[33]
1. Наступление в Восточную Пруссию. Влияние этого наступления на положение на Западном фронте
Всякая коалиционная война логически требует подчинения частных интересов каждого отдельного члена союза общим интересам всего союза. Подробным изучением вероятной обстановки, русский и французский генеральные штабы пришли к общему заключению, что, в случае войны с Центральными державами, Германия, по всей вероятности, сосредоточит свои главные силы на ее Западном фронте, для нанесения сокрушительного удара по французским войскам.
Французская армия являлась вооруженною силою, значительно превосходившей наши армии быстротой своей мобилизации и сосредоточения; поэтому она должна была расцениваться немцами в качестве вооруженной силы, наиболее для них опасной в начальный период войны. Угроза французского вторжения в западно-пограничную полосу Германии была для немцев тем более опасной, что названная полоса местности представляла собою район с богато развитой металлургической промышленностью, особенно ценной в условиях современной войны, которая требует обильного и безостановочного снабжения войск материальной частью и боевыми припасами.
С точки зрения Германии, являлось необходимым ценою каких угодно усилий, предупредить возможность вторжения в названный район неприятельских войск и вынести войну за пределы собственного государства, чтобы оградить страну от разорения и обеспечить возможность широкого пользования своей армии предметами отечественного производства.
К тому же нанесение первого, по возможности громового, удара по Франции, должно было затруднить установление ею союзных отношений с Англией, а психологическое значение победы на западе являлось не только ценным в смысле возбуждения энтузиазма в собственных войсках, но и с точки зрения воздействия на психику Италии и Румынии, как известно, уклонявшихся примкнуть к Германии и Австро-Венгрии.
Что касается России, то, в этом случае, Германия могла надеяться на то, что ее войска, медленно собирающиеся к границам, представится возможным задержать от вторжения в пределы Германии и Австро-Венгрии более быстрым наступлением армии последней на фронт Люблин – Холм и выставлением Германией особого заслона в Восточной Пруссии из местных войск и формирований военного времени. Такой план мог представляться генеральным штабам центральных держав тем более целесообразным, что, как это и оказалось впоследствии, противники России имели преувеличенное мнение о медленности русской мобилизации. Установив, таким образом, вероятность направления глазного удара германцев в начале войны на запад, Державы согласия не могли сомневаться в том, что характер его будет всесокрушающий.
Россия знала силу Германии; она изучила принципы ее военной доктрины и не могла сомневаться в крайней опасности для своей союзницы тевтонского нашествия. И морально, и по силе формальных обязательств, принятых на себя, Русская армия должна была придти своей союзнице на помощь, притянув часть германских сил на себя. Иначе… надо было предвидеть на Западе катастрофу!.. Единственное средство для предотвращения таковой заключалось в организации быстрого вторжения, возможно значительными силами, в пределы Восточной Пруссии. Такое вторжение больно ударяло по престижу не только немцев, но и их императора, для которых Пруссия не переставала быть родоначальницей германского военного могущества.
Сила и направление для русского наступления? Их указывали, как наиболее желательные, генералы [О.] Дюбай[34] и [Ж.] Жоффр, последовательно стоявшие во главе французского Генерального штаба.
– Я буду считать себя вполне удовлетворенным, если наступление русских войск против Германии состоится с такими силами, которые способны были бы приковать к себе от 5-ти до 6-ти корпусов. – Так приблизительно формулировал свои пожелания первый из названных генералов на совещании, происходившем у нас в 1911 г. в Красном Селе.
– Чем глубже произойдет наступление русских войск в пределы Германии, тем решительнее оно отразится на общем положении дел, – говорил генерал Жоффр на союзных совещаниях 1912 и 1913 гг. Высказывалось при этом желание о наступлении из русской Польши на Алленштейн, и еще лучше – по левому берегу Вислы на Берлин. Но последнее в начале войны, по общей обстановке, являлось для России неосуществимым!..
Было бы, конечно, неправильно утверждать, что наступление в Восточную Пруссию не вызывалось собственными интересами России. Стратегические невыгоды границ русской Польши, глубоко вдававшейся между территориями Германии и Австро-Венгрии, при условии медленной готовности русских войск, заставляли желать выпрямления нашего первоначального развертывания войск путем занятия на севере Восточной Пруссии и выхода к Нижней Висле, а на юге – овладения восточной половиной Галичины. Сделать это надо было возможно скорее (по подсчетам русского Генерального штаба – в течение первых полутора месяцев войны), пока главная масса германцев будет отвлечена борьбою на западе, и, вследствие этого, главное командование их лишено будет возможности начать решительную переброску войск с запада на восток. Независимо от того, вторжение русских войск в Восточную Пруссию и Галичину выносило войну из пределов собственной страны, чем достигались также немаловажные результаты.
В соответствии с изложенным, по плану, разработанному русским Генеральным штабом еще в мирное время, две русские армии Северо-Западного фронта, в составе 9-ти армейских корпусов, находившихся под начальством генерала [Я. Г.] Жилинского,[35] занимавшего в мирное время пост командующего войсками Варшавского военного округа, должны были вторгнуться в пределы Восточной Пруссии: 1-я армия, генерала [П. К. фон] Ренненкампфа[36] – с востока и 2-я армия генерала [А. В.] Самсонова[37] – с юга. Первоначально, при движении вперед их разделяли Мазурские озера, но, обойдя таковые с севера и запада, обе армии должны были войти друг с другом в непосредственную связь. Со стороны Германии, как это выяснилось впоследствии, против них была оставлена 8-я армия генерала [М. фон] Притвица,[38] в составе 4-х корпусов и нескольких отдельных дивизий и бригад.
Целью действий русских армий ставилось – нанесение поражения немецким войскам и отнесение их с севера – от Кенигсберга – и с запада от путей к Висле, иначе говоря, окружение с обоих флангов. В дальнейшем имелся в виду выход русских войск к нижней Висле, чем достигалось выгодное оборонительное положение на этом участке Вислы и значительное сокращение стратегического фронта, первоначально тянувшегося по рекам Нареву, Бобру и среднему течению реки Немана.
Такими действиями армии Северо-Западного фронта, к известной мере, закреплялось положение на правом фланге русского стратегического фронта, и создавалась возможность для переноса южнее названного участка русских операций на левый берег реки Вислы, о чем усиленно просило французское командование и каковое, в самом деле, являлось угрожающим в отношении Германии. С целью скорейшего воздействия на германцев названные армии Северо-Западного фронта были составлены из пограничных и ближайших к району действий корпусов. Этим достигалась, правда не без известных усилий, возможность перехода ими в наступление уже в начале третьей недели мобилизации.
С назначением Великого князя Николая Николаевича на пост Верховного главнокомандующего русскими действующими армиями, ему были подробно доложены все изложенные выше соображения, которые и встретили полное его сочувствие. Точное выполнение взятых на себя обязательств и скорейшая помощь нуждающемуся в ней союзнику – были настолько в характере Великого князя, что его согласие с предположениями Главного управления Генерального штаба не могло вызывать ни у кого сомнений. Тем не менее, Франция встретила объявление ей Германией войны с большим волнением и тревогой.
– Я умоляю (je supplie[39]) Ваше Величество предписать вашим войскам немедленное наступление, – говорил на приеме, имевшем место 5 августа 1914 г., Императору Николаю II тогдашний французский посол [Ж.] M. Палеолог.[40] Иначе французская армия рискует быть раздавленной.
Еще ярче беседа M. Палеолога с министром иностранных дел, которая происходила 26 августа и описана в его воспоминаниях.
– Ни Государь, ни Великий князь не забывают все, чем мы обязаны Франции, – сказал ему С. Д. Сазонов. – Вы можете быть убеждены, что мы сделаем все, чтобы помочь французской армии. Но, с точки зрения исполнения, затруднения очень велики. Генерал Жилинский, главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, опасается за успех наступления русских армий в Восточную Пруссию, так как его войска еще очень разбросаны и обеспечение их продовольствием встречает большие затруднения. Генерал Янушкевич, начальник Генерального штаба, разделяет мнение генерала Жилинского и также сомневается в возможности наступления. Но генерал-квартирмейстер Ставки генерал Данилов с горячей убедительностью доказывает, что мы не в праве обрекать нашего союзника на гибель и что, не взирая на неизбежный риск предстоящей операции, мы все же обязаны незамедлительно перейти в наступление. Его мнение разделяется Великим князем, и я не удивлюсь, если данная операция уже началась.
