– Вот это солдатский ответ, – похвалил Сталин и, снова пристально посмотрев на собеседника, добавил: – Думаю, потянете. Опыта и знаний у вас хватит».
Через день Ротмистров был вызван в Генштаб, где ему сообщили, что Верховный подписал директиву о формировании 5-й гвардейской танковой армии, поручив Генштабу совместно с управлением Федоренко разработать проект структуры танковых армий. Ротмистров назначался командиром нового соединения.
Еще 12 февраля Брянский фронт начал наступление, потеснив противника местами до 30 километров. Наступление встретило упорное сопротивление противника, и к концу февраля фронт остановился на рубеже Новосиль—Малоархангельск—Рождественское. Немцы перебросили часть соединений ржевско-вяземской группировки и предприняли попытку нанести из Орла удар по войскам Воронежского фронта.
Со своей стороны, Сталин тоже не бездействовал. Центральный фронт он создал между Брянским и Воронежским фронтами; его ближайшей задачей стало нанести 15 февраля удар в направлении на Гомель—Смоленск во фланг орловской группировки немцев.
Однако из-за перегруженности железной дороги и нехватки вагонов 169 тыловых учреждений и частей все еще оставались под Сталинградом. Рокоссовский «доложил Сталину, что в таких условиях войска фронта не могут справиться с задачей. После этого задача была изменена».
Переброска немцами 16 дивизий с Ржевско-Вяземского направления на другие участки не прошло бесследно; для них возникла угроза окружения частей на Демьянском плацдарме. Военный историк Типпельскирх пишет: «21 февраля начался отход немецких войск с Демьянского плацдарма. Это была исключительно тяжелая операция, так как все дивизии находились в непосредственном соприкосновении с противником и должны были под его непрерывным воздействием быстро преодолеть узкий коридор восточнее реки Ловать».
27-го числа командование Вермахта отдало приказ об оставлении плацдарма. Преследуя германские войска, советские части 3 марта освободили Ржев, а 12 марта – Вязьму. К этому времени Сталин обеспечил на этом участке трехкратное превосходство над противником авиации, семикратное – в танках.
В марте он вернулся к вопросу об авиационных двигателях. На этот раз речь шла о двигателях Климова ВК-107. Явившиеся к нему нарком авиапромышленности и его заместитель доложили также и о том, что Лавочкин выпустил новую модификацию самолета Ла-5 с мотором М-71 конструкции Швецова. Машина показала хорошие летные качества. Но, расспросив о характеристиках, Сталин заметил:
– Скажите Лавочкину, что дальность его самолета мала. Нам нужно, чтобы она была не меньше тысячи километров…
Сравнив характеристики советских истребителей с английским «Спитфайром» и американской «Аэрокоброй», он указал, что фирменные данные заграничных машин увеличиваются. Когда он назвал данные «Спитфайра», Яковлев решил, что речь идет о самолете-разведчике, дальность которого превышала 2 тысячи километров. И зам. наркома указал, что этот самолет не имеет стрелкового оружия. Сталин почти обиделся:
– Что вы ерунду говорите? Что я, ребенок, что ли? Я говорю об истребителе, а не о разведчике. «Спитфайр» имеет большую дальность, чем наши истребители, и нам нужно обязательно подтянуться в этом деле…
Поражение армии Паулюса под Сталинградом заставило Гитлера усомниться в возможности выиграть эту войну. Немецкое командование понимало, что в случае выхода советских войск к побережью Азовского моря и к Днепру для их армий возникала реальная опасность оказаться в более грандиозном «котле», чем Сталинградский. Поэтому командующему группой «Юг» генерал-фельдмаршалу Манштейну были переданы все резервы, имевшиеся у руководства Вермахта.
Мощный контрудар по наступавшим советским частям был нанесен 19 февраля в районе Краснограда. Он перечеркнул все успехи Воронежского и Юго-Западного фронтов. Отступив под натиском немцев, войска ЮЗФ с 27 февраля по 3 марта отошли за Северный Донец. А 4 марта, перегруппировав силы, противник осуществил сильный удар из района юго-западнее Харькова в полосу Воронежского фронта. Казалось, что цепь неудач, преследовавших Красную Армию в начале войны, повторялась в закономерной последовательности.
Обеспокоенный развитием ситуации, Сталин направил на юго-западный участок Василевского. В ночь на 10 марта состоялся его разговор с маршалом по телефону. В его ходе в район боев «решили срочно перебросить… две общевойсковые и одну танковую армии».
В директиве Василевскому, командующему Центральным фронтом Рокоссовскому и Воронежским – Голикову Сталин указал: «Противник имеет намерения выйти в сторону Белгорода, прорваться к Курску и соединиться с орловской группировкой немецких войск для выхода в тыл Центральному фронту».
