Позже бывший полковник Самуэль Хоар, сделавшийся знаменитостью, негодовал в своих воспоминаниях на то, что правые круги считали его в то время подстрекателем к убийству Распутина. Но он признается, что Пуришкевич, придя к нему, сообщил ему лично, что они убьют Распутина. Было бы интересно знать, кого же из русских властей предупредил тогда полковник Хоар о подготовляющемся убийстве, когда получил о том заявление в официальном учреждении при русском Генеральном штабе? А если он никого не предупредил, то как надо рассматривать подобный его поступок?
Правда, после русской катастрофы сэр Самуэль Хоар написал: «Я понял позже, что было бы предпочтительнее, чтобы убийство Распутина никогда бы не имело места».
В этот период времени, независимо от описанного, их величествам не раз пришлось слышать о готовящемся государственном перевороте. Еще в ноябре месяце в кружке члена Государственного совета А. А. Римского-Корсакова, около которого группировались солидные люди правого направления, была составлена записка о мерах, которые необходимо принять для предупреждения готовящегося государственного переворота. Записка была вручена государю через князя Голицына, который позже был назначен премьером.
Перед Рождеством бывший министр внутренних дел, член Государственного совета Н. А. Маклаков прислал государю горячее письмо, в котором убеждал его величество для предотвращения готовящегося переворота распустить немедленно Государственную думу.
Флаг-капитан его величества, генерал-адъютант Нилов (адмирал) доложил государю о телеграмме из Астрахани от некоего Тихановича, предупреждавшего о заговоре. Но все подобные предупреждения как бы полагали, что против государя и режима идет только Государственная дума, интеллигенция, но что весь простой народ горой стоит за государя и, что самое главное, за государя горой стоит его армия с высшим командным составом.
В эту любовь народа и армии беспредельно верили их величества. Пачки телеграмм от организаций русского народа[137] лежали на столе государыни, с клятвами любви и преданности. На них ссылались. О том, что многие из них являлись лишь ходульным красноречием, не отвечавшим действительности, не думалось. Им искренно верили. И как на один из примеров этой народной любви тогда указывали на следующий факт. Пришел ко дворцу один старик-крестьянин и добивался видеть лично государя. Свели его к дежурному флигель-адъютанту, и он поведал, что на государя готовится заговор. Он говорил: «Задумалось злое дело… Хотят погубить батюшку-царя, а матушку-царицу и деток спрятать в монастырь. Сговаривались давно, а только решено это начать теперь. Самое позднее через три недели начнется. Схватят сначала царя и посадят в тюрьму, и вас, кто около царя и главное начальство, также посадят по тюрьмам. Только пусть батюшка-царь не беспокоится. Мы его выручим… Нас много».
Когда вечером дежурный флигель-адъютант доложил государю о том, государь сказал: «Ах, опять заговор, я так и знал, что об этом будет речь, мне и раньше уже говорили».
Старика обласкали, одарили, успокоили и отпустили с Богом. А о трогательной любви народа говорили.
Вот почему всякие оппозиции казались вздором. Во дворце думали, что с ними легко справится такой умный и энергичный министр, каким казался Протопопов. Ведь он сам из Государственной думы.
Он так хорошо знает и понимает думцев, думали во дворце. А затем — затем на все воля Божия.
Наступил последний день старого года. Вновь, по желанию их величеств, дежурным флигель-адъютантом был назначен верный и любимый Н. П. Саблин. Он был приглашен к завтраку и к обеду. Весь день государь занимался с министрами и принимал доклады: Шуваева, Кульчицкого, графа Фредерикса, премьера Голицына и генерала Беляева. В шесть часов царская семья была у Всенощной в Федоровском соборе. После обеда государь вновь занимался, а около полуночи их величества с детьми пошли на молебен в домовую церковь, чтобы встретить Новый год за молитвой. Были только свои и прислуга.
В ту ночь государь записал в дневнике: «Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией».
Книга 3
Этой книгой заканчивается труд генерала А. И. Спиридовича о периоде русской истории от 1914 до 1917 года, столь роковом для судеб всего мира.
Если этот, мы бы сказали, дневник деятеля той эпохи, очень близко наблюдавшего политическую жизнь России, не претендует на степень исторического исследования, то, несомненно, он является очень ценным материалом для будущих историков, тем более что объективность и точность автора вне сомнения.
Настоящим приносим глубокую благодарность вдове генерала Спиридовича, Нине Александровне, предоставившей нам право опубликования этого бесспорного документа о трагических днях нашего Отечества.