И действительно, уже в первой своей директиве, отданной еще 10 августа, Верховный главнокомандующий русской действующей армией Великий князь Николай Николаевич, подтверждая первоначальные задачи, поставленные армиям Северо-Западного фронта, высказывал мнение, что, в виду острого положения на французском фронте, наступление армий Северо-Западного фронта могло бы начаться уже с 14-го дня мобилизации. Так как, однако, ведение данной наступательной операции относилось к обязанностям главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, то окончательное определение времени и порядка выполнения изложенных в директиве предуказаний, оставлялось за генералом Жилинским. Принимая во внимание, что районы развертывания корпусов названных двух армий Северо-Западного фронта находились в некотором удалении от границы, генерал Жилинский предписал корпусам 1-й армии выступить с таким расчетом времени, чтобы одновременно перейти границу 17 августа, то есть на 18-й день мобилизации Русской армии, главным же силам корпусов 2-й армии указано было вступить на германскую территорию – 19 августа, т. е. на 20-й день мобилизации.
Так как мобилизация французской армии была объявлена только в ночь на 2 августа, то время перехода 1-й русской армии определяется 16-м днем французской мобилизации. Уже в день перехода границы армия генерала Ренненкампфа имела столкновение с германцами при Сталлупенене. Наши противники, потеряв несколько орудий, отошли в западном направлении.
19 августа в районе к северу от главной зоны наступления 1-й русской армии, у Каушена, разыгралось новое боевое столкновение. Наша конница атаковала одну из немецких ландверных[41] бригад. В этом бою эскадрон Лейб-гвардии Конного полка, под командой ротмистра барона [П. Н.] Врангеля,[42] – будущего вождя «белого» движения, в конном строю доблестно атаковал неприятельскую батарею, внезапно наскочив на ее стрелявшие орудия.
Южнее конницы, на правом фланге главных сил той же армии, часть пехоты ввязалась в бой с частями 1-го германского корпуса к северо-востоку от Гумбиннена. Бой принял особенно упорный характер на следующий день 20 августа, когда в дело с обеих сторон были введены главные силы 8-й германской и 1-й русской армий. К вечеру на некоторых участках гумбинненского поля сражения обозначилось немецкое отступление, которое, как выяснялось впоследствии, приняло с наступлением темноты общий характер. Немцы отходили на запад, стремясь, по поступившим донесениям, уйти за Вислу.
Одержав, таким образом, в период времени с 17 по 21 августа над немцами ряд успехов и принудив их к отступлению, генерал Ренненкампф, однако, задержал свое дальнейшее наступление, ссылаясь на усталость войск и в ожидании подхода второочередных частей. В дальнейшем стянув свои корпуса ближе к правому флангу, он приостановил свое наступление и обратил свое преимущественное внимание на крепость Кенигсберг. Вследствие такого бездействия германцы получили возможность уйти от преследования и оказались свободными в своих дальнейших решениях.
В то же время 2-я русская армия генерала Самсонова, запоздав несколько своим наступлением и опасаясь упустить отходившего перед генералом Ренненкампфом противника, стала забирать все более к западу, имея в виду чрезвычайно трудными форсированными маршами перехватить пути немцев к переправам на нижней Висле. В действительности же эта армия только растягивалась и все более отдалялась от 1-й армии, продолжавшей после трехдневной остановки, несмотря на энергичное вмешательство Великого князя, лишь очень медленно свое дальнейшее наступление. В результате таких действий, вместо постепенного сокращения фронта Северо-Западных армий и сжатия ими немецких войск 8-й армии в полукольцо, корпуса 2-й армии расползлись веером и между внутренними флангами 1-й и 2-й армий образовался значительный разрыв.
Эта обстановка, раскрытая германскими авиаторами, послужила основанием для составления нашим противником нового плана действий. Воспользовавшись хорошо развитою сетью железных дорог и постепенной потерей соприкосновения войск 1-й русской армии с быстро отходящими немецкими колоннами, новое командование 8-й германской армией сумело сосредоточить против корпусов 2-й русской армии генерала Самсонова значительным силы и окружить ими два с половиной корпуса этой армии в лесах севернее шоссе Нейденбург – Вилленберг. 30 августа для этих корпусов надвинулась всем известная катастрофа…
Легко ли далась победа нашему военному противнику? Вот несколько выписок из воспоминаний о данной операции генерала [Э.] Людендорфа:[43]
«Сомнительно, даст ли противник нам время выполнить наши намерения!..»
«Армия генерала Ренненкампфа вызывала во мне большое нервное напряжение!..»
«Мощная армия генерала Ренненкампфа угрожающей грозовой тучей стояла на северо-востоке. Ей стоило только нажать на нас, и мы были бы разбиты…»
Общеизвестно, напомню я от себя, что «победу от поражения часто отделяет едва уловимая грань».
По предложению, кажется, генерала Людендорфа, решительный бой 29 августа, завершившийся окружением наших войск, приобрел в Германии наименование сражения у Танненберга. Мне кажется, что в ходе исторических событий одно из лучших назначений «времени» – сглаживать и предавать забвению былые недоразумения, тем более, если они воскрешаются с недостаточной точностью. Известная в истории битва, ответом на которую должна была служить самсоновская катастрофа, хотя и происходила близ Танненберга свыше 500 лет тому назад, но более известна под именем Грюнвальдской битвы,[44] самое же селение Танненберг не входило в район боевых действий, разыгравшихся в 1914 г., и находится только вблизи этого района.
Читатель, надеюсь, не поставит мне в вину, что в настоящей книге я воздержусь от подробного описания военных действий и их оценки. Если бы он все же заинтересовался ознакомлением с моим пониманием событий первого периода войны, то свое желание он легко мог бы осуществить, прочтя мою книгу «Россия в мировой войне».[45] Здесь же я ограничусь обрисовкой событий этой войны лишь настолько, насколько в них проявлялась личность русского Верховного главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича и его влияние на общий ход войны, веденной сообща Державами согласия.
Один из известных французских журналистов Людовик Нодо,[46] по поводу только что упомянутой книги моей, высказался о действиях русских армий в первый период войны, в таких выражениях:
«Rendons à nos allies l’hommage qui leur est du, car l’un des element de notre victoire fut leur debàcle».[47]
В Англии весьма видный современный государственный деятель сэр [У.] Черчилль,[48] в своих блестящих мемуарах о войне, которую он близко переживал в качестве морского министра, отзывается о жертвенности и значении русского наступления следующим образом:
«В гигантских и страшных боях на полях Восточной Пруссии пал цвет русской армии. Но результаты ее вторжения были использованы в решительную минуту. Нервы германского Генерального штаба не выдержали!»
В этих признаниях наших союзников гордость Русской армии и ее утешение. Исторически со стороны Держав согласия было бы несправедливо говорить о победе французов на Марне,[49] разбившей расчеты Германии на быстрый успех, не вспомнив благодарно о жертвенности и не почтив памяти русских героев, положивших свою жизнь и проливших свою кровь на полях сражения в Восточной Пруссии. И наоборот, – в нашей печали о жертвах и неудаче Восточно-Прусского похода, закончившегося кошмарной катастрофой «30 августа», нельзя не вспомнить утешительно о Марне.
В самом деле. Тревожные известия о положении дел в Восточной Пруссии заставили немецкую главную квартиру немедленно после боев на реке Самбре начать переброску двух корпусов (Гвардейского резервного и 11-го) к одной кавалерийской дивизии (8-й), с Западного фронта на восток. Переброске этой придан был спешный характер, ибо она вызывалась стремлением вернуть обратно Восточную Пруссию и остановить начавшуюся в этой провинции панику населения. Приходилось поэтому снимать войска в зависимости от степени удобства и скорости посадки их на железную дорогу. Этим и должно объяснить, почему выбор пал на корпуса, входившие в состав правофланговых армий, несмотря на исключительную важность той задачи, которую должны были выполнить именно эти армии: сыграть роль ударного молота по левому обходному флангу французов.
