с наследником.
Его величество послал флигель-адъютанта пригласить дам в приготовленную для него палатку, которой не пожелал воспользоваться. На обратном пути в поезд государь заехал в собор. Он был переполнен народом. Стеной стоял народ на улицах, несмотря на отвратительную погоду. Энтузиазм был большой. В 5 часов отбыли из Витебска и в 8 вернулись в Могилев. Тут стоял теплый, хороший вечер. Остались ночевать в поезде, а на следующее утро государь с наследником проехал во дворец.
31-го числа наследник, шаля на стуле, ушиб левую руку. Появилась опухоль. Он провел беспокойную ночь и весь день 1 ноября оставался в постели. 2-го числа опухоль спала, но мальчик был бледен, и у него даже было небольшое кровотечение из носа. Тем не менее он был днем с государем в военном кинематографе. Показывали жизнь на фронте и действия Черноморского флота.
3 ноября день рождения великой княгини Ольги Николаевны. Государь заказал молебен. Церковь была полна генералов, офицеров, солдат. К высочайшему завтраку было приглашено больше, чем обыкновенно, офицеров.
4 ноября наследник был в кинематографе. На экране, между прочим, появилось, как он играл в саду со своей собакой Шотом. Он остался очень недоволен собой. «Это очень мне не нравится, — заявил он, — я занимаюсь здесь какими-то пируэтами. Шот и тот ведет себя умнее, чем я. Я не хочу, чтобы меня показывали в таком виде».
5 ноября приезжал с докладом Алексей Хвостов. В свите боялись, как бы не произошло какой-либо неловкости при встрече его перед высочайшим столом с Дрентельном. Был предупрежден государь. Однако враги встретились спокойно, пожали друг другу руку. Государь пристально смотрел на них.
В ночь на 6 ноября государь выехал с наследником для осмотра войск Южного фронта. Я накануне слег в постель, простудившись еще в Ревеле. Лейб-хирург Федоров навестил меня и доложил, что я ехать не могу. Это была единственная за всю войну поездка, в которой я непосредственно не участвовал. Меня заменили мои помощники полковники Управин и Невдахов. Отличные, исполнительные, знавшие свое дело офицеры. Информацию о том, как протекала та поездка, я имел, конечно, полнейшую.
7 ноября в 11 утра государь прибыл в Одессу, где на вокзале был встречен великими князьями Кириллом и Борисом Владимировичами. Приняв почетный караул и начальство, государь с наследником в открытом автомобиле поехал в собор. Народ, учащиеся заполняли улицы. Играла музыка, с тротуаров неслись комплименты по адресу наследника. После молебна архиепископ Назарий благословил государя иконой Касперовской Божией Матери, и государь проехал в порт. Государь посетил крейсер «Прут», который был оборудован из затонувшего в марте 1915 года турецкого крейсера «Меджидие», госпитальное судно «Экватор» и транспорт «Руслан».
После завтрака состоялся смотр на лагерном поле войскам из армии генерала Щербачева. Было собрано до 25 000. Государь объезжал войска верхом, наследник же в автомобиле с министром двора. При прохождении казаков во главе их проходил впервые походный атаман великий князь Борис Владимирович. Его прекрасный рыжий конь обращал на себя