На следующий день после падения Киева, рассказывает Чадаев, я зашел к Поскребышеву…
– Только что состоялся крупный разговор Сталина с Хрущевым, – сказал Поскребышев.
– Сталин прямо заявил Хрущеву, что за безрассудные действия тот заслуживает отдачи под суд Ревтрибунала. Но я думаю, – добавил Поскребышев, – до этого дело не дойдет.
20 сентября немцы разрезали фронт на пять очагов сопротивления. Затухая, битва разделилась на локальные сражения, которые закончились к 26-му числу. В очередной раз с начала войны в сражении за Киев победа осталась в руках немцев. В числе трофеев победителя было 3718 орудий и 884 танка.
Бывший командующий 2-й танковой армией Хайнц Гудериан в своих воспоминаниях пишет: «16 сентября мы перевели наш передовой командный пункт в Ромны. Окружение русских войск успешно продолжалось. Мы соединились с танковой группой Клейста… С того времени, как были начаты бои за Киев, 1-я танковая группа захватила 43 000 пленных, 6-я армия – 63 000. Общее количество пленных, захваченных в районе Киева, превысило 290 000 человек».
Конечно, Киевская операция стала серьезным поражением Красной Армии. Но хотя Киев в этой войне не стал Сталинградом, он выполнил важную роль. Оттянув на себя войска противника с центрального направления, он не дал немцам захватить Москву в сентябре сорок первого года. 26 сентября началось воссоздание Юго-Западного фронта на реке Псел.
Однако даже при самом неблагоприятном обороте событий оборона Киева принесла значительные стратегические результаты, которые проявились позже. Германская военная машина понесла серьезные потери. 2-я танковая группа вместо того, чтобы наступать на Москву, должна была прорывать фронт в направлении на Ромны. Части 1-й немецкой танковой группы, по докладам начальника организационного отдела немецкого генштаба, «в среднем потеряли 50 процентов своих танков».
Но была и еще одна причина, по которой киевская оборона была необходима. За это время была осуществлена эвакуация на восток свыше тысячи предприятий. Вывезенное оборудование позволило в кратчайшие сроки воссоздать производственный потенциал оборонной промышленности. Без этой акции выиграть войну было невозможно.
Поэтому автор «Истории второй мировой войны» немецкий генерал Курт Типпельскирх сделал вполне определенный вывод: «…Только исход всей войны мог показать, насколько достигнутая тактическая победа оправдывала потерю времени, необходимого на продолжение операции… Русские хотя и проиграли это сражение, но выиграли войну ».
Пожалуй, даже можно провести аналогию. «Бородино» 41-го года состоялось не под Москвой, а здесь, под Киевом, не дав главной столице быть «спаленной пожаром». Как и Наполеону, руководству Германии лето сорок первого года казалось победным триумфом Вермахта. Геббельс с упоением выражал свой восторг в дневниковых записях. Но уже с середины августа тон откровений министра пропаганды изменился: «Мы серьезно недооценили советскую боеспособность и главным образом вооружение советской армии. Мы даже приблизительно не имели представления о том, чем располагали большевики… »
Впрочем, действительную оценку действиям Сталина вообще и обороны Киева в частности министр пропаганды Геббельс дал 10 сентября. В этот день он записал в дневнике: «С необоснованными иллюзиями нужно покончить. После того как выяснилось, что восточная кампания не может быть закончена в короткий срок, немцы должны знать, перед какими трудностями мы стоим».
То было протрезвление! Конечно, летом и осенью 1941 года боевые действия складывались для Красной Армии тяжело, даже трагически. За первые шесть месяцев войны погибло, включая умерших от ран в госпиталях, 556 тысяч человек.
Еще большее количество в сумме потерь составили сдавшиеся в плен и «пропавшие без вести». В плен сдавались миллионы (!) бойцов. С июня и по декабрь в плену оказалось 2 335 тысяч человек. То есть на одного погибшего приходилось четыре сдавшихся в плен. Для сравнения укажем, что, по данным «Центробежплена», за два с половиной года Первой мировой войны из военнослужащих русской армии в плен попало более 4 111 100 человек.
Что вызвало столь значительные потери за счет пленения именно в первые 6 месяцев войны? Историки указывают на то, что в числе пленных содержались тысячи «безоружных призывников и строителей фортификационных сооружений». Однако думается, что не это было главной причиной.
Нельзя упускать из виду фактор малодушия – естественного человеческого желания остаться в живых. Оказавшись в окружении, многие рассчитывали на возможность пережить плен, как это было в годы Первой мировой войны. Они не подозревали, что условия содержания в гитлеровских концлагерях отличались от предыдущей войны.
При всем позоре и тяготах плен казался выходом. Характерно, что немцы в окружении дрались отчаянно. В противоположность наивным «русским» они являлись захватчиками и не рассчитывали на гуманность наших солдат. Поэтому гитлеровцы любыми путями стремились вырваться из окружения. В действительности все оказалось наоборот. Советских военнослужащих вернулось из плена 1836 тысяч человек, немцев – 3572,6 тысячи человек.