Значительное ослабление названных армий естественно должно было привести к ослаблению этого удара и к необходимости сокращения его размаха. Первоначально крайним направлением войск армии генерала [А.] фон Клука[50] было направление на Амьен, куда и продвинулась в конце августа конница генерала [Г. фон] Марвица.[51] Но, достигнув в своем движении на юго-запад реки Авр, пехотные колонны 1-й немецкой армии вдруг круто повернули на юг, a затем на юго-восток, все отчетливее оставляя Париж – столицу и сердца Франции – вне зоны своего наступления.
Распоряжение об отправке двух корпусов на восток в наиболее решительные дни развертывавшейся на западе грандиозной операции немцев, в силу своей неожиданности и спешности, – могло ли оно кроме ослабления силы удара и сокращения его фронта не отразиться «психологически» на настроении германских войск и их начальников? Не тут ли следует искать зарождения того морального перелома, о котором упоминает Черчилль в своих воспоминаниях? Не тут ли свершился излом их воли к победе?.. Кто знает!.. Таковы были события, по времени предшествовавшие Марнскому сражению, которое победоносно закончилось для французов.
Идея организации молниеносного удара против Франции, принадлежавшая талантливому начальнику германского Генерального штаба [А.] фон Шлиффену,[52] оставлявшая затем возможность массовой переброски германских войск против России, разбилась о первоначальные успехи русского восточно-прусского наступления и отпор, данный нашими союзниками на полях Марны. В этих фактах идейная связь между Восточной Пруссией и Марной, – двумя операциями, выполненными по директивам двух генералиссимусов, Великого князя Николая Николаевича и генерала (ныне маршала) Жоффра, хотя и не с одинаковыми тактическими результатами.
В результате катастрофической неудачи, понесенной русскими войсками в Восточной Пруссии, генерал Самсонов покончил свою жизнь самоубийством; со своей же стороны Великий князь Николаи Николаевич принял решение о немедленном отчислении от командования фронтом и армией генералов Жилинского и Ренненкампфа, проявивших недостаточную распорядительность и непонимание общей обстановки. Однако решение Верховного было предупреждено шифрованной телеграммой Императора Николая II, полагавшего соответственным возвращение генерала Жилинского на его прежнюю должность варшавского генерал-губернатора и назначение генерала Ренненкампфа, окружавшего себя придворными любимчиками и через них снискавшего особое благоволение Императора – главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Телеграмма эта вызвала в Ставке, конечно, не малое смущение и из создавшегося положения вышли – отчислением генерала Жилинского в распоряжение, если не изменяет моя память, военного министра, и оставлением генерала Ренненкампфа на его прежнем месте. Это было то наибольшее, что возможно было сделать при обстановке того времени и что ярко свидетельствует о том трудном положении в пользовании своими правами, в которое был поставлен в действительности русский Верховный главнокомандующий!
Читатель хорошо понимает, что для Великого князя было совсем не трудно на этом случае показать свою способность уйти с поста Верховного; гораздо более самопожертвования требовалось примириться с этими условиями и работать в них, надеясь принести пользу России.
2. Неожиданный подарок союзникам наших моряков
Теперь уже не может быть секрета ни для кого, что на германском крейсере «Магдебург», который в конце августа 14-го года сел на мель у острова Оденсгольма, нашими водолазами был найден секретный радиотелеграфный код германского флота. Книга была сфотографирована и копия, по приказанию Великого князя, переслана британскому адмиралу [Д. Р.] Джеллико,[53] который стоял во главе эскадр, долженствовавших противиться проявлению всякой жизни со стороны германского военного флота. Последние, кроме общей задачи прикрытия всей страны со стороны морского побережья, должны были, при сохранении идеи направления главного удара на запад против Франции, стремиться к достижению еще других весьма существенных задач: во-первых, по овладению Фландрским побережьем, что вызывалось необходимостью надежного прикрытия правого фланга германских армий, наступавших через Бельгию, и во-вторых, по затруднению перевозки английских войск на материк.
Так как, однако, германский флот, имевший своей базой устье Эльбы, в силу своей недостаточной численности, не мог рисковать встречей в море со всем британским флотом, то для него являлось чрезвычайно ценным условие внезапности, которое одно могло обеспечить возможность благоприятной встречи с неприятелем. В самом деле, только внезапность появления германского флота или его частей, в том или другом районе морского театра, могла дать возможность встретиться германским боевым судам не со всем враждебным ему флотом, а с его отдельными частями, равно произвести неожиданную бомбардировку или нападение на пункты английского побережья, или выполнить какую либо другую боевую операцию, могущую болезненно отозваться на общественном настроении английского народа. Этой-то внезапности германский флот, благодаря русскому подарку англичанам, и был лишен на все время войны. Перехватывая германские радио, англичане получали возможность заранее знать о выходе в море из своего убежища немецких морских сил, равно об их составе и предполагаемых целях их действий.
Благодаря изобретению русским же моряком особого прибора, получалась даже возможность определять место нахождения того судна, с которого было отправлено перехваченное радио. Помощь, оказанная русскими моряками своим западным союзникам, была неоценима, и адмирал Джеллико счел своей обязанностью сообщить русскому морскому командованию, что британский флот никогда не забудет той услуги, которая была ему оказана русским флотом.
Всякое перехваченное германское радио немедленно передавалось в Лондон в адмиралтейство, где по рассказам сведущих лиц,[54] имелась особая комната «№ 40», в которой работали специалисты, расшифровывавшие полученное сообщение и переводившие его на английский язык. Главным руководителем этих работ был известный лингвист эдинбургский профессор А. Ивинг, получивший широкую известность в английском обществе, как лицо, оказывавшее английскому народу большие услуги во время войны. Никто ведь не знал, каким образом добывались те ценные данные, которые выходили из комнаты «№ 40», и получение которых приписывалось тайному «изобретению» почтенного профессора! Лишь немногие лица в течение войны были осведомлены о том, что о всех главных выходах и предстоящих действиях немецкого флота англичане узнавали от самих же немцев, которые пользовались радиотелеграфными сообщениями весьма широко, будучи уверены в их безусловной секретности.
3. Вторжение русских армий в Галичину
Несколькими днями позднее вторжения русских армий Северо-Западного фронта в Восточную Пруссию, по директиве русского Верховного главнокомандующего, приступили к выполнению своих первоначальных боевых задач, предусмотренных еще в мирное время, четыре армии Юго-Западного фронта, в составе 16-ти армейских корпусов. По существовавшим предположениям, эти армии могли встретиться с 12–13 австро-венгерскими корпусами, развертывавшимися в Галичине. В соответствии с этими данными обстановки, целью действий Юго-Западного фронта, находившихся под начальством генерала [Н. И.] Иванова,[55] занимавшего в мирное время пост командующего войсками Киевского военного округа, ставилось поражение неприятельских вооруженных сил, сосредоточенных в упомянутом уже выше пограничном районе, имея в виду воспрепятствование отходу этих сил на юг за реку Днестр и на запад к Кракову. Иначе говоря – имелось в виду их окружение с обоих флангов в местности к северу от Карпатского горного хребта. Русские армии Юго-Западного фронта должны были перейти границу двумя группами: со стороны русской Польши, с фронта Люблин – Ковель на юг, и со стороны правобережной Украины, с фронта Луцк – Проскуров, на запад. Главный удар возлагался на эту последнюю группу; поэтому на состав и ускорение готовности этих армий, которые ее составляли (3-й и 8-й), было обращено особое внимание. Таким образом, армии, образовавшие северную группу Юго-Западного фронта (4-я и 5-я), были составлены из войск, располагавшихся в мирное время внутри страны и потому несколько запаздывавших в своем прибытии в пограничный район. Исключение составляли только два местных корпуса, вошедших, разумеется, также в состав названной группы и игравших роль войск прикрытия. Данным обстоятельством воспользовалось австрийское командование, решившее быстрым вторжением с юга в пределы русской Польши предупредить русское наступление и разбить незакончившую своего сосредоточения северную группу армий Юго-Западного фронта, прежде чем на театре военных действий скажется наступление 3-й и 8-й армий. В результате такого решения, положение северной группы Юго-Западного фронта оказалось к 30 августа 1914 г., т. е. ко времени обозначившегося неуспеха наступления армий Северо-Западного фронта в Восточную Пруссию, крайне тяжелым.
