К написанному уже очередному письму государю императрица приписала следующие строки карандашом: «Мы сидим все вместе. Ты можешь себе представить наши чувства, мысли — наш Друг исчез. Вчера А. видела его, и он ей сказал, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтобы он мог видеть Ирину. Автомобиль заехал за ним, военный автомобиль с двумя штатскими. И он уехал. Сегодня огромный скандал в Юсуповском доме. Большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д., все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит… Полиция приступила к розыску, и тогда следователь вошел в Юсуповский дом — он не смел этого сделать раньше, так как там находился Дмитрий. Феликс намеревался сегодня ночью выехать в Крым, я попросила Протопопова его задержать…
Феликс утверждает, будто он не являлся в его дом и что он никогда не звал его. Это, по-видимому, была западня. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-либо. Протопопов делает все, что может… Я не могу, я не хочу верить, чтобы его убили. Да смилуется над нами Бог. Такая отчаянная тревога, но я спокойна — не могу этому поверить. Приезжай немедленно…»
Не имея около себя тогда ни одного серьезного человека, императрица в 4 часа 37 минут отправила государю телеграмму с просьбой прислать генерала Воейкова.
Днем государыне доложили, что князь Юсупов просит принять его. Государыне уже было доложено раньше, что Юсупов побывал у градоначальника и министра юстиции и уверил их в своей невиновности. Играя на своем свойстве с династией, князь Юсупов своим великолепием, необыкновенным шармом и великосветской беззастенчивостью не только покорил и генерала Балка, и министра Макарова, но и в полном смысле одурачил их. Градоначальник отменил распоряжение об обыске в его квартире, а министр юстиции отменил уже начатое было следствие и обнадежил князя в полной его личной неприкосновенности и в его праве уехать из Петрограда.
Полный самомнения от своих дипломатических успехов, князь, испрашивая аудиенцию у государыни, мечтал ловко обмануть и ее величество. Но государыня приказала на просьбу в приеме отказать и предложить Юсупову сообщить государыне письмом, что ему нужно.
Приехав к великому князю Дмитрию Павловичу, Юсупов и стал сочинять свое письмо сообща с великим князем и вызванным на помощь Пуришкевичем. Письмо было написано и к вечеру доставлено с нарочным во дворец. Вот его содержание:
«Ваше Императорское Величество,
Спешу исполнить Ваше приказание и сообщить Вам все то, что произошло у меня вчера вечером, дабы пролить свет на то ужасное обвинение, которое на меня возложено. По случаю новоселья, ночью 16 декабря, я устроил у себя ужин, на который пригласил своих друзей и несколько дам. Великий князь Дмитрий Павлович тоже был. Около 12 часов ночи ко мне протелефонировал Григорий Ефимович, приглашая ехать с ним к цыганам. Я отказался, говоря, что у меня самого вечер, и спросил, откуда он звонит. Он ответил: „Слишком много хочешь знать“ — и повесил трубку. Когда он говорил, то было слышно много голосов. Вот все, что я слышал в этот вечер о Григории Ефимовиче.
Вернувшись от телефона к своим гостям, я им рассказал мой разговор по телефону, чем вызвал у них неосторожные замечания. Вы же знаете, Ваше Величество, что имя Григория Ефимовича во многих кругах было весьма непопулярно. Около трех часов у меня начался разъезд, и, попрощавшись с великим князем и двумя дамами, я с другими пошел в свой кабинет. Вдруг мне показалось, что где-то раздался выстрел. Я позвал человека и приказал ему узнать, в чем дело. Он вернулся и сказал: слышен был выстрел, но неизвестно откуда.
Тогда я сам пошел во двор и лично спросил дворника и городового, кто стрелял. Дворники сказали, что пили чай в дворницкой, а городовой сказал, что слышал выстрел, но не знает, кто стрелял. Тогда я пошел домой, велел позвать городового и сам протелефонировал Дмитрию Павловичу, спросив, не стрелял ли он. Он мне ответил, смеясь, что, выходя из дому, он выстрелил несколько раз в дворовую собаку и что с одной дамою сделался обморок. Когда я ему сказал, что выстрелы произвели сенсацию, то он мне ответил, что этого быть не может, так как никого другого не было.
Я позвал человека и пошел сам на двор и увидел одну из наших дворовых собак убитой у забора. Тогда я приказал человеку зарыть ее в саду.
В четыре часа все разъехались, и я вернулся во дворец великого князя Александра Михайловича, где я живу. На другой день, то есть сегодня утром, я узнал об исчезновении Григория Ефимовича, которое ставят в связь с моим вечером. Затем мне рассказали, что как будто бы видели меня у него ночью и что он со мною уехал. Это сущая ложь, так как весь вечер я и мои гости не покидали моего дома. Затем мне говорили, что он кому-то сказал, что поедет на днях познакомиться с Ириной. В этом есть доля правды, так как, когда я его видел в последний раз, он меня просил познакомить его с Ириной и спрашивал меня, тут ли она. Я ему сказал, что жена в Крыму, но приезжает числа 15 или 16 декабря. 14-го вечером я получил от Ирины телеграмму, в которой она пишет, что заболела и просит меня приехать вместе с ее братьями, которые выезжают сегодня вечером.
Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившимся и до какой степени мне кажутся дикими те обвинения, которые на меня возводятся. Остаюсь глубоко преданный Вашему Величеству
Феликс».
«Когда письмо было закончено и запечатано, — писал позже Пуришкевич, — Дмитрий Павлович вышел из кабинета отправить его по назначению, хотя мы все трое чувствовали некоторую неловкость друг перед другом, ибо все, в письме написанное, было умело продуманною ложью и изображало нас в виде незаслуженно оскорбленной добродетели».
Пуришкевич слишком снисходителен. У каждого порядочного человека письмо это вызывает гадливое, брезгливое, презрительное чувство.
Государыню это письмо не обмануло и не ввело в заблуждение, как думали его составители. Оно лишь явилось беспощадной само-характеристикой, выданной себе самим князем Юсуповым. Императрица приказала отправить письмо министру юстиции, министру же Протопопову было подтверждено о невыезде Юсупова из Петрограда. Вечером государыне показали вечерний выпуск газеты «Биржевые ведомости», где было напечатано: «Сегодня, в шестом часу, в одном из аристократических особняков центра столицы, после раута внезапно окончил жизнь Григорий Распутин-Новых».
Последняя искра надежды исчезла. Из Петрограда передавали, что там среди интеллигенции настоящее ликование. Что совершившееся — лишь начало террора. Что готовятся новые покушения. Что в первую очередь намечена А. А. Вырубова.
Государыня просила Лили Ден переночевать у Анны Александровны и утром явиться во дворец и выполнять, что надо по части приемов.
Вечером была получена телеграмма от государя с советом обращаться за помощью к Протопопову. Около десяти вечера Протопопов доложил по телефону, что повеление относительно задержания отъезда Юсупова выполнено. Что князю Юсупову, приехавшему на Николаевский вокзал с князьями Федором, Никитой и Андреем Александровичами[130], дабы ехать в Крым, жандармским офицером было объявлено повеление ее величества не покидать столицы, и князь Юсупов, проводив князя Андрея Александровича с его воспитателем, вернулся во дворец великого князя Александра Михайловича, где и живет. С ним вернулись и князья Федор и Никита Александровичи.
После этого доклада императрица послала государю последнюю за этот «тревожный день» телеграмму такого содержания: «Протопопов делает все возможное. Пока еще ничего не нашли. Ф., намеревавшийся уехать в Крым, задержан. Очень хочу, чтобы ты был здесь. Помоги нам, Боже».
Протопопов так сильно напугал возможностью покушения А. А. Вырубову, что в квартире ее был помещен сильный наряд охраны. И госпожа Ден провела там весьма тревожную ночь, боясь какого-то фантастического нападения. Охранное отделение установило в те дни очень курьезный факт. Оказалось, что самые фантастические сплетни и слухи о предполагавшемся будто бы терроре распространялись несколькими молодыми дамами высшего общества, знакомыми участников убийства. В их числе была и Марианна Эриковна Дерфельден, рожденная Пистолькорс[131]. Лет шесть тому назад она была замужем первым браком за гвардейским гусаром Дурново. Она вела знакомство с Распутиным. Однажды Дурново, явившись внезапно на небольшое собрание почитателей старца, застал момент, когда старец обнимал его жену. Сильным ударом гусар сбил старца с ног, увел жену, а Распутин лежа кричал: «Я тебе припомню».
Скоро затем супруги развелись. Вот эта-то Марианна, по свидетельству А. А. Вырубовой, вела теперь среди рабочих агитацию против императрицы.
К вечеру 17-го числа весь великосветский Петроград, посольства, думские круги, редакции, вся полиция — все уже были уверены, что Распутин убит и что убили его великий князь Дмитрий Павлович, Юсупов и Пуришкевич. «Биржевые ведомости» оповестили об убийстве весь Петроград.
Этой осведомленности помогали и следы преступления, и сами участники дела. Пуришкевич послал в Москву телеграмму: «Все окончено», и ее копия уже находилась у Протопопова.
Князь Юсупов сам явился к своему дяде М. В. Родзянко, великому князю[132], который знал о готовившемся убийстве. Увидав племянника, госпожа Родзянко, со слезами на глазах, обняла и благословила его. Родзянко одобрил [убийство Распутина], как писал позже Юсупов: «Своим громовым голосом обратился ко мне со словами одобрения». От Родзянко, конечно по секрету, узнали некоторые его великосветские и думские знакомые.
Юсупов же рассказал о случившемся и своему другу английскому офицеру Райнеру[133], служившему в английской разведке в Петрограде, начальником которой был известный сэр Самуель Хоар. Это был один из способов, которым освещались наш двор и придворные круги. Отсюда осведомленность английского посла Бьюкенена. Французский посол Палеолог тоже имел хорошую информацию — и агентуру, и много приносили ему сведений великосветские дамы.