Генерал, очевидно, не понимал, что за эти дни действительным генерал-прокурором, воодушевлявшим всех на работу, являлась императрица Александра Федоровна. Затем генерал считал, совершенно правильно, что тело убитого надо увезти в Сибирь. Повидав тогда А. А. Вырубову, генерал старался убедить ее в этом, но напрасно. Он доказывал, что погребение в Царском Селе, чего хотела Анна Александровна, поведет лишь к скандалам, а могилу старца просто будут осквернять. Вырубова спорила и, конечно, передала все царице.
Сейчас же после отъезда из дворца Протопопова, в двенадцатом часу ночи, генерал Воейков был вызван к их величествам.
Императрица прямо поставила ему вопрос, где, по его мнению, надо хоронить; и генерал прямо же ответил, что надо увезти тело в Сибирь и похоронить на родине, каковое желание покойный будто бы высказывал близким. Это был неудачно придуманный экспромт, неправда, что отлично знала императрица. Неправда сразу настроила царицу против генерала. Когда же генерал доложил, что здесь, в Царском, могила подвергнется осквернению, государыня очень рассердилась. Для царицы осквернение могилы старца казалось просто святотатством.
В конце концов их величества решили, что погребение состоится на земле, принадлежащей А. А. Вырубовой, между Александровским парком и деревней Александровкой, и оно было назначено на 21-е число. На этом и расстались. Когда же на следующий день генерал Воейков, узнав о желании государя быть на погребении, попытался уговорить его величество не делать этого, государь лишь молчал. Императрица же еще больше разгневалась на генерала, как говорил он мне лично и как писал позже, рассказывая о тех тревожных днях.
Доклад Протопопова, рассказы императрицы и [придворных] дам с бесконечными комментариями из Петрограда ввели государя в полный курс всех событий истекших дней со всем ужасом их мельчайших гадких житейских подробностей. Безысходное горе императрицы охватило государя тяжелой атмосферой потери как бы близкого человека. Ожидание же неизбежной катастрофы, нависшей над государем сразу при известии о смерти Распутина, здесь, в Царском Селе, сделалось длительно тяжелым. Атмосфера во дворце была подавляющая. А. А. Вырубова рассказывала, что государь не раз повторял тогда: «Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика». Государыня же была буквально убита письмами и телеграммами, представленными Протопоповым. Все, что казалось раньше только гадкими сплетнями, оказалось жестокой правдой. Государыня «плакала горько и безутешно».
Отношение к «делу» заинтересованных, но не оправдавших доверие государя министров нашло суровую и правильную оценку его величества. 20-го числа Макаров был уволен от должности министра юстиции и заменен сенатором Добровольским, которого государь и принял того же 20-го числа. Он уже раньше был рекомендован Щегловитовым, и за него хлопотал Распутин.
В тот же день был принят с докладом и освобожден от должности премьер А. Ф. Трепов. Умный и энергичный вообще человек, Трепов своей попыткой денежного подкупа Распутина в начале премьерства и странным, непонятным поведением после его убийства окончательно запечатлел себя в глазах их величеств как человек нехороший и потому неподходящий.
Тяжелый по настроению был тот вечер во дворце. Государь записал в дневнике: «После обеда вечер провели вместе».
А с 10 часов вечера в покойницкой палате Чесменской кладбищенской церкви известный профессор Косоротов в присутствии полицейской и следственной власти произвел вскрытие и осмотр трупа Распутина. Были установлены три пулевые раны: одна через левую часть груди в желудок и печень, вторая через правую сторону спины в почки и третья через лоб в мозг. Мозговое вещество издавало спиртной запах. Присутствие яда не было обнаружено.
На покойном оказался нательный золотой крест с надписью: «Спаси и сохрани». На руке же браслет из золота и платины с застежкой, на которой буква «H» с короной и двуглавый орел. Эти вещи и голубая рубашка покойного были вытребованы через несколько дней во дворец, и следователь выдал их под расписку министра юстиции.
После полицейского медицинского осмотра и вскрытия к трупу были допущены дочери, племянница покойного Акилина и Муня Головина. Последнюю в этот день князь Юсупов предупреждал по телефону, чтобы она не была на похоронах, так как, возможно, будут бросать бомбы. Муня не поверила. Акилина убирала тело. Наступило уже 21-е число. Приехали епископ Исидор и друг покойного Симанович. Уложили в гроб. Акилина положила в гроб икону, которую 16-го числа А. А. Вырубова привезла Распутину от императрицы. Она была привезена из Новгорода. На оборотной стороне государыня, все великие княжны и А. А. Вырубова написали свои имена.
Епископ Исидор отслужил заупокойную обедню (чего не имел права делать) и отпевание. Говорили после, что митрополит Питирим, к которому обратились об отпевании, отклонил эту просьбу. В те дни была пущена легенда, что при вскрытии и отпевании присутствовала императрица, что дошло и до английского посольства. То была типичная очередная сплетня, направленная против императрицы.