Войска 1-й австрийской армии генерала [В.] Данкля,[56] после ряда встречных боев, устремились на правофланговую 4-ю русскую армию и под Люблиным стали окружать ее с обоих флангов. С левого берега реки Вислы к австрийцам был притянут германский корпус генерала [Р. фон] Войрша,[57] а на правом фланге войскам Данкля удалось 1 сентября прорваться в стыке между 4-й и 5-й русскими армиями. Заняв железнодорожную станцию Травника на линии Люблин – Холм, австрийцы этим своим положением прервали ближайшую железнодорожную связь 4-й армии с остальными армиями Юго-Западного фронта. В то же время в районе соседней слева 5-й армии произошел весьма упорный и кровопролитный бой у Томашова с войсками 4-й австрийской армии генерала [М.] Ауффенберга,[58] наступавшими восточнее армии генерала Данкля и уступом назад по отношению к ней. Австрийцы называют этот бой боем у Комарова и император Франц-Иосиф[59] наградил генерала Ауффенберга за его боевые успехи титулом графа Комаровского. В результате этого боя 5-й русской армии действительно пришлось начать отвод своих корпусов за реку Буг. Трудное положение северной группы армий Юго-Западного фронта могло быть еще выправлено быстрым сближением с нею 3-й и 8-й русских армий, наступавших с востока. Но генерал [Н. В.] Рузский,[60] в руках которого временно было объединено руководство боевыми действиями этих армий, подводя их к 29 августа на фронт Львов – Галич, решил на некоторое время приостановить дальнейшее движение вверенных ему войск, имея в виду разведку львовских укреплений, о силе и значении которых у нас, к сожалению, существовали преувеличенные сведения.
Для полноты характеристики того неблагоприятного положения, в котором оказались русские вооруженные силы, необходимо еще отметить, что очерченная выше обстановка на Юго-Западном фронте сложилась как раз к тому времени (конец августа), когда на Северо-Западном фронте обе наши армии 1-я и 2-я, были парализованы тяжкой «самсоновской трагедией». В результате поражения войск 2-й русской армии генерала Самсонова, весь Наревский фронт по существу оказывался открытым для вторжения через него с севера из Восточной Пруссии в русскую Польшу германцев, к которым, как читателю уже известно, спешно подвозились подкрепления с Западного фронта. При успехе этого наступления, немецкие войска могли создать угрозу сообщениям северной группы Юго-Западного фронта, проходившим с фронта Люблин – Ковель, через ту же русскую Польшу.
При всех описанных выше условиях, от Великого князя Русского Верховного главнокомандующего потребовалось много выдержки и твердости духа, чтобы не поддаться влиянию неблагоприятных факторов и с достоинством вывести русские армии на путь решительной победы над австрийцами. В этой победе была лучшая развязка всего положения. В соответствии с этим, русской Ставкой были, прежде всего, приняты решительные меры к непосредственному усилению войск 1-й русской армии. С этой целью в состав названной армии были последовательно направлены, в виде подкреплений, три корпуса, снятых с других направлений, и несколько второочередных дивизий, которые в общем усилили эту армию на 9 1/2 пехотных дивизий. Так как, с подходом всех этих частей, состав 4-й армии должен был увеличиться до 6-ти корпусов с несколькими второочередными дивизиями, то, для удобства управления, войска были подразделены на две армии (9-ю и 4-ю), во главе коих поставлены твердые и спокойные начальники.
Вместе с тем Великим князем было послано категорическое указание генералу Рузскому: продолжать безостановочно дальнейшее наступление, «развивая своим правым флангом наступательные действия в обход Львова с севера», и пуще всего «не допускать переброски противника от Львова против северной группы русских войск». Наконец, особым обращением Верховного главнокомандующего, Великий князь Николай Николаевич призвал все войска Юго-Западного фронта к полному напряжению сил. Согласно приказа, отданного 31 августа, войска должны были в кратчайший срок перейти в наступление, а в тех районах, где таковое наступление сказывалось невозможным, они должны были удерживать занятые ими позиции «до последнего человека». Результаты изложенных мер и твердо выраженной воли о необходимости достигнуть победы стали сказываться в течение ближайших же дней.
Уже 4 сентября наступление трех армий северной группы Юго-Западного фронта (армии 9-я, 4-я и 5-я) приняло более общий характер. К сожалению, не вполне согласованными с общей мыслью всей операции распоряжениями генерала Иванова первоначальная идея воспрепятствования отходу значительных сил на Краков была извращена, и армия генерала Данкля успела уйти за реку Сан.
С развитием дальнейшего наступления 3-й и 8-й русских армий, в наши руки в начале сентября перешел Львов, за ним – Галич. К северу от Львова 12 сентября взята были укрепленная позиция у Равы-Русской, с падением которой прекратилось шестидневное упорное сопротивление, оказывавшееся австрийцами на весьма сильной Городокской позиции, занятой австрийцами западнее Львова, Вместе с тем открылись для удара русских войск пути отхода той группы австрийцев, которая вторглась в русскую Польшу с юга, и таким образом заколебался весь австрийский фронт.
Свыше сорока дивизий, сбиваясь в кучу и обнажая пути в Венгрию и Буковину, спешили уйти за реку Сан и Вислоку, бросая оружие и сдаваясь массами в плен. Военная мощь двуединой Дунайской монархии перестала существовать. Австрийские славяне, недовольные наложенным на них Габсбургами игом, получили значительный толчок к развитию у себя сепаратных течений; что же катается австро-венгерской армии, то, хотя после перенесенного разгрома ее и удалось возродить частично, но она была лишена уже навсегда способности самостоятельно вести войну, требуя все большей и большей помощи в ее операциях со стороны германских армий.
Направлением всех свободных русских сил против Австро-Венгрии весьма отчетливо выявилась способность Великого князя Николая Николаевича правильно оценивать обстановку, a успех его твердого слова, обращенного к войскам, свидетельствовал о том доверии, которое эти войска питали к его распоряжениям.
4. Русская армия на Висле в октябре 1914 г
Наступление по левому берегу реки Вислы против Германии всегда входило в предположения русской Ставки. Об этом движении, как уже знает читатель, мечтал как о наиболее желательном для французов и генерал Жоффр. Но перенос военных действий на левый берег реки Вислы намечался русским Генеральным штабом лишь в результате удачного разрешения первоначальных наступательных задач в Восточной Пруссия и в Галичине. С выходом русских войск к нижней Висле и с утверждением их в Галичине, наступление это могло рисоваться в виде переброски значительной массы русских войск через Вислу по постоянным мостам, имевшимся в Варшаве и Ивангороде, и движения их в пространстве между нижней Вислой и Судетскими горами через Познань и Силезию в самое сердце Германии. В этом движении, конечно, должны были принять участие все вооруженные силы России, почему оно представлялось исполнимым лишь по прибытии на Вислу войск из азиатских округов. При этом левый фланг такого обширного фронта мог получить опору в славянских землях Австро-Венгрии, лежащих по ту сторону Судетского хребта; самое же операционное направление должно было пересекать польские провинции Силезию и Познань, в которых мы могли также рассчитывать поднять волну освободительного движения. Правда, при наступлении русских вооруженных сил но левому берегу реки Вислы, армии их должны были встретить на своем пути две германские крепости Познань и Бреславль, а на фланге они оставляли у себя австрийскую крепость Краков, но, при массовом характере нынешних армий, овладение крепостями сравнительно легко достигается победою этих армий над противником в поле.
Обстановка, сложившаяся в действительности к середине сентября, не была, однако, столь выгодной, как это предполагалось: Восточная Пруссия, связанная с внутренними областям Германии рядом сильных железнодорожных линий, осталась в руках нашего военного противника – Германии, а в Галичине австро-венгерские войска, хотя и были разбиты, но все же им удалось отступить в направлении на Краков и избежать уничтожения.
