Но главное даже не это. Если первая немецкая танковая группа Клейста на начало войны имела 799 танков, то Киевский и Одесский военные округа располагали 8069 танками. В Киевском военном округе была сосредоточена и самая многочисленная авиагруппа. Она насчитывала 43 авиаполка, 24 истребительных, 15 бомбардировочных, 2 штурмовых, 2 разведывательных и 11 отдельных корректировочных эскадрилий.
В то время как в составе 4-го немецкого воздушного флота насчитывалось 835 машин, авиация Юго-Западного фронта имела около 5000 самолетов. Считается, что реально это составляло 3720 машин. Причем потери от «внезапного» удара составили лишь 180 самолетов.
Так называемую «субъективную правду» первых дней войны наглядно можно проследить по воспоминаниям командира по политической части 8-го механизированного корпуса Николая Попеля. Свою книгу «В тяжкую пору» он начинает со слов: «Прошли годы и годы, однако в памяти живы события и встречи тех давно минувших дней… Над танкодромом от зари до зари не рассеивается пыль… На поле строятся и перестраиваются в боевые порядки новенькие, недавно поступившие к нам на вооружение Т-34 ».
Да, военным было чем встретить агрессора! Только один 8-й механизированный корпус насчитывал 932 танка, в том числе 89 танков КВ, 100 – Т-34, около пятидесяти новых – Т-35. Кроме того, мехкорпус имел 384 бронеавтомобиля, включая и машины с пушками, 172 орудия калибром от 37 до 152 мм, 186 минометов, 5161 автомобиль, 1679 мотоциклов и около 36 000 человек.
Еще 20 июня 1941 года все танки 8-го мехкорпуса были полностью заправлены горючим и получали боекомплект . То есть только в одном 8-м корпусе танков было больше, чем в трех механизированных корпусах Клейста.
Нападение германских войск не стало неожиданностью и для руководства фронта. После получения директивы № 1 из Москвы командование вовремя подняло войска по тревоге, а оперативный отдел штаба Киевского и Юго-Западного военных округов в 7 часов утра 22 июня 1941 года прибыл в Тернополь.
Война шла уже три часа, когда в приграничной зоне образовался разрыв фронта, куда Герд фон Рунштедт готовился ввести подвижные соединения. В 15.00 округ направил первое донесение в Москву: «В районе Любомеля наступает одна пехотная дивизия; в направлении Владимир-Волынского – одна пехотная и одна танковая; южнее до границы с 6-й армией – две дивизии». О том, что немцы «рвутся» от Сокаля на Радзехов и от Устюга на Луцк, штаб фронта и руководство – Баграмян, Пуркаев и Кирпонос не знали.
В это время, выполняя приказ, полученный в 10 часов утра, оставляя за собой полосу зависшего в горячем воздухе облака отработанных выхлопных газов и клубы пыли, один из крупнейших на этом участке фронта 8-й механизированный корпус по узкому шоссе мчался на запад – к Перемышлю. Корпусу предстоял марш в 80 километров, чтобы к исходу дня сосредоточиться в лесу в районе Самбора.
То был маневр, предусмотренный по плану «Жукова – Тухачевского» как «Операция вторжения». Навстречу этой армаде танков и машин, мотоциклов, броневиков и пушек, мешая ее движению , от Самбора к Дрогобычу двигались части 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н.К. Кириллова.
Однако вплоть до вечера 22 июня штаб Юго-Западного фронта так и не смог определить направление главного удара немцев. Немецкие мотоциклисты-разведчики принимались за парашютистов, и «в результате штабы оказались завалены сообщениями о воздушных десантах».
Для уничтожения этих несуществующих «парашютистов» стали вырываться подразделения из состава механизированных частей. После полудня командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос приказал командующему 6-й армией генерал-лейтенанту Музыченко уничтожить танковые части противника, прорвавшиеся к Радзехову. Однако информация о прорыве немцев оказалась ложной.
К вечеру 22 июня свыше 900 танков 8-го механизированного корпуса прибыли в район сосредоточения. Здесь в лесу располагался штаб армии и можно было готовиться к сражению с противником. Но прибывших командиров корпуса встретил мотоцикл с коляской. Из нее выскочил полковник.
Врученный им командующему корпусом генерал-лейтенанту Д.И. Рябышеву приказ командующего фронтом генерал-полковника М.П. Кирпоноса гласил: «К 12 часам 23 июня сосредоточиться в районе 25 километров восточнее Львова и поступить в распоряжение командарма Музыченко». Предстояло, не отдохнув, повернуть назад. 80-километровый марш терял всякий смысл.
Дело состояло в том, что вечером 22 июня руководство Юго-Западного фронта получило директиву № 3. Генштаб требовал: «Силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский – Крыстынополь, к исходу 24 июня овладеть районом Люблина».
