цких войск. Какие еще сюрпризы хранят «сейфы» британской дипломатии?
Внимательно отслеживая действия союзников в освобожденной Европе, предпринимая дипломатические и практические меры по стабилизации послевоенного мира, Сталин не забывал об армии, принесшей долгожданную победу. Впервые мысль о проведении знаменитого победного парада Сталин высказал на совещании, на котором обсуждались вопросы подготовки боевых действий на Дальнем Востоке. Очевидцы отмечают, что, когда рассматриваемый вопрос был решен, Сталин неожиданно спросил: «Не следует ли нам в ознаменование победы над фашистской Германией провести в Москве Парад Победы и пригласить наиболее отличившихся героев-солдат, сержантов, старшин, офицеров и генералов?» Эта идея давно витала в воздухе, но, как всегда своевременно, теперь она была высказана Вождем, и все ее горячо поддержали.
24 июня 1945 года, в день проведения этого исторического церемониала, моросил мелкий дождь. Красная площадь была расцвечена кумачом знамен и флагов. По составленному в Генеральном штабе расчету каждый фронт формировал один сводный полк до тысячи человек – по двадцать в ряду. В него входили «самые достойные фронтовики, добывавшие победу», независимо от звания и родов войск.
Сохранились документальные кинокадры, запечатлевшие этот исторический момент. Сталин поднялся на трибуну Мавзолея первым и медленно в одиночестве прошел к дальнему ее краю. Он был в светлой шинели и военной фуражке. Его лицо, запечатленное в профиль на фоне красноватого торжественного блеска мрамора, выглядело величественно и строго. Дойдя до края трибуны, он медленно развернулся и так же спокойно прошел назад. Это были триумфальные мгновения.
В окружении членов правительства, маршалов и генералов Сталин не в первый раз стоял на трибуне Мавзолея Ленина, принимая парад, но на этот раз перед ним, москвичами и гостями столицы четким строем, мерно отбивая шаг, шли полки воинов, еще недавно участвовавших в боях. Это они выполняли приказы Верховного главнокомандующего. Он пристально вглядывался в лица своих офицеров и солдат, генералов и маршалов, представлявших Армию-победительницу. Очередность построения фронтов шла, как на полях сражений – с севера на юг. Впереди полков знаменщики несли 363 боевых знамени, а за ними, обнажив полированные лезвия клинков, шли командующие фронтами.
Могучий оркестр неожиданно смолк. Площадь погрузилась в молчание, и вдруг наступившую тишину разорвала тревожная дробь сотен барабанов. Печатая шаг, на брусчатку площади вышла колонна солдат, несущих штандарты и знамена вражеской армии. Двести солдат – двести знамен. Поравнявшись с Мавзолеем, воины в касках делали крутой поворот и швыряли трофейные реликвии к подножию Мавзолея Ленина. И словно речитатив «казни» символов чести поверженного агрессора, этот триумфальный акт сопровождала непрекращающаяся барабанная дробь. Лил дождь. Знамена Вермахта падали на мокрый гранит, и в их числе был личный штандарт Гитлера. Это стало апофеозом Парада Победы.
Затем площадь стала заполняться рокотом моторов. В парадном строю ровными рядами двигались автомобили с зенитными установками, пушки и гаубицы. Очевидец пишет, что «орудия со звездами на стволах, казалось, издают запах пороха». За ними, по 12 орудий в ряд, шли батареи противотанковых пушек, крупнокалиберные орудия – гроза «тигров» и «пантер», легендарные гвардейские минометы – «катюши». Гул еще больше усилился, когда появились лучшие танки Второй мировой войны Т-34, ИС и тяжелые самоходные артиллерийские установки – разящая врага мощь Красной Армии.
О чем думал Сталин, стоявший на трибуне Мавзолея? Какие мысли и слова зрели в его душе? На эти вопросы он ответил сам. Великие дни рождают глубокие мысли. На торжественном приеме участников Парада Победы в Кремле Сталин произнес тост, вызвавший в 60-е годы брызги чернильных пятен на мордах номенклатурных борзописцев. Вещи должны быть названы своими именами.
О «лицах» здесь говорить неуместно, ибо хрущевская пропаганда на животном уровне опустилась до обвинения Сталина в том, что он якобы «унизил» народ, сравнивая его с «винтиками». Его слова при этом не цитировались, но негодяи кричали: «Сталин сам называл людей «винтиками»! Люди были для Сталина винтиками!» И самое печальное, что оболваненные люди поверили клевете негодяев.
Да. Называл. Но нужно было обладать огромной мерзостью интеллигентствующих подлецов, способных так извратить смысл мысли, выраженной им, и, чтобы читатель сам сделал вывод из сказанного Сталиным, приведем его слова полностью.
«Не думайте, – говорил он, – что я скажу что-нибудь необычное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» государственного механизма (курсивы мои. – К. Р. ). Но без которого все мы – маршалы и командующие фронтами, говоря грубо, ни черта не стоим . Какой либо «винтик» разладится – и кончено!
Я поднимаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела . Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это – люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей ».
Этот тост «за простых людей» – своеобразное предостережение в опасности отрыва от тех корней, из которых произошли генералы и маршалы, руководители и ученые (так называемая «элита» общества), – напоминание о том, что «вышли мы все из народа…». Его слова несли философский подтекст, указывая на основы советской державной государственности.
В этот же день, 24 мая 1945 года, Сталин провел большой прием в честь командующих войсками Красной Армии. К 8 часам вечера Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца был полон. Вместе с военными сюда пришли члены правительства и Центрального Комитета партии, деятели народного хозяйства, науки и культуры. Прием длился долго, и среди праздничных тостов и поздравлений поднимались здравицы за красноармейцев, моряков, офицеров, генералов и адмиралов, за партию и ее Центральный Комитет.
В промежутках между здравицами и тостами на эстраде Георгиевского зала блистали звезды балета и музыкального искусства: находившиеся в зените славы Галина Уланова, Ольга Лепешинская, Валерия Барсова и Вера Давыдова.
Уже в завершение торжества поднялся с бокалом Сталин. Сказанное им отражало не только его психологический и нравственный настрой. Его слова являлись выражением государственного кредо, глубинный смысл которого стал до конца понятен только по истечении времени. В этот майский вечер он произнес свой, теперь уже знаменитый тост.
«Товарищи, – начал говорить в полной тишине огромного зала Сталин, – разрешите мне поднять еще один, последний тост.
Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа ( бурные продолжительные аплодисменты, крики «ура! »).
Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего Правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала потому, что не было иного выхода. Иной народ мог бы сказать Правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое Правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего Правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа! ( Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. )
Это был один из его закономерных логических выводов, сделанных на том этапе развития истории. Слова Сталина были сказаны осмысленно, от всей души, и современники понимали это. Константин Федин говорил Чуковскому, что присутствовавший на приеме модный писатель Илья Эренбург, вспоминая об этом высказывании Сталина, «вдруг заплакал. Что-то показалось ему в этом обидное ». Можно лишь предполагать – что! Но примечательно: после смерти Сталина Эренбург стал в команде Хрущева одним из активнейших «обличителей» Вождя.
Конечно, говоря о советском народе – русских и белорусах, украинцах и казахах, татарах и грузинах – словом, о всех нациях и народностях страны, Вождь не случайно выделил русский народ. Этим он выразил дань признания государствообразующей нации. Народу, объединившему страну и ставшему цементирующей основой великой Державы. Он подчеркнул, что русский народ является руководящей силой всех народов государства; и на такую роль его объективно выдвинула сама многовековая история.
26 июня 1945 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин подписал указы о награждении Сталина вторым орденом «Победа» и присвоении звания Героя Советского Союза.
Орден Сталин принял, а Звезду Героя принимать отказался. «Такая высокая награда, – заявил он, – должна вручаться только воинам, проявившим героизм на поле боя. Я же в атаку с винтовкой наперевес не ходил и героизма не проявлял».