Более благоприятно, к тому времени, сложились условия во Франции, благодаря Марнской победе, но и там генерал Жоффр предвидел, уже в первые дни только обозначившейся победы, вероятную остановку в преследовании. Опасаясь возможности перехода инициативы вновь в руки германского командования, он уже в середине сентября обратился к нам с просьбой о перенесении русскими войсками военных операций на левый берег реки Вислы.
К этому времени участок средней Вислы между Буго-Наревом и Саном был почти обнажен от наших войск. Сосредоточенные в первые же недели войны к Варшаве два корпуса (Гвардейский и 18-й), взятые из столичного района, как мы уже видели, были направлены, в период Галичской наступательной операции, на усиление правого фланга Юго-Западного фронта; остальные же корпуса, располагавшиеся в мирное время в отдаленных от театра военных действий районах, только перевозились по железным дорогам в общем направлении на Варшаву.
В такой обстановке единственными частями, которые могли бы служить для переброски на левый берег реки Вислы, являлись войска Юго-Западного фронта, которые, кстати сказать, по мере углубления их в западную часть Галичины, оказывались все более сдавливаемыми с севера направлением течения реки Вислы, выше Сандомира, а с юга – Карпатским хребтом.
По предположениям штаба Юго-Западного фронта, войска эти и предполагалось начать перебрасывать на левый берег реки Вислы, сначала на реку Ниду, a затем выдвинуть вперед, для дальнейшего наступления на Калишь и Лиссу. Однако такое предположение представляло некоторые сомнения в том отношении, что на участке реки Вислы выше Сандомира не имелось постоянных мостовых переправ; переброска же по временным мостам, в сфере возможного влияния противника и при сильно колеблющемся в осеннее время уровне воды во всей Вислинской речной системе, представляла немалые опасности в смысле возможного срыва временных мостов. Мы уже на реке Сане пережили довольно тревожное время, вследствие порчи военных мостов, из-за внезапного поднятия воды после выпавших в горах дождей. Повторять этот опыт было бы неосторожно!
Недостаточное количество войск, имевшихся в наличии для выполнения столь грандиозной операции, как наступление в пределы Германии, и необеспеченность этой операции, в особенности со стороны правого фланга, над которым висела постоянная угроза в виде Восточной Пруссии, требовали серьезных гарантий в том, что нашими союзниками будут приняты все меры и усилия, чтобы надолго приковать главные силы германцев к своему фронту и этим отнять у них возможность новой переброски войск на русский фронт. Исходя из этой мысли, Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич, сообщая о своем наступательном предположении французскому генералиссимусу, признал необходимым вместе с тем запросить генерала Жоффра, считает ли его правительство конечной целью вооруженных действий своей армии очищение от неприятеля французской территории и отобрание Эльзаса и Лотарингии, или же оно поставило своей армии более широкие задачи, связанный со вторжением в Германию. Только получив убедительные заверения о том, что французское наступление не будет остановлено ни на какой линии и что начинающиеся на левом фланге французского фронта бои отнимают у немцев возможность переброски значительных сил на Восточный фронт, Великий князь окончательно решил в положительном смысле вопрос о переносе русского наступления на левый берег Вислы.
Каково же было действительное стратегическое значение тех боев, о которых упоминал в своем ответе французский главнокомандующий?
Русский посол в Париже так объяснял их происхождение: «Одного, даже столь крупного поражения немцев (как Марна) оказалось недостаточно, чтобы заставить германские армии очистить французскую территорию. Весьма скоро обнаружилось, что неприятель успел остановиться на укрепленных им позициях по реке Эн, и только между устьем этой реки и Северным морем оставалось свободное для развития дальнейших действий пространство…»
«Отказываясь от решительного наступления на фронте, – сообщал в дальнейшем А. П. Извольский,[61] генерал Жоффр делал в течение целого месяца попытки, путем неустанного маневрирования, обойти правый фланг немцев, чтобы таким образом заставить их отступить. Но на каждый такой маневр немцы отвечали подобным же контрманевром, в результате чего к концу октября обе армии докатились до морского побережья…»
На самом же деле инициатива действий в этом стремлении к обходу открытого фланга, вызвавшем перегруппировки, остроумно называемый некоторыми авторами «бегом к морю», принадлежала германцам и основною целью их маневра служило стремление захватить Дюнкерк и пробиться к Кале и Булони. Со взятием названных пунктов, для немцев, кроме захвата английских баз, расширялась зона действий их подводных лодок и открывалась возможность даже непосредственной угрозы английским берегам.
Просмотрите, читатель, воспоминания бывшего во время войны английского морского министра Черчилля, относящиеся к данному периоду войны: они полны тревоги и забот о судьбе поименованных выше пунктов.
Таким образом, в действительности вопрос шел об оказании новой помощи нашим западным союзникам. И, если в период русской Восточно-Прусской наступательной операции и битвы на реке Марне вопрос шел о судьбе французской армии и, в частности – об освобождении от угрозы Парижа, то в настоящее время ставились на карту подступы к ближайшим базам англичан, a следовательно, и вопрос об общем стратегическом положении британской армии на материке. Со взятием немцами Дюнкерка, Кале и Булони, свобода действий английских войск являлась бы и в самом деле значительно стесненной и в их штабе уже обсуждался вопрос о перенесении запасов более к западу, а именно в Гавр. В очень трудном положении могла бы оказаться также отступавшая в то время из Антверпена бельгийская армия.
Телеграммами от 21 и 29 сентября наш посол в Париже сообщал, что германцы подвозят на свой правый фланг значительные подкрепления и что, в общем, они имеют перевес над своими противниками, по крайней мере в 250 тысяч человек; армия их к тому же являлась снабженной многочисленной тяжелой артиллерией. По сведениям А. П. Извольского, у немцев к 10–15 октября заканчивают свое формирование до 10-ти новых корпусов и тогда их превосходство в силах, говорил наш посол в Париже, может быть доведено до полумиллиона людей!
– Все эти силы, – заключал Извольский, – будут направлены против Франции, если к этому времени Россия со своей стороны не разовьет в достаточной мере свои операции против Германии. Лишь прямая угроза Берлину, говорилось далее в донесении, была бы способна оттянуть от Западного фронта названные неприятельские силы, «натиск коих Франция не в состоянии будет выдержать…»
Сведения А. П. Извольского о количестве новых германских формирований и, главное, о сроках их готовности не вполне сходились с данными Ставки и считались нами явно преувеличенными. Все же приходилось учитывать настроения Парижа и тропиться оказанием новой помощи нашим западным союзникам.
Между тем, начиная с середины сентября, до нас стали доходить сведения – сначала неясные, потом все более и более подтверждавшиеся, о сосредоточении германо-австрийских войск в верхней Силезии и о предстоящем совместном наступлении их вдоль берегов верхней Вислы. Вскоре мы имели уже вполне определенные данные о том, что в составе германских войск, сосредоточивающихся в Силезии, находятся корпуса, перевезенные туда из Восточной Пруссии. В последней они были заменены немецкими вновь сформированными частями. Так, например, в Восточной Пруссии обнаружен был 25-й резервный корпус, предназначавшийся, по нашим сведениям, первоначально к отправлению на Западный фронт.
Очевидно, что германское командование Восточного фронта узнало о нашем плане перенесения военных действий на левый берег реки Вислы. В ответ на это решение, оно сосредоточивало германо-австрийские силы – или для обороны Силезии, игравшей весьма большую роль в деле германской военной промышленности, или еще вернее – для контрнаступления, в целях предотвращения опасности нашего вторичного вторжения в Германию. Это второе предположение вскоре подтвердилось в полной мере: мы были накануне широко задуманного наступления германо-австрийских войск к средней Висле.
Для такого наступления в Силезию было переброшено германцами из Восточной Пруссии четыре корпуса, к которым с различных участков фронта были притянуты еще две отдельные дивизии и несколько ландверных и ландштурменных[62] бригад. Независимо [от] того, с правого берега реки Вислы был обратно возвращен германский ландверный корпус генерала Войрша и переброшена 1-я австрийская армия генерала Данкля. Таким образом, сверх австрийцев в организуемом наступлении должны были принять участие не менее шести германских корпусов!..
