ва, они восстановили свою оборону на реке Угра. Почти не встречая сопротивления, 3 февраля 20-я немецкая танковая армия смогла соединиться с частями 4-й армии. Захлопнув капкан, противник захватил большое число боеприпасов – 5,3 млн патронов и 1200 авиабомб и значительное количество артиллерийских снарядов.
Теперь 33-я армия оказалась отрезанной не только от соседних войск, но и от снабжения боеприпасами. То была непростительная, преступная оплошность Жукова. Командующий направлением прекрасно это понимал. Но, как и в начале войны, он снова топил свою вину в крови других. Батальон, оборонявший фланги прорыва у деревни Захарово, он приказал «вернуть обратно, виновных в сдаче этого особо важного пункта арестовать, судить и расстрелять на месте независимо от количества ».
От генералов Ефремова и Белова Жуков потребовал «ускорить взятие Вязьмы, используя время, пока противник еще слаб». Немцы тоже знали, чем грозила им потеря Вязьмы. Сначала они без особого труда отбросили 11-й кавалерийский корпус Калининского фронта. Затем 33-ю армию и конную группу генерала Белова, начавших атаку на город, противник встретил хорошо организованным огнем и контратаками пехоты, поддержанной танками и авиацией.
В полной мере осознал угрожавшую ему опасность и генерал Ефремов. Он немедленно телеграфировал о создавшейся обстановке командующему фронтом, но Жуков не отреагировал на обращение. Он вообще предпочел промолчать.
На недоумевающий вопрос Ефремова в телеграмме от 5 февраля «Получаете ли Вы мои донесения?» и очередную просьбу «усилить ударную группировку армии» Жуков ответил только через два дня. 7 февраля он высокомерно заявил генералу: «Меньше истерики. Держите себя спокойно».
Опровергая это откровенно хамское обвинение, Ефремов возмущенно вопрошал: «В чем истерика? Где у меня истерика? Я Вас не понимаю. Таким элементом я еще не обладал. Просто Вас не понимаю, что у Вас за отношение ко мне, как к командующему 33-й армией?»
К этому моменту только численность группы Белова сократилась с 28 тыс. до 6 тыс. человек, причем 1500 из них были ранены. Вместо поддержки и помощи все обращения Ефремова Жуков отвергал, в унижающей командарма форме. Он обвинил генерала в том, что его «части ведут себя преступно плохо, поддаваясь панике и беспорядку». Садистски потребовал « всех трусов, паникеров, провокаторов судить и расстрелять перед строем ». И дал указание «продовольствие искать на месте, подавать его не будем, нет самолетов, искать снаряды тоже на месте».
Впрочем, повод для истерики был как раз у свежеиспеченного главнокомандующего Западным направлением. Примерно в это же время, когда развивался сюжет этой жизненной драмы, достойной острого писательского пера, противник нанес внезапные контрудары и по группировке Калининского фронта. Он отрезал от основных сил 11-й кавалерийский корпус, 29-ю армию и четыре дивизии из семи 39-й армии.
Кольцо вокруг 29-й армии немцы замкнули 5 февраля. Более двух недель ей пришлось сражаться в окружении; из него вышли только 3,5 тысячи человек. Это было все, что осталось от армии. Не приносили успеха и просьбы Жукова к командарму 43-й армии Голубеву «быстрее пробиться к Ефремову…».
Между тем Сталин снова собирал резервы; он ждал от Жукова других результатов. Его план был обдуманным и далеко устремленным. Он предусматривал решительный разгром германских войск, с выходом на оборонительные рубежи, занимаемые Красной Армией до начала немецкого наступления на Москву.
В очередной директиве Ставки № 01542/сс от 16 февраля 1942 года Верховный главнокомандующий вновь потребовал от Жукова: «К 5 марта… войскам Западного фронта, при содействии 39, 29, 30 и 31– й армий и 11-го кавалерийского корпуса Калининского фронта, разгромить и уничтожить ржевско-вяземско-юхновскую группировку противника… К тому же 5 марта… разгромить болоховско-жиздринско-брянскую группировку… Занять город Брянск и закрепиться на нашем старом оборонительном рубеже с готовыми противотанковыми рвами…»
Сталин не только требовал действий. Одновременно для пополнения войск Западного фронта в директиве предписывалось: заместителю наркома обороны Щаденко и командующему ВВС Красной Армии до 25 февраля передать в распоряжение командующего Западным направлением, «кроме занаряженных и находящихся в пути 60 тыс. обученного пополнения… 40 танков КВ, 80 танков Т-34 и 80 танков Т-60… 20 самолетов Ил-2 и 20 самолетов Як-1».
Это было существенное дополнение к имевшимся у Жукова силам. Кроме того, для проведения Юхновской операции Жукову дополнительно предоставлялись две десантные авиабригады, и для проведения Болоховско-Жиздро-Брянской операции передавались 5-й гвардейский стрелковый корпус и 97-й, 116-й и 149-й стрелковые дивизии.
К этому времени потенциал сил противника, противостоявшего советским фронтам, был незначительным. Поэтому имевшихся у командующего Западным направлением войск и врученных ему полномочий было вполне достаточно для успешного завершения операции, разработанной Ставкой.
Наступление Западного и Калининского фронтов возобновилось 5 марта. Теперь ежедневно Жуков вел продолжительные переговоры с командующими армиями. И уже само их содержание является ярким свидетельством, что возникший на волне перестройки миф о Жукове как «талантливом полководце» не имеет под собой основания.
В его действиях не было озарения полководческих мыслей, блеска неожиданных решений, оригинальных идей. Его стиль командования напоминает будничную работу руководителя производственного отдела предприятия, увещевающего начальников цехов в необходимости выполнения плана. И все-таки в чем Жуков видел залог победы?
Об этом свидетельствует диалог Главнокомандующего Западным направлением с командующим 49-й армией генералом И.Г. Захаркиным, состоявшийся с началом наступления 6 марта:
«… Жуков . Я у Вас спросил – не считаете ли Вы для себя оскорбительным топтаться на месте перед арьергардом двух очень слабеньких дивизий (курсивы мои. – К. Р. ); видимо, Вы считаете для себя нормальным, если пытаетесь меня убедить…
Захаркин . Я принимаю меры к тому, чтобы как можно лучше выполнить Вашу просьбу, мне также хотелось бы ускорить наступление с тем, чтобы скорее прорвать противника, выйти в указанный Вами район.
Жуков . Хотеть мало, надо требовать и действовать решительно; против любителей топтаться на месте использовать предоставленную Вам власть, наказывая виновных и поощряя на поле боя всех отличившихся. А этого Вы не делаете, хотя Вы на обещания вообще не скупитесь».
Говоря короче: уличив генерала в том, что его войска топчутся на месте перед двумя слабенькими дивизиями противника, Жуков предлагает «употребить власть», наказав виновных и поощрив отличившихся. Хотя вряд ли генерал не знал таких прописных истин.
Но Жуков продолжает: «Я Вам отправил 3 КВ, 3 Т-34: завтра они у Вас будут. Влейте в батальон для того, чтобы быстрее гнать врага ; машины даю новые. 7.3.42, кроме планового пополнения из числа выздоровевших, мы Вам направили 1500 красноармейцев и 50 командиров. Это должно быть все использовано, чтобы как можно скорее выйти Вам в назначенный район ».
Может быть, «полководец» и прав, но усомнимся, что боевому генералу нужно напоминать, с какой целью ему даются танки: «быстрее гнать врага». И о том, что пополнение должно быть использовано для выполнения боевой задачи. А для чего же еще?
Просто начальник напоминает своему подчиненному, что, выделив ему силы из резерва, он дает ему «пряник». Впрочем, он и сам не скрывает это косвенным указанием: «Передайте Захаркину, что если он с дивизией быстро опрокинет противника и погонит его за реку Угра, то его дивизию сделаем гвардейской».
Но главным рычагом Жукова все же являлся «кнут». Он продолжал: «Сможете ли Вы сейчас выехать вперед вместе со своим активом для того, чтобы двинуть дивизию вперед, не забыв прокуратуру и особый отдел ?
Захаркин. Весь штаб вместе со мной, работники особого отдела, прокуратуры находятся на КП…
Жуков. Вы говорите, что вместе с вами на КП находятся работники особого отдела и прокуратуры, а я требую спуститься в полки , а это разница, которая должна быть Вами понята сейчас же».
То есть основная полководческая деятельность генерала Жукова сводилась к устрашению. И он снова повторяет боевую задачу: «требую выезда вперед и в течение первой половины завтрашнего дня захватить обязательно Марьино, Поляки, Нижнее-Андреевское и выйти на большак в район Климов Завод».
И, повторив задачу, Жуков выбрасывает уже для самого командующего армией свой главный козырь: «исполнение донести мне, копию товарищу Сталину. Это личное требование товарища Сталина».
Это звучит как призыв: «В бой! За Родину! За Сталина!» И Жуков повторяет: «Представьте список отличившихся в боях; награждение дадим по телеграфу; сможете ли Вы выполнить указание товарища Сталина?
Захаркин. Я не имею права не выполнить и приму все меры, чтобы указание было выполнено. Все».
Возникает естественный вопрос: а смог ли бы Жуков добиться победы без Сталина?
Конечно, как и в любой войне, генералы не рвались в бой, чтобы проторить путь к победе. Они предпочитали, чтобы дорогу к успеху открыл кто-нибудь другой. Легче наступать, когда победа превращается в преследование отходящего противника. Поэтому, не надеясь на силу своего убеждения, Жуков не в первый раз козырял авторитетом Сталина.
Однако генерал Захаркин на следующий день не выполнил «указание». Причиной явилось то, что направленные ему 6 новых танков он получил только в 15 часов дня. Виновным оказался начальник АТБ. Когда Захаркин попросил заменить полковника Кислицина, который «не справляется со своими обязанностями», Жуков посоветовал: «Его надо чаще лупить, он такой человек. Он был у меня помощником по снабжению на Халхин-Голе. Когда его лупят, он работает. Характер у него такой». В результате командующий фронтом не стал распекать генерала за невыполнение боевой задачи.