Глава 27
Случай с Бьюкененом. — Родзянко оскорбляет Протопопова. — 1917 год, январь. — Перемены в Государственном совете. — Слухи. — Принесение поздравлений его величеству. — Предложение в Тифлисе короны великому князю Николаю Николаевичу через Хатисова. — Настроение в Петрограде. — Во дворце. — Сплетни в собственном полку. — Приемы. — Доклады Покровского, князя Голицына, принца Ольденбургского, Родзянко, Самарина, Пильца, Клопова и великого князя Михаила Александровича. — Просьба премьера Голицына об увольнении Протопопова. — Действия правых. — Н. А. Маклаков. — Записка Говорухо-Отрока. — Роль Щегловитова. — Записка, «достойная внимания». — Беседы государя с С. С. Кострицким. — Спокойствие государя и чем оно обуславливалось. — Императрица и ее мнение о виновниках смуты. — Новые министры. — Прием высших военных. — Прием адмирала Кедрова. — Проект вызова кавалерии. — Жизнь царской семьи. — Роль А. А. Вырубовой. — Царь и родные. — Приезд принца Кароля Румынского. — Приезд миссии союзников. — Царица и Германия. — Государь и планы о победе
Новый, 1917 год начался тревожно. Интересующиеся политикой прочли в газетах о важных переменах в Государственном совете. Председателем был назначен бывший министр юстиции Щегловитов, человек умный, ученый, большого опыта, железной воли, ненавидимый левыми кругами и евреями.
Зимою 1915 года он председательствовал на происходившем в Петрограде монархическом съезде. Был председателем правой группы Государственного совета. «Ванька Каин» для левых, он был надеждой для правых. Выступая в 1916 году однажды в Государственном совете, Щегловитов так выразился про тогдашнее правительство: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции». С осени уже шли слухи о выдвижении Щегловитова на крупный пост. К сожалению, его не назначали председателем Совета министров, пост, который он по праву и с пользой для России должен был занимать в то беспокойное критическое время.
Состав Государственного совета по назначению был пополнен лицами молодыми, твердо консервативного направления. В некоторых из них узнавали ставленников Щегловитова. Несколько престарелых членов Совета были освобождены от присутствования в Совете.
Был исключен и товарищ председателя Голубев, не остановивший в свое время зарвавшегося в своей речи Таганцева. В этих переменах видели усиление правого сектора Государственного совета, желание найти в нем действительную опору для правительства и монарха. Волновались и злословили и политиканы и все, задетые происшедшими переменами.
В высших кругах захлебывались рассказами о высылке великого князя Николая Михайловича. В этом видели угрозу по адресу тех членов императорского дома, о которых в последнее время ходили разные легенды. Некоторые, зная великого князя только как болтуна, находили высылку слишком строгой мерой и обвиняли в ней, конечно, царицу.
Новогодний высочайший прием принес две сенсации. Принимая поздравления дипломатов, государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути поездом в Петроград Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол английского короля, не оправдал ожиданий государя. Что в прошлый раз на аудиенции государь поставил ему в упрек, что он посещает врагов государя. Теперь государь исправляет свою неточность. Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что государю стала известна закулисная игра Бьюкенена и его сношения с лидерами оппозиции.
Вторая сенсация заключалась в том, что, встретившись во дворце, Родзянко демонстративно не подал руки Протопопову, когда последний подошел к нему поздороваться. Одни злорадствовали, другие находили, что Родзянко поступил невежливо по отношению к тому высокому месту, где позволил себе эту выходку. Их величества порицали Родзянко и находили его поступок неприличным. Даже дворцовые лакеи находили, что Родзянко не умеет себя держать во дворце.
В тот первый день нового года на далеком Кавказе в Тифлисе оппозиционные заговорщики сделали первый шаг по предложению короны великому князю Николаю Николаевичу. Тифлисский городской голова Александр Иванович Хатисов, которому князем Львовым было предложено переговорить по этому поводу с великим князем, вернулся к праздникам в Тифлис. Вот как произошло это знаменательное событие, как рассказывал мне лично позже, 10 декабря 1930 года в Париже сам А. И. Хатисов у него на квартире, в гостиной, где на камине красовался портрет бывшего наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова.
На первый день нового года было назначено принесение поздравлений великому князю во дворце. Когда очередь дошла до Хатисова, он принес поздравление и