Для предотвращения такой угрозы директива Верховного определяла необходимые меры. Однако, несмотря на предупреждение, генерал-полковник Голиков и член Военного совета фронта Хрущев самонадеянно не отвели свои войска. В результате головотяпства Военного совета Воронежского фронта, практически не встречая сопротивления, противник 15 марта вернул недавно потерянный Харьков.
Об осложнении обстановки Верховному главнокомандующему сообщили после совещания, которое закончилось в три часа ночи 16 марта. Во время обеда порученец из Генштаба привез карту с положением войск на участках Юго-Западного и Воронежского фронтов.
Когда Сталину доложили о случившемся, он спросил прибывшего офицера: «Почему Генштаб не подсказал?» «Мы советовали», – оправдывался тот. «Генштаб должен был вмешаться в руководство фронтом», – настаивал Верховный.
Сняв трубку, он тут же позвонил Хрущеву, резко отчитав его «за неприятие Военным советом мер против контрударных действий противника». Однако поправить уже ничего было нельзя. 18 марта танковый корпус СС захватил Белгород.
Обратим в очередной раз внимание на почти трагикомический факт. Уже с начала войны у Хрущева проявился исключительный «талант» – он неизменно оказывался членом Военных советов фронтов, терпевших либо полный разгром, либо серьезнейшее поражение. Так было под Киевом в 41-м, под Харьковом – в 42-м, так же случилось и в 1943 году. Причем командующие фронтами были разными, несменяемым являлся лишь не теряющий от этих поражений оптимизма «Никита».
Верховный главнокомандующий снял с командования фронтом Голикова, но скользкий авантюрист Хрущев остался «вредить» следующему военачальнику… Правда, в феврале и марте 1943 года отступление советских войск не имело столь трагического характера, как в начале войны. «Даже при всей неожиданности вражеского контрнаступления, – пишет Василевский, – наш отход не носил на себе следов растерянности и сумятицы. Ни порядок, ни руководство войсками не нарушались…»
21 марта Верховный сосредоточил севернее Белгорода 21-ю армию, а южнее Обояни 1-ю танковую и 64-ю армии. На этом участке был сформирован новый фронт, позднее названный Брянским, а командование Воронежским он поручил Ватутину. Решительно принятые Сталиным меры принесли результаты. Немецкое контрнаступление было остановлено.
Как осознанно признал в это время Гитлер: возможностью окончить войну с помощью наступления Вермахт уже не обладал. Фронт стабилизировался. С конца марта 1943 года положение на всей протяженности рубежа советско-германского противостояния приобрело характер позиционной войны.
Противостоящие войска огрызались лишь шальными артиллерийскими перестрелками и не частыми рейдами воздушных асов. «Стратегическая пауза, – пишет Василевский, – в течение апреля—июня 1943 года была использована обеими воюющими сторонами для выработки новых стратегических решений и подготовки к летним активным действиям».
Теперь главной заботой Сталина являлась подготовка решающего наступления, способного потеснить германские войска, заставить их пятиться назад. Он прекрасно понимал, что при любой расстановке сил решающие сражения должны произойти в центральной части общего фронта.
Обсуждение плана летней кампании 1943 года состоялось 11 апреля в его кремлевском кабинете. На следующий день по заданию Верховного главнокомандующего Антонов и Василевский работали над материалами операции в районе Курской дуги. Они доложили Сталину свои предложения вечером.
Курский выступ, словно здоровый зуб, раздражающе упирался в инородную челюсть германского фронта. Сталину было очевидно, что немецкое командование неизбежно предпримет действия для удаления этого угрожающего вклинивания излюбленным приемом – окружением советских частей восточнее Курска. Ему предстояло разрушить эти планы. Замысел принятого им решения сводился к тому, чтобы, отразив наступление противника устойчивой обороной на первом этапе, на втором разгромить немецкие войска и отбросить их на запад.
Он не ошибся в своих расчетах. Через три дня после совещания в Кремле в приказе от 15 апреля 1943 года Гитлер писал: «Совершенно секретно. Только для командования. Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году… Цель наступления – сосредоточенным ударом… силами одной ударной армии из района Белгорода и другой – из района южнее Орла… окружить находящиеся в районе Курска войска и уничтожить их». В приказе особо подчеркивалось: «Необходимо… широко использовать момент внезапности и держать противника в неведении, прежде всего относительно времени начала наступления… В целях соблюдения тайны в замысел операции должны быть посвящены только те лица, привлечение которых абсолютно необходимо…»
Уже с середины 1942 года советская промышленность стала набирать обороты и вошла в устойчивый ритм гарантированного производства вооружения. Все вопросы по координации деятельности этого своеобразного «второго» фронта замыкались на Сталине.
В его кабинете проходило не только обсуждение и принятие всех решений, касавшихся военных отраслей, отсюда осуществлялся контроль за их исполнением и работой оборонной промышленности. Он привычно решал многочисленные вопросы руководства промышленностью с исключительным знанием дела и профессионализмом, о чем говорит множество свидетельств современников.