Положение русского Главнокомандования было такими действиями неприятеля весьма затруднено, тем более что начатое германцами наступление развивалось с необычайной быстротой и уже к последним числам сентября головы их наступавших корпусов успели значительно продвинуться вперед. В распоряжении русских на средней Висле находились лишь самые ограниченные силы в Варшаве и у Ивангорода. С другой стороны, при наличии столь быстро развивавшегося неприятельского наступления, стала совершенно немыслимой переправа русских войск, находившихся в Галичине, на левый берег реки Вислы выше Сандомира. Русское Верховное командование, таким образом, должно было иметь в виду необходимость, для выхода к средней Висле, выполнения весьма кружного маневра по грунтовым дорогам через Люблин и далее по железной дороге на Варшаву и Ивангород.
Обстановка к означенному времени утяжелялась еще новым обстоятельством. Определенно стало выясняться, что и на правом берегу реки Вислы австрийцы, занимавшие фронт по реке Дунайцу от Вислы до Карпат, решили последовать примеру германцев и также перейти в общее наступление. Таким образом, нам угрожало соединенное германо-австрийское наступление вдоль обоих берегов реки Вислы силами, которые определялись нами в количестве до 20-ти корпусом, и на фронте до 400 километров. В таких условиях русскому Верховному главнокомандующему предстояло остановиться на определенном плане действий и затем настойчиво добиваться его выполнения.
Согласно представленному Великому князю Николаю Николаевичу оперативным органом Ставки плану, Русская армия должна была ответить на неприятельское наступление контрударом, совершив для сего первоначально соответствующую перегруппировку своих сил. Пунктом решительного удара предлагалось выбрать левый фланг противника, являвшийся наиболее уязвимым местом всей наступательной операции германо-австрийцев.
В самом деле. На этом фланге наступали корпуса германской армии, командование которыми, несомненно, являлось инициатором всей задуманной операции. Было почти несомненно, что, с поражением на этом фланге германцев, рушится без особых усилий и весь остальной план их широкого наступления, развертывавшегося на фронте от Варшавы, на севере, до линии реки Днестра на юге.
В соответствии с этими соображениями, русская армия должна была быть частично переброшена из Галичины на среднюю Вислу, которую, вместе с занимаемой ею линией реки Сана, она и должна была прочно закрепить, оставив за собою достаточно широкие плацдармы на левом берегу Вислы у Ивангорода и Варшавы. Вместе с тем армия эта должна была сосредоточить у себя на правом фланге, в районе Варшавы, сильную ударную группу, которой и надлежало выполнить удар против левого фланга германских войск, при приближении их к реке Висле.
Конкретно, Юго-Западный фронт должен был в кратчайший срок перебросить из Галичины, по путям правого берега реки Вислы, на среднее ее течение (участок от устья реки Сана до Варшавы) три армии (5-ю, 4-ю и 9-ю), в составе 9–10 корпусов. В свою очередь, Северо-Западный фронт должен был сосредоточить в районе Варшавы 2-ю армию, в составе семи корпусов. В армию эту должны были войти также Сибирские корпуса, подвозившиеся к району действий с Дальнего Востока.
В результате названных перегруппировок на участке реки Вислы от Варшавы до устья реки Пилицы (протяжением менее 100 километров), должны были собраться 10 корпусов (2-я и 5-я армии), для решительного удара по левому немецкому флангу. Остальные силы, долженствовавшие принять участие в маневре (4-я, 9-я 3-я, 11-я и 8-я армии), в составе 15 корпусов, должны были активно оборонять общий фронт от устья реки Пилицы по Висле и Сану до Карпат (свыше 300 километров), не стесняясь, если будет это вызываться обстановкой, – даже временным снятием блокады с австрийской крепости Перемышля. К ударному крылу должна была присоединиться, для более глубокого обхода левого германского фланга, и кавалерия генерала [А. В.] Новикова,[63] находившаяся на левом берегу реки Вислы и отходившая перед неприятелем в направлении на Ивангород.
Для сосредоточения руководства всей операцией в одних руках, ударная группа была присоединена к армиям Юго-Западного фронта и таким образом выполнение задуманной операции вверено было Великим князем генералу Иванову. Успех плана зависел от быстроты выполнения намечавшихся перегруппировок. Особо трудным являлось своевременное перемещение армий, перебрасывавшихся из Галичины на Вислу, так как эта армии принуждены были выполнять свое передвижение более кружными, чем неприятель, путями. Железную дорогу представлялось возможным использовать только от Люблина, до которого частям войск приходилось выполнять форсированное походное передвижение, на протяжении не менее 5–6 переходов.
В коротких словах почти невозможно передать все те трудности, которые приходилось преодолевать нашим войскам. Наступила ужаснейшая осенняя слякоть. Зарядили непрерывные дожди. Дороги размокли. Некоторые мосты, перекинутые через ручьи и овраги, оказались поврежденными и снесенными водою. Люди вязли в грязи выше колен. Артиллерия и обоз требовали дополнительной припряжки и назначения особых команд для вытаскивания застрявших орудий и повозок. Трудности, словом, были невообразимые. Тем не менее, все препятствия были преодолены и русские войска, хотя и значительно утомленные, с честью выполнили свою задачу. Они успели своевременно занять среднее течение реки Вислы и положить предел развившемуся наступлению германо-австрийцев. Несмотря на настойчивые попытки, враг не был допущен на правый берег рек Сана и Вислы.
Однако, переоценив свое положение и не дождавшись полного сосредоточения 2-й армии к Варшаве, генерал Иванов, руководивший операцией, перешел со своими войсками сам в наступление, которое оказалось крайне неудачным. Мы потеряли, к югу от Ивангорода, несколько мостов, которые принуждены были сжечь, и вынуждены были выдержать весьма упорный бой в районе Ивангорода у Козениц. В весьма трудном положении оказались одно время войска под самой Варшавой, южные укрепления которой подверглись энергичным атакам германцев. Командовавший только еще собиравшейся в Варшаве 2-й армией генерал [С. М.] Ш[ейдеман][64] не признал возможным удерживаться на избранном им ранее фронте и в ночь на 12 октября отвел свои войска на линию старых Варшавских фортов. Это решение поставило, в свою очередь, в очень трудное положение соседний корпус, переправлявшийся через Вислу по временному мосту южнее Варшавы, причем одно время о судьбе корпуса до Ставки доходили самые тревожные вести.
Отход войск, временно оборонявших Варшаву, без соображения с положением соседних частей, возбудил в Верховном Главнокомандующем сомнение в том, достаточно ли решительны и искусны те руки, которым вверено нанесение в будущем решающего удара по левому флангу германских войск. Вследствие этого Великий князь предложить генералу Иванову заменить командовавшего 2-й армией начальником штаба Юго-Западного фронта генералом Алексеевым, заслуженно пользовавшегося в Русской армии репутацией опытного стратега. В будущем этому генералу могло бы быть в этом случае вверено командование новым третьим фронтом на левом берегу реки Вислы, причем открывалась бы возможность вернуть генерала Иванова обратно на Юго-Западный фронт в Галичину, где его временно замещал генерал [А. А.] Брусилов.[65] Однако генерал Иванов соглашался на замещение генералом Алексеевым командующего 2-й армией лишь в случае моего перемещения к нему, на должность начальника штаба Юго-Западного фронта. Так как Великий князь считал мое присутствие в Ставке необходимыми, то вся данная комбинация распалась.
Тем не менее, видя возможность крушения всей операции, обещавшей по своему замыслу значительный успех над германцами, Верховный главнокомандующий признал необходимым выйти из роли простого наблюдателя данной им директивы и возложить ближайшее руководство операций на себя. При существовавшей организации русской действующей армии, подразделявшейся на два фронта и при необходимости быстрых действий, другого средства для выполнения этого решения не было, как изъять 2-ю и соседнюю с ней 5-ю армии, составлявшие ударную группу, из рук генерала Иванова и передать их в состав армий Северо-Западного фронта. Этим распоряжением Верховный главнокомандующий отчасти развязывал себе руки, так как становился более полным хозяином положения, не вторгаясь в пределы исполнительной компетенции главнокомандующих фронтами, и в частности генерала Иванова, с решениями которого он в корне был не согласен.
