[372] с полной ясностью представляется, к каким недостойным, мелким людям перешла власть в решительный момент еще не законченной величайшей нашей войны. Совершенно естественно, что подобные личности не могли захваченную ими власть удержать хотя бы в одном Петрограде! Стоявшее еще под императорскими знаменами многомиллионное русское воинство, оставившее семьи и домашний очаг по призыву Государя и на 3000 верстном фронте грудью отстаивавшее родную землю, жертвуя жизнью за Веру, Царя и Отечество, – очутившись без законного своего Царя, весь этот вооруженный русский народ новой самозваной власти повиноваться не захотел.
Солдаты Императорской Русской армии – ни понять, ни признать Временного правительства, из каких-то случайных людей, не могли.
Лишенное своего единственного природного Вождя, Императора и Самодержца Всероссийского, – все это собранное на фронте, с 1/6 части света, разноплеменное российское воинство, у которого отняли его «Святая Святых», оплевали и опозорили красными тряпками священные полковые знамена со Святым Крестом, со Святыми иконами, с Именем Государя, которое освободили от всех клятвенных обещаний во Имя Божие, Царю и Отечеству, все эти, еще накануне грозные врагу воинские части, немедленно превратились в жалкие сборища морально разбитых, не сознающих более ни цели, ни смысла требуемого от них какими-то случайными «временными министрами» жертвенного подвига для непонятного простым людям «доведения войны до конца».
Императорская Русская армия без Государя Императора существовать больше не могла и не только не захотела повиноваться захватчикам власти, но вскоре же вооруженные толпы бывших солдат сами стали диктовать свою волю самонадеянным авантюристам и политиканам «правительства» безвременья 1917 г.
«Кто посеет ветер – пожинает бурю»: всем идеологам «народоправства» этою анархической толпой самовольно демобилизовавшегося народа – преподан был предметный урок «захватного права» и «достижений в революционном порядке», а весьма многим деятелям и мечтателям революции пришлось на себе испытать – что такое в действительности «народовластие», не подпольное, а настоящее «народовольство».
Между тем, если бы был опубликован прощальный приказ – завещание последнего русского Царя его армии, а с ней и всему народу, если бы каждому солдату была прочитана и роздана эта «царская памятка» – то многие совсем иначе повели бы себя не только на фронте, но и в тылу.
Государственная работа Временного правительства тогда во многом бы облегчилась, армию еще можно было бы предохранить от стихийного развала, большевистская пропаганда была бы затруднена.
Но кого Господь наказывает, то, прежде всего, отнимает разум.
Обезумевшие от революционного угара захватчики власти, в большинстве и вовсе лишенные государственного ума, избрали совершенно иную линию поведения, они стремились, во что бы то ни стало, сыграть роль и пожать лавры настоящего революционного правительства. Об этом с горечью вспоминает близко стоявший к Временному правительству В. А. Маклаков,[373] изобличающий ныне его членов в преступно-ошибочном нежелании идти легальным путем преемственности власти, переданный им отрекшимся Императором 2 (15) марта, причем Государь, именно для укрепления новой власти, сам позаботился назначить особым указом (помеченным на 3 часа ранее отречения) председателем дарованного им ответственного министерства князя Г. Львова – известного Ему кандидата «общественности». Призывая всех деятелей и участников «освободительного движения» 1905–1917 гг. «отказаться от претензий на непогрешимость и самим искать своих ошибок, как ищут их при анализе проигранной шахматной партии», В. А. Маклаков подробно разъясняет, как недальновидно и антигосударственно поступали партийные политиканы «Думского комитета». Составившие революционное Временное правительство, решившееся присвоить себе неограниченную самодержавную власть и объяснявшее в своей декларации, будто «доверие страны» к людям, в него вошедшим, «обеспечено их прошлой общественной и политической деятельностью».
Отвергнув так мудро и заботливо предуказанный Государем путь законного принятия власти, они загипнотизировали себя своей собственной прессой, своими почитателями, друзьями, подстрекаемые, как сознательными революционерами-утопистами, так и более всего – революционерами профессиональными, главным «пушечным мясом» всех революций – озлобленными и желчными неудачниками, которые рады любому перевороту. Решившие в этот момент дальнейшую судьбу всего русского народа – «назначенный Высочайшим указом Правительствующему сенату, председателем Совета министров ответственного перед народными представителями министерства» князь Г. Е. Львов и члены этого министерства: [А. Ф.] Керенский, [П. Н.] Милюков,[374] [А. И.] Коновалов,[375] [А. И.] Гучков и K°, – преступно легкомысленно предпочли стать на чисто революционный путь захвата власти.
Исключительно осведомленный талантливый юрист, сам причастный к «освободительному движению», но и большой русский патриот, многое и многих знающий и наблюдавший, В. А. Маклаков весьма убедительно доказывает, что вопреки распространенной «терминологии» – в действительности в России не было революции не только в 1905 г., когда была лишь проведена эволюционно большая реформа, совершенная законной русской властью, – но «не было революции и в день отречения Государя 2 (15) марта 1917 г.
«Когда Император Николай II отрекся от Престола за себя и за сына и передал трон Великому князю Михаилу Александровичу, когда он этим же актом отречения установил ответственное министерство и назначил князя Львова председателем Совета министров по желанию думы, то, как бы ни была колоссальна реформа, внесенная этим в русскую жизнь, она была бы опять-таки эволюцией, как и в 1905 г., а не революцией».
«Революция произошла на другой день после отречения Государя в тот роковой для России день – 3 (16) марта, когда Великий князь Михаил Александрович, по совету Комитета Государственной думы, не принял Престола, объявил трон вакантным и когда назначенный Государем председатель Совета министров пренебрег таким назначением, не захотел быть законной властью, а предпочел свое происхождение вести от «победы над старым порядком» от самозваных органов революции – от Временного комитета Государственной думы и даже Совета рабочих депутатов».
«Появление такого правительства было уже подлинной революцией».
«Это показывает, насколько французские революционеры XVIII в. были умереннее нас, русских. Там королевская власть, после созыва ею в 1789 г. Генеральных штатов, держалась три года. Ей прощались и ее бессилие, и ее ошибки, и конфликты с законодательным корпусом на самых острых вопросах и даже такие безумные жесты, как бегство королевской семьи в Варенн. Нужны были преступные сношения короля с внешним врагом, во время войны, нужна была формальная измена, чтобы королевская власть была упразднена и королевская семья взята под стражу».
«Наши же монархисты, ибо члены Временного правительства, кроме А. Ф. Керенского, были все монархистами, – свой приход к власти с этого начали…», хотя никакой измены вовсе не было и вообще положительно никаких действий или поступков предосудительного характера со стороны Государя и Императрицы – самое придирчивое расследование революционного правительства не обнаружило, – добавим мы от себя к подчеркнутым словам В. А. Маклакова.
Решив инсценировать революцию возглавлением петроградского бунта и захватом власти, это, по выражению Маклакова, самодержавное революционное «Временное правительство», т. е., в сущности, коллегиальная диктатура одиннадцати «самодержцев» – захватчиков власти, самоизбранных «представителей» либеральной и радикальной общественности из пресловутого «Прогрессивного блока», – вполне естественно могло только самонадеянно пренебречь той моральной поддержкой, которую оказывал новой власти прощальный приказ Государя от 8 (21) марта.
В действительности эти горе-министры так и поступили: грубо, непродуманно и негосударственно. Возомнив себя революционерами – «победителями» – господа безответственные «правители», этот более всего в государственных интересах написанный, замечательный прощальный приказ отрекшегося Императора – признали контрреволюционным актом, опаснейшим для углубляемой ими революции.
Между тем, принося себя в жертву добровольным оставлением трона, озабоченный до последнего часа судьбой родного ему русского народа и всей Державы Российской, а ближе всего принимая к сердцу интересы своей армии и флота, Государь стремился сделать все возможное – для безболезненного перехода к новому государственному строю, к восстановлению и поддержанию должного порядка, к обеспечению законности перехода власти к новому, Им назначенному Совету министров (Временному правительству) и к сохранению дисциплины и боевой силы армии. Вот какими высокими побуждениями руководился беззаветно преданный России Царь. Когда писал свое прощальное обращение к любимым им войскам.
Государь сознавал, что без Царя Императорская Русская армия существовать не может, и от своего имени просил горячо любимые им войска довести войну до победного конца, требовал от них повиновения Временному правительству исполнения долга и порядка службы. Это было последнее царское наставление – завещание Императора, навеки покидающего преданных Ему и всегда готовых за Него умереть русских людей – солдат Императорской армии.
В первый же день после отречения произошло событие, Государем непредвиденное и глубоко его потрясшее. Актом добровольного своего отречения 2 (15) марта Государь передал свою власть не каким-нибудь «диктаторам» Временного правительства, а своему законному правопреемнику новому Императору Михаилу Александровичу. Но не успел он доехать до Могилева, как неожиданный отказ Великого князя и захват власти «министрами» переименовавшими «Комитет Государственной думы» во «Временное правительство» с упразднением не только Монарха, но и парламента, – все круто изменилось. Парламентарная монархия превращается в какую-то революционную республику и права Верховного вождя армии и флота переходят не к Монарху, а к Временному республиканскому правительству, в сущности же к «военно-морскому министру» из неторгующего купечества – А. Гучкову.