На обратном пути дивизии корпуса обнаружила авиация противника. Развесив вдоль дороги осветительные авиабомбы, истребители пролетали над головами колонн. Машины останавливались, бойцы разбегались, прячась в хлеба, появились раненые и убитые. У водителей, сидевших за рулем и не спавших уже вторую ночь слипались глаза. На привал остановились утром, в болотистых перелесках восточнее Львова, но кухни не появились, и завтрака не было.
Командный пункт Музыченко укрывался в роще северо-западнее Львова. В блиндаже генерала лежала карта. Приказ командарма снова менял направление всех трех дивизий корпуса. И еще как менял! К 19.00 им надлежало сосредоточиться западнее Львова, в лесу к югу от Яворова.
В дальнейшей дороге появились признаки отступления; среди машин с ранеными какое-то имущество; люди с повязками бредут и вдоль дороги. К пробке у переезда из леса в галопе выскакивают артиллерийские упряжки без пушек. Постромки обрублены, красноармейцы верхом. На вопросы: куда и откуда? – тот, что впереди, без ремня и пилотки, выпучив глаза, нервно оправдывается:
«– Товарищ комиссар, всех танками передавило. Мы одни остались. …У него танков тыщи. Что тут сорокапяткой сделаешь… Надо к старой границе тикать!»
В Яворове комиссар Попель немцев не обнаружил. Зато нашел на опушке среди танков комкора Рябышева. Тот ознакомил комиссара с новым приказом. Точнее, приказ был «старым» – сосредоточиться восточнее Львова, в районе Броды.
Жуков с Хрущевым прибыли в Тернополь, в штаб Юго-Западного, 23 июня. И это по прямой и косвенной вине начальника Генерального штаба 8-й механизированный корпус (пять дней войны!) суетливо метался в районе границы на маршрутах Самбор – Львов – Яворов – Броды. Теперь даже самолеты противника уже равнодушно пролетали над его колоннами. Люди не спали несколько суток. За время бессмысленного, почти 500-километрового марша 8-го мехкорпуса вышла из строя и осталась на дорогах значительная часть легких танков, было потеряно большое количество артиллерии, автомобилей, мотоциклов.
Только утром 26 июня, на пятый день войны, мехкорпус Рябышева вступил в бой в направлении на Берестечко . Причем боевые действия пришлось вести в невыгоднейших для танков условиях заболоченной поймы реки, где машины вязли в мягком грунте, становясь легкой добычей артиллерии противника. Появившиеся самолеты подвергли бомбежке плохо замаскированный командный пункт корпуса, в результате чего была уничтожена корпусная радиостанция, множество заправщиков и машин с боеприпасами из тылов 12-й танковой дивизии.
Корпус Рябышева не был разбит в бою – он просто рассыпался в ходе «возвратно-поступательных маршей», техника, оставшаяся без горючего и запчастей, была подорвана или брошена вдоль бесконечных дорог. Тем временем передовые части 11-й немецкой танковой дивизии продолжали быстро наступать в направлении на Острог, практически не встречая сопротивления.
Еще хуже дело обстояло на фронте Павлова. 26 июня 2-я танковая группа Гудериана и 3-я танковая группа Гота уже были в 20 километрах от Минска. В этот день Сталин направил на Западный фронт Ворошилова, а с Юго-Западного – отозвал Жукова. Дальнейшее его пребывание в Тернополе уже утратило практический смысл. Операция «вторжения», которую намеревался осуществить Генштаб, провалилась на всех фронтах – не начавшись.
Пробыв трое суток на Юго-Западном фронте и не сумев организовать «ответный удар», начальник Генштаба вылетел в Москву. Более того, практически получилось, что в самые критические не только для армии, но и для страны дни «начальник Генерального штаба не сделал вообще ничего».
Точнее, ничего, кроме того, что фактически он дезорганизовал работу штаба Юго-Западного фронта, отменив уже отданные его командованием распоряжения. Под давлением Жукова Кирпонос отвел 9-й и 19-й мехкорпуса, прекратив атаку на левый фланг ударной группировки противника между Луцком и Ровно, с выходом на Дубно, чтобы отбросить врага за реку Икву. В результате выдвигавшиеся от Дубно части 11-й и 13-й немецких танковых дивизий сами перешли в наступление на Ровно.
И все-таки танковое сражение состоялось, но исследователи отмечают, что если бы «8-й механизированный корпус сразу по сосредоточении в районе Бродов (то есть 25 июня) получил от командования самый простой и логичный приказ – наступать по шоссе на Дубно, а не по бездорожью на Берестечко, то исход танкового сражения был бы совсем иным… Кирпонос проиграл свое главное танковое сражение, но и фон Рунштедт его не выиграл…». Стихийная танковая стычка «в треугольнике Луцк – Дубно – Броды в некотором смысле уникальна: встречным сражением почти пяти тысяч танков никто не руководил ».
29 июня, на восьмой день войны, в дневнике Франца Гальдера появилась удручающая запись: «На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение и зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение противника вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно…»
Вечером этого же дня он записал: «На фронте группы армий «Юг» развернулось своеобразное сражение в районе южнее Дубно…