Была и другая составляющая деморализации армии. Сотни тысяч людей ударились в дезертирство: с 22 июня по 10 октября 1941 года органами НКВД было задержано 657 364 бежавших с фронта военнослужащих. В том числе 103 876 человек было задержано в период с 22 июня по 20 июля.
Многие из дезертиров и окруженцев остались на оккупированной территории. После освобождения этих районов в армию было призвано вторично 939 700 человек.
Все, вместе взятое, привело к тому, что армия лишилась более 6 миллионов единиц стрелкового оружия, 20 тыс. танков, 100 тыс. орудий и минометов, 10 тыс. самолетов. Для сравнения: потери немецкой авиации составили с 22 июня по 10 декабря 5180 самолетов.
Могли ли события обернуться иначе для Красной Армии? Или был ли осуществим блицкриг? Казалось бы, на эти вопросы не может быть бесспорных ответов.
Однако, как ни оценивать частные эпизоды этого грандиозного противостояния двух миров, неизбежен общий вывод: ни для Германии, ни для Советского Союза 1941 год ни при каких условиях не мог быть решающим как вариант выигрыша войны . Об этом свидетельствует весь ее дальнейший ход. Эта война не могла быть выиграна ценой «генеральных» сражений.
Покорившая всю Европу, германская военная машина была сильна, но ей противостояла не менее сильная Красная Армия. Сталин ожидал эту неизбежную войну в твердой уверенности, что, хорошо вооруженная и изготовившаяся, Красная Армия проявит твердость и устоит перед натиском агрессора. Эта убежденность основывалась на реальной мощи вооруженных сил, оснащенных современной и достаточной техникой, имевшимися боеприпасами, резервами других средств и запасов для ведения войны.
Но так не получилось. Да, Сталин испытал горечь поражений. И все же в силу объективных причин начало войны не могло быть иным, чем это произошло. Об этом свидетельствуют предшествовавшие события на Западе, где немецкие войска прошли не только школу европейской войны, но и обрели уверенность и крепость солдатского духа. Неоценимый опыт получили и германские военачальники.
Само изменение характера боевых сражений и военного искусства придало началу войны тот импульс, который и определил ее характер на первом этапе противоборства двух государств. Появление новых видов мобильного вооружения прорыва, в первую очередь танков и авиации, поломало тактику Первой мировой «окопной» войны. Прорыв «линии Маннергейма», обход укреплений французского Мажино доказали невозможность попыток противостоять удару нападавшей стороны. В условиях огромной протяженности советской территории такая форма защиты границ вообще не имела шансов на успех.
Стратегия блицкрига, разработанная немцами на опыте Европы, сводилась к тому, что вклинивание на узких участках подвижных соединений в территорию противника легко разъединяло фронт обороны. И при дальнейшем их продвижении вперед нарушало управление войсками. Такая стратегия лишала оборонявшихся баз снабжения боеприпасами и топливом. Но, что самое важное, создавала панику, вызывавшую массовую сдачу в плен воинских частей, приводившую к утрате военной техники, вооружения и стратегических запасов.
Первоначальному успеху Вермахта на советской территории способствовало и то, что немцы почти в течение четырех лет – не на макетах и генеральских картах, а в реальных боевых условиях – «прокатали» в захваченных странах марши вторжения. Они до автоматизма отработали тактику управления динамичными войсками.
Перейдя 22 июня 1941 года советскую границу, германские моторизованные корпуса и армии, подобно зубьям вил, легко вонзавшихся в большой стог сена, нарушили целостность советской обороны. Отторгая огромные куски территории и инициируя обстановку окружения, они лишили части Красной Армии материальной и психологической способности к защите, не давая возможности к планомерному, организованному отступлению.
Так произошло повсеместно в Европе, это повторилось и в СССР. Не ввязываясь в бои с танковыми корпусами Красной Армии, немецкие фельдмаршалы покоряли пространство. Они продвигались вперед, обходя узлы укрепрайонов и сосредоточения армейских частей. При такой стратегии создать единый фронт устойчивой обороны было невозможно – рано или поздно он рвался в наиболее слабых местах. Немцы стремительно двигались по дорогам, сея панику и деморализуя противника. То была даже не военная, а психологическая победа.
Это была та же стратегия, которую в древности использовали татаро-монгольские завоеватели. И чтобы сорвать идею блицкрига, необходимо было привлечь внимание ударных немецких групп к крупным опорным пунктам, обойти которые уже было нельзя.
Такими островами обороны и стали Смоленск, Киев, Ленинград, Москва, а впоследствии Севастополь, Одесса, Сталинград и другие укрепрайоны. Уже с началом Смоленского сражения тактика блицкрига потеряла инерцию. Затем Сталин вынудил немцев брать Киев. Оставить без внимания этот укрепрайон, создававший стратегическую угрозу флангу армий группы «Центр», германские фельдмаршалы просто не могли.