В законе были, конечно, и другие более действительные методы устранения генералов, оказавшихся не на высоте положения, но уже рассказанный случай с предполагавшимся отчислениями от должности командующего 1-й армией генерала Ренненкампфа, после его неудачных действии в Восточной Пруссии, ясно может показать читателю, насколько воля Великого князя Николая Николаевича была связана в отношении лиц, пользовавшихся почему-либо особым расположением Императора Николая.
С 12 часов ночи на 14 октября 2-я и 5-я армия, а также конница генерала Новикова должны были перейти в подчинение главнокомандующему Северо-Западным фронтом. В ожидании окончательного сбора всех сил этих двух армий, главнокомандующему армиями этого фронта предписывалось частичными действиями расширить на левом берегу реки Вислы удержанный плацдарм, для более свободного дебуширования из него в будущем войск. Армиям же Юго-Западного фронта, находившимся на Висле и Сане, указывалось согласовать свои действия с армиями Северо-Западного фронта, занимавшими Варшавский район, причем цель их действий должна была заключаться в том, чтобы приковать к себе возможно большее количество неприятельских сил, для облегчения выполнения основной задачи операции войсками Северо-Западного фронта.
С 18 октября части войск 2-й армии, постепенно сосредоточивавшейся к Варшаве, стали переходить в частичное наступление, выполняя задачу расширения той части левобережного района, которая была удержана в наших руках. Шаг за шагом германцы отжимались с занятых ими позиций. Тем временем из-за правого фланга нашего нового расположения стала выходить конница, направлявшаяся в обход левого германского фланга. Наконец, 20 октября должно было произойти общее наступление 2-й и 5-й армий. Но уже в ночь на это число обнаружен был отход германцев.
«Обстановка под Варшавой, – пишет в своих воспоминаниях генерал Людендорф, в то время начальник штаба 8-й армии генерала [П. фон] Гинденбурга,[66] выполнявшей данное наступление, – настойчиво требовало принятия срочных мер. Неприятельское окружение надвигалось на нас все ближе и давление со стороны Новогеоргиевска и Варшавы становилось сильнее. Принять при таких условиях бой было слишком опасно. Ясно, что группу генерала [А. фон] Макензена,[67] наступавшую на Варшаву, необходимо было оттянуть назад…»
Как только получилось известие об отступлении германцев из-под Варшавы, Великий князь Николай Николаевич немедленно отдал распоряжение об энергичном движении вперед войск обоих фронтов в направлениях на Лодзь, Петроков, Опатов и Сандомир, продолжая развитие главного удара правым флангом. Попытка германцев остановиться на промежуточной позиции успеха не имела, и немцы принуждены были продолжать свое отступление. Вслед за германскими войсками, под напором русских армий, стала откатываться также австрийская армия. И не только на Висле, но и на Сане. Русское наступление развернулось постепенно на всем фронте от нижней Бзуры до Карпатских предгорий. Австрийская крепость Перемышль была вторично заблокирована нашей 11-й армией.
«Положение было критическое, – продолжает свой рассказ генерал Людендорф. – Наше октябрьское наступление дало нам возможность выиграть некоторое время, но оно закончилось неудачей. И теперь, по-видимому, должно было случиться вторжение в Познань, Силезию и Моравию русских войск, сильно превосходивших нас в числе…»
Так оценивал обстановку, сложившуюся на левом берегу реки Вислы к концу октября 1914 г., генерал Людендорф!.. И в его словах не заключалось никаких преувеличений. Опасность вторжения была налицо.
5. Ипр и Лодзь
Переходом с линии рек Вислы и Сана русских армий в наступление, для преследования отступавших германо-австрийцев, закончился, собственно, русский контрманевр на средней Висле. Описанные действия оценены по справедливости нашими союзниками и противниками, признавшими их лучшим образцом русского стратегического искусства, выполненным под руководством Великого князя Николая Николаевича в маневренный период минувшей войны. Стратегия сделала свое дело. Мы собрали к решительному пункту предстоявшего сражения численно превосходившие над неприятелем силы и нацелили их в чрезвычайно выгодном направлении. Противник не рискнул боем и отступил. Его отступлением открылись перед нами пути в глубь германской территории…
Для Германии приближалось тревожное время. Мы получили из Парижа сведение, что в Берлине очень обеспокоены судьбою силезских горнопромышленных предприятий, игравших, как известно, весьма важную роль в промышленной жизни Германии. Обстоятельства эти не могли не привлечь к себе самого серьезного внимания германского верховного главнокомандования, которое было занято в течение почти всего октября месяца стремлением на западе пробиться к Дюнкерку и Кале. Последним именем названа даже вся разыгравшаяся операция по овладению ближайшими британскими базами.
Целый месяц в этом районе льется кровь. На участке вдоль реки Изера защитников спасает лишь искусственное наводнение, неожиданно отделившее обе стороны друг от друга. Южнее у Ипра – между англичанами и немцами – разыгрываются бои, давшие впоследствии этому пункту право называться «фландрским Верденом»… Однако, в конце октября новый руководитель германскими операциями генерал [Э. фон] Фалькенхайн,[68] обеспокоенный известиями о положении на Восточном фронте, спешно выезжает в Берлин, куда вызывает на совещание генерала Людендорфа. Его атакуют с востока просьбами о подкреплениях. Особенно настаивают на переброске крупных немецких сил с запада на восток австрийцы, в лице генерала Конрада.
– Но я не могу отказаться от операций у Ипра. Дело там только началось… – отвечает генерал Фалькенхайн на все доводы в пользу усиления немецких войск на востоке. И, чтобы облегчить вопросы внутреннего управления, по его просьбе, император Вильгельм приказом 1 ноября, назначает генерала Гинденбурга командующим всеми немецкими вооруженными силами на востоке. Это облегчает ускоренное формирование на Восточном фронте ряда новых дивизий из местного ландвера и ландштурма и переформирование Бреславльского и Познанского крепостных гарнизонов в части, способные к выдвижению поле.
Новые настояния германского и австрийского командования на Восточном фронте заставляют, наконец, генерала Фалькенхайна уступить и дать принципиальное согласие на усиление немецких войск Восточного фронта, в ущерб Западному. Обещанные подкрепления определены в четыре пехотных корпуса и пять кавалерийских дивизий.[69] По свидетельству генерала Людендорфа, большая часть этих войск не поспевает, однако, к началу тех действий, которые развернулись на этом фронте, и только постепенно вливаются в него, в зависимости от обстановки. Вполне очевидно, что столь значительное ослабление германских войск на западе не могло не сказаться на улучшении общего положения наших союзников. Как известно, Ипр остался окончательно в руках англичан и бои на этом участке фронта постепенно замерли, Западный фронт постепенно стабилизируется и приобретает характер сплошной стены укреплений, которые протягиваются от моря до швейцарской границы. Потребовалось четыре года нечеловеческих усилий, чтобы, по выражению французского историка Шерфиса, перешагнуть созданный барьер. Какой же характер приняли дальнейшие действия на левом берегу реки Вислы?
История минувшей войны дает не один пример того, как германцы выходили из боя, если стратегическая обстановка складывалась не в их пользу. Прием этот должно признать вполне целесообразным. Если стратегическое искусство не смогло или не сумело выполнить своей задачи по подготовке выгодных условий для боевого столкновения, то может оказаться нерасчетливым испытывать судьбу путем неравного боя. Так поступили немцы, натолкнувшись на значительные силы под Варшавой. Конечно, для такого приема необходимы выдержанные войска, привыкшие смотреть на отступление не как на следствие поражения, а как на, своего рода, маневр, применяемый соответственно обстановке. Необходимы также военачальники с тонким военным чутьем, дающим возможность верно оценивать обстановку.
Оставляя район левого берега реки Вислы, немцы проявили также в полной мере свое искусство в разрушении тех путей, по которым должно было развиться русское дальнейшее наступление. Беспощадно уничтожались ими мосты, вырывались наиболее серьезные железнодорожные и шоссейный сооружения, уничтожались телеграфные сообщения. Военные представители союзных держав, состоявшие при Ставке и посетившие почти непосредственно за уходом немцев оставленный ими район, не могли скрыть своего удивления перед размерами произведенных разрушений. Необходимость восстановления дорог задержала, разумеется, весьма надолго движение русских войск, вследствие чего немцы получили возможность безнаказанного отступления к своим границам.