После отпевания дубовый гроб был погружен в фургон и в сопровождении родных и Акилины направлен к Царскому Селу, к месту погребения. Это место находилось к северо-востоку от так называемой Елевой дороги Царскосельского Александровского парка, между парком и деревней Александровкой, у опушки леса. Оно было куплено А. А. Вырубовой для постройки на ней подворья. Там уже была приготовлена могила, куда гроб и опустили в присутствии священника Федоровского собора отца Александра Васильева. Приехали порознь А. А. Вырубова и госпожа Ден. Было серое, морозное утро.
В 9 часов в двух моторах прибыли их величества с четырьмя дочерьми. Никого из свиты не было. Даже не было дворцового коменданта, которому своевременно не доложили о заказе экипажей. Императрица держала букет белых цветов. Отец Александр, духовник их величеств, отслужил литию. Царица поделилась с детьми и дамами цветами. Их бросали в могилу с землей. Стали закапывать. Их величества отбыли во дворец. Государь сделал обычную утреннюю прогулку, и начался прием министров.
Предупреждение генерала Воейкова сбылось. Через некоторое время могила была осквернена. Пришлось для охраны установить военный пост. Часовому вменялось в обязанность «охранять находившиеся вблизи лесные склады». Часовой наряжался от артиллерийской команды подполковника Мальцева, ведавшего батареей воздушной охраны. Он был подчинен дворцовому коменданту. Вот когда генералу Воейкову пришлось-таки ведать охраной Распутина… Чины подчиненной ему охраны наблюдали за дорогой, которая вела к могиле. Туда иногда во время прогулки заезжала царица с кем-либо из дочерей или с А. А. Вырубовой и привозила на могилу Друга цветы. Там царица черпала бодрость и энергию.
За исключением их величеств и их детей, вся царская фамилия встретила повсюду известие об убийстве Распутина с радостью. В убийстве увидели избавление России от величайшего зла. На убийство смотрели как на большой патриотический акт.
Даже умудренная большими годами вдовствующая императрица Мария Федоровна, по словам великого князя Александра Михайловича, который первый сказал ее величеству об убийстве, реагировала так: «Слава богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья…»
Как императрица, она сочувствовала, но, как христианка, она не могла не быть против пролития крови, как бы ни были доблестны побуждения виновников. Как только императрица получила достоверные сведения о происшествии, ее величество телеграммой попросила государя прекратить дело. Хлопотать за виновных стали приехавшие в Петроград отец Дмитрия Павловича великий князь Павел Александрович и тесть князя Юсупова великий князь Александр Михайлович.
Последний в детстве играл с государем — мальчиком Ники, в первые годы царствования дружил с государем, имел на него влияние, он в полной мере член семьи императора Александра III, помнящий с молодых офицерских лет личное обаяние царя-Миротворца. Стали думать, как помочь виновным, и все бывшие в Петрограде члены династии.
21-го числа у больного великого князя Андрея Владимировича, по инициативе великого князя Павла Александровича, собрались его матушка, оба брата, великий князь Павел Александрович и великий князь Александр Михайлович. Обсуждали положение и решили, что Павел Александрович и Александр Михайлович от всей фамилии будут просить государя прекратить дело и изобразят государю всю политическую обстановку страны.
Великий князь Павел Александрович рассказал, что Дмитрий Павлович поклялся ему, что его руки не запачканы в крови, что он уже был у государя и просил его об освобождении сына, но получил письмом отрицательный ответ. Он составил проект [общего] письма государю и прочел его, и оно понравилось. На этом и расстались.
Великий князь Александр Михайлович получил аудиенцию у государя на 9 часов 22-го числа. Государь встретил великого князя тепло и ласково, что сразу сбило у того агрессивный тон. Великий князь произнес горячую защитительную речь в пользу виновных, прося не смотреть на Юсупова и Дмитрия Павловича как на обыкновенных убийц, а смотреть как на патриотов, пошедших, правда, по ложному пути, но вдохновленных желанием спасти родину. Государь слушал внимательно, сказал даже комплимент по поводу красноречия великого князя и возразил лишь, что никому, ни мужику, ни великому князю, не дано права убивать… С этим спорить было невозможно. Прощаясь, государь обещал быть милостивым при выборе наказания.
Великий князь старался воздействовать и на министра юстиции, и на Трепова, но Трепов был бессилен, Добровольский же сам считал, что дело надо прекратить. Наши законы не предусматривали суда над членом династии. Чтобы поставить великого князя Дмитрия Павловича на одинаковый уровень с другими обвиняемыми, его надо лишить прерогатив династических. Уже одно это вызовет скандал. А самый суд — новый скандал. Здравый смысл требует прекращения дела.