Второй вариант . Русские армии примут на себя удар немецких вооруженных сил, развернувшись вблизи границы, чтобы удержать в руках новые позиции, захваченные ими на обоих флангах…
Третий вариант . Русские используют метод, уже оправдавший себя в 1812 г., то есть отступят в глубину своего пространства, чтобы навязать наступающим армиям трудности растянутых коммуникаций и связанные с ними трудности снабжения, а затем, лишь в дальнейшем ходе кампании, нанесут контрудар».
И полковник, и генерал посчитали, что вариант, когда русские нанесут превентивный удар, маловероятен. Генерал Маркс даже пошутил: «Русские не окажут нам услуги своим нападением на нас». Благоприятным для немецкой армии генерал считал возможность разгрома Красной Армии в приграничных сражениях.
Он писал: «Мы должны рассчитывать на то, что русские сухопутные войска прибегнут к обороне, наступательно же будут действовать только авиация и военно-морские силы, а именно подводный флот».
Самым неблагоприятным для Германии генерал-майор Э. Маркс считал «Вариант 1812 года». Он разрушал идею «блицкрига». Но генерал был уверен, что его не смогут применить: «Русский не сможет, как в 1812 г., уклониться от любого решения на поле боя. Современные вооруженные силы, насчитывающие 100 дивизий, не смогут отказаться от источников своей силы».
Сталин не мог знать этих рассуждений. И замысел о нанесении первого удара в Генштабе был. Впрочем, после того как в середине марта на основе разведывательных данных специалисты Генерального штаба ознакомились с содержанием плана «Барбаросса», у них не могла не появиться идея о нанесении «упреждающего удара» по изготавливающимся к войне немцам.
Уже к середине мая подчиненные Жукова закончили новые «Соображения по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками». Правда, в этом документе, хранившемся в сейфе Василевского, написанном от руки, с грифом «Только лично. Экземпляр единств.», нет ни числа, ни подписей и ни виз.
Но не будем легкомысленно отмахиваться от этого документа. Во-первых, он дает статистический материал для оценки германских и советских вооруженных сил на этот период. Во-вторых, он позволяет понять логику Генерального штаба, а поэтому и одну из стратегических причин неудачного начала войны со стороны Красной Армии.
Авторы соображений писали: «…На границах Советского Союза, по состоянию на 15. 04. 41 г., сосредоточено 86 пехотных, 13 танковых, 12 моторизированных, 8 воздушных и 1 кавалерийская дивизия, а всего 120 дивизий.
…Вероятнее всего главные силы немецкой армии в составе 76 пехотных, 11 танковых, 8 моторизированных, 2 кавалерийских и 5 воздушных, а всего 100 дивизий будут развернуты к югу от линии Брест – Демблин для нанесения удара в направлении – Ковель—Ровно—Киев.
Одновременно надо ожидать удара на севере из Восточной Пруссии на Вильно и Ригу, а также коротких концентрических ударов со стороны Сувалки и Бреста на Волковыск, Барановичи.
На юге надо ожидать ударов: а) в направлении Жмеринки, Румынской армии, поддержанной германскими дивизиями, б) в направлении Мунач—Львов и в) Санок– Львов.
Вероятные союзники Германии могут выставить против СССР – до 25 пд.
Всего Германия с союзниками может развернуть против СССР до 240 дивизий.
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить (подч. в тексте) нас в развертывании и нанести внезапный удар.
Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить (подч. в тексте) противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск» [29] .
Итак, заготовившие этот документ нарком обороны С. Тимошенко и начальник Генштаба Г. Жуков предлагали Сталину нанести «упреждающий удар». Говоря иначе, начать войну.
Каким же видели начало войны авторы «соображений»?
Они предлагали: «II. Первой стратегической целью действия войск Красной Армии поставить разгром главных сил немецкой армии, развертываемых южнее линии Брест – Демблин и выход к 30-му дню начала операции на фронт Остроленка—р. Нарев—Лович—Лодзь—Крейцбург—Оппельн—Олмуц.
Последующей стратегической целью иметь наступлением из районов Катовице… овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии…
…а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков—Катовице, отрезав Германию от ее южных союзников…
Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев—Лютовиско силами 152 дивизий против 100 германских. На остальных участках активная оборона» [30] .
Этот документ был доведен до Председателя Совнаркома. И, по-видимому, это произошло 19 мая. Вечером этого дня в кабинете Сталина прошло совещание с военными. Конечно, «основывающийся» сразу на двух «китах» – геополитической целесообразности и исторической ответственности за будущее, Сталин не хотел идти на развязывание войны в 1941 году. После советско-финской войны у него не было иллюзий ни в отношении талантов своих полководцев, ни в непобедимости своей армии.
Он трезво воспринимал возможности армии и многократно повторял военным, что война с Финляндией и операция у Халхин-Гола – это не война. 17 апреля 1940 года, подводя итоги финской кампании, он подчеркивал, что «традиции и опыт Гражданской войны совершенно недостаточны, и кто их считает достаточными, наверняка погибнет.
Командир, считающий, что он может воевать и побеждать, опираясь на опыт Гражданской войны, погибнет как командир. Он должен этот опыт и ценность Гражданской войны дополнить опытом войны современной».
Да, он делал все возможное, чтобы оттянуть надвигавшееся столкновение, но он не дал застигнуть себя врасплох. Он провел скрытую мобилизацию. По разным каналам до него доходили сведения о враждебных замыслах Гитлера, и, когда стало ясно, что войны уже невозможно избежать, он был готов к нанесению упреждающего удара. Напротив, было бы странно, если бы он исключил возможность такого варианта самообороны.
И все-таки почему вообще в Генштабе появился такой план?
Несмотря на то что гитлеровцы уже показали свою стратегию и тактику ведения молниеносной войны путем внезапного нападения готовыми, отмобилизованными армиями, работники Генерального штаба продолжали вести расчеты исходя из опыта Первой мировой войны. «Предусматривалось, что Германии для сосредоточения сил на советских границах потребуется 10—15 дней, Румынии – 15—20 дней, Финляндии – 20—25 дней».
Такие взгляды на начало войны имел, в частности, французский генеральный штаб, и на встрече в Москве в 1939 году генерал Думенк изложил подобный план ведения боевых действий. Правда, даже французы не рассчитывали, что затяжной характер войны будет «продолжаться несколько недель».
«Войска прикрытия, – объяснял Думенк, – будут готовы в течение шести часов и займут всю французскую границу и свои места в укрепленных районах… Имея на границе войска прикрытия под защитой укрепленных районов, французская армия в состоянии в течение меньше чем за 10 дней подвести к границе все основные силы , причем 2/3 войск будут на месте сосредоточения через 8 дней и все остальные силы – на два дня позже… Если главные силы фашистских войск будут брошены на западную границу, Франция встретит их сильным непрерывным фронтом и, опираясь на свои укрепления, задержит наступление неприятеля. После того как будет задержан неприятель, французская армия сосредоточит свои войска на выгодных местах для действия танков и артиллерии и перейдет в контратаку».
Такова была общепринятая оборонительная доктрина, присущая рассматриваемому времени. Чем закончились планы такой стратегии, общеизвестно. Но дело даже не в этом. Советские высшие военачальники были уверены в превосходстве Красной Армии. Еще 28 декабря 1940 года командующий Западным особым военным округом генерал армии Д. Павлов, войска которого непосредственно противостояли германским на одном из главных направлений удара, утверждал, что советский танковый корпус «способен решить задачу уничтожения одной-двух танковых или четырех-пяти пехотных дивизии противника» [31] .
Никто Павлову не возразил. Наоборот. На совещании высшего командного и политического состава армии в Кремле 13 января 1941 года начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков отметил: «При разработке Устава мы исходили из того, что наша дивизия значительно сильнее дивизии немецко-фашистской армии и что во встречном бою она, безусловно, разобьет немецкую дивизию. В обороне же одна наша дивизия отразит удар двух-трех дивизий противника. В наступлении полторы дивизии преодолеют оборону дивизии противника».
Культ силы Красной Армии, вера в ее непобедимость были присущи всем высшим военачальникам. Подчеркнем, что эти мнения разделял и Жуков. В докладе на декабрьском совещании 1940 года, рассуждая о «действиях немцев на Западе», Жуков самоуверенно заявил: « Немцам в тех опытах (случаях – правка Жукова. – К. Р. ), которые мы с вами рассматривали, конечно, не пришлось испытать силы настоящего современного противника , который готов пожертвовать себя (собой) полностью для защиты тех интересов, которые призвана защищать армия. Они действовали в облегченных условиях » [32] .
Этим сказано все: Жуков не извлек уроков из причин военных побед немцев в Европе, он не понял стратегии блицкрига, генерал мыслил стереотипами пропаганды, а не военного искусства. Он вообще не понимал, что такое современная война. В этом и состоит весь «блеск и нищета» полководца Жукова.
В отличие от своих маршалов и генералов Сталин не страдал шапкозакидательством. И все-таки основным недостатком плана упреждающего удара была не его стратегическая порочность. Главной его слабостью являлось то, что его невозможно было осуществить. Он был невыполним. Никогда.