Организация дальнейшего наступления русских армий на левом берегу реки Вислы оказалась вообще задачей чрезвычайно трудной. Сверх затруднений, причиненных капитальной порчей немцами путей сообщения, русским приходилось считаться с крайним утомлением их войск, вызванным форсированными переходами и неблагоприятной погодой. Дожди и слякоть сменились сильными морозами и резкими пронизывающими ветрами. Оказывалась также недостаточная готовность тылов. Железнодорожное сообщение было разрушено, конные же транспорты измучены отчаянными дорогами. Что касается автомобильного движения, то таковое было также затруднено состоянием дорог; к тому же оно было очень мало развито в Русской армии. Войска терпели недостаток в продовольствии, и даже снабжение хлебом было в некоторых армиях затруднено. Вследствие этого, движение Русское армии могло быть только медленным.
Наоборот, немцы, быстро отходя по неразрушенным путям, выигрывали тем самым пространство и вновь получали свободу маневренных действий. Стратегическое положение их, по мере сближения со своей железнодорожной сетью, значительно улучшалось и давало возможность надеяться на выполнение ими новой стратегической комбинации, которая имела бы целью задержать русское наступление до прибытия обещанных генералом Фалькенгеймом с Западного фронта подкреплений.
Пользуясь установленным единством командования на Восточном фронте и значительным преимуществом, имевшемся на стороне немцев, в виде прекрасно развитой сети железных дорог, генерал Гинденбург скрытно сосредоточил между Торном и Врешеном 5 1/2 пехотных корпусов и несколько кавалерийских дивизий, которые в виде 9-й армии генерала Макензена он бросил 11 ноября против правого фланга русских войск, между Вислой и Вартой. Это было наиболее уязвимое место русских армий, наступавших по левому берегу реки Вислы и дошедших к 10 ноября своим правым флангом до реки Варты. Фронт их в это время тянулся от Унсеиова (на реке Варте) до устья реки Ниды и далее на юг до Карпат.
Хотя, для обеспечения своего правого фланга, русским Верховным главнокомандованием и были приняты возможные меры, тем не менее, германский удар был столь силен и совершен с такою быстротою и внезапностью, что имел значительный успех. После ряда боев у Влоцлавска, Кутно и Ленчицы, корпуса русской правофланговой армии (2-й), оттесненные в район Лодзи, были там окружены неприятельским полукольцом – с севера, востока и юга. Оставались, таким образом, свободными пути сообщения этой армии только на юго-запад, т. е. в направлении соседней слева – 5-й армии.
«Где вы? Почему не наступаете? Мы рискуем потерей операции!» – тревожно спрашивал соседей командующий 2-й армией.
В Ставке, распоряжением Великого князя, однако, уже подготовлялся соответствующий контрманевр, который должен был поставить немецкие обходившие войска под удар новой русской группы, сосредоточивавшейся у Ловича. Нужно было только выиграть время и. значит, потребовать твердой стойкости от начальства 2-й русской армии. Поэтому командующему этой армией было послано от Великого князя Верховного главнокомандующего категорическое приказание: «Держаться в районе Лодзи во что бы то ни стало».
События между тем шли своим чередом. Германские войска, прорвавшиеся у Кутно, в своем обходном движении все теснее обволакивали Лодзь с востока и юга. Группа германского генерала фон [Р. фон] Шеффер-Бояделя[70] захлестывала расположение нашей 2-й армии настолько глубоко, что состоявшая при этой группе немецкая кавалерия одно время прервала даже железнодорожное сообщение между Варшавой, где находился в то время штаб Северо-Западного фронта, и Петроковым, служившим штаб-квартирой 5-й армии генерала [П. А.] Плеве.[71] В то же время войска этой последней армии, находившейся юго-западнее 2-й армии, подверглись атаке с запада, со стороны Бреславльского и Познанского германских корпусов. Таким образом, неприятельское кольцо стало захватывать в свои тиски не только 2-ю но и 5-ю армию – всего в общем до 7 1/2 корпусов.
При таких условиях генерал Плеве, поддерживаемый своим доблестным начальником штаба генералом Миллером, принял единственно возможное для военачальника с верным военным пониманием и солдатским сердцем решение перевести свой штаб поближе к войскам, хотя бы с опасностью потерять связь со штабом армий фронта. Будучи старшим в чине, генерал Плеве объединил в своих руках командование всей группой корпусов 2-й и 5-й армий, оторвавшихся от остальных.
Прибыв в Ласк – пункт, избранный для нового расположения штаба своей армии, генерал Плеве на первую очередь выдвинет вопрос: «Чем можно помочь 2-й армии?» И, в соответствии с полученными ответами, отдал приказание, сводившееся к расширению к западу района, занятого войсками всей его группы. Это распоряжение привело к ряду серьезных боев. значительно улучшивших их положение охваченной неприятелем группы войск. В таких условиях войскам названной группы, в согласии с приказом Великого князя, приходилось держаться во чтобы то ни стало на месте, тем более, что малейший намек на отступление по единственно оставшемуся свободным шоссе Ласк – Петроков, несомненно, привело бы обе армии к катастрофе. Шоссе это отходило от крайнего левого фланга всей группы и было совершенно не обеспечено от неприятельских ударов с обеих сторон.
В такой обстановке, в девятом часу вечера 22 ноября, произошел курьезный случай, уже рассказанный мною в книге: «Россия в мировой войне». Кратко говоря, он состоял в прибытии в штаб генерала Плеве германского офицера, назвавшегося парламентером. Офицер этот, имевший на своей груди «железный крест», объяснил, что он послан с предложением «о сдаче» генералом Гинденбургом, с которым состоит в родстве. Так как при нем не имелось никаких письменных документов, оправдывавших его странную, чтобы не сказать более миссию, то офицер этот быль просто на просто объявлен начальником штаба 5-й армии военнопленным и в качестве такового сдан коменданту штаб-квартиры, который озаботился его, полузамерзшего, согреть горячим чаем и накормить. Жалкое физическое состояние, в котором прибыл названный офицер, легко одетый, несмотря на леденящую зимнюю стужу, ярко свидетельствовало о том, что обходящие германские войска, к составу которых принадлежал офицер, находились на исходе своих физических сил.
В этот период времени, уже приводился в исполнение намеченный Верховным главнокомандующим контрманевр, имевший целью отрезание пути отступления на север тем германским войскам, которые обошли район Лодзи с востока и даже юга. Части войск русской 1-й армии, сосредоточенные на фронте Лович – Скерневицы, должны были быстрым движением вперед двинуться к Брезинам – важному узлу путей и тем, как сказано выше, закрыть пути отступления германской группе генерала Шеффер-Бояделя, состоявшей из 25-го резервного корпуса, 3-й гвардейской дивизии генерала [К.] Лицмана[72] и находившейся при них кавалерии. В этом окружении должны были принять участие также некоторые части 5-й армии.
К сожалению, Ставке снова пришлось столкнуться со стратегической бездеятельностью командующего войсками 1-й армии генерала Ренненкампфа. По позднейшим донесениям и расчетами штаба Северо-Западного фронта, войска эти двигались разрозненно, без должной связи между колоннами и, не имея перед собою неприятеля, со скоростью всего лишь от 8 до 12 верст в сутки. При таких условиях выполнение задуманного контрманевра окончилось неудачей.
Ей содействовала еще неосторожность одной из русских дивизий, которая, заняв Брезины, расположилась в том пункте без достаточных мер охранения. Трем германским дивизиям, очутившимся в катастрофическом положении, путем невероятных усилий, удалось темною ночью, после кровавого ночного уличного боя, овладеть Брезинами и пробиться к северу на свободу.
Читателю, который желал бы ознакомиться с невероятными страданиями, выпавшими на долю тех немецких войск, которым пришлось пробиваться на север, я рекомендовал бы прочесть выдающееся и живое повествование одного из участников этих событий германского майора [К.] фон Вульфена.[73] Из этого описания он составит себе отчетливую картину тех боев, которые должны были вести немецкие войска в сильную стужу, перегруженные обозами и многочисленными ранеными, обстреливаемые со всех сторон русской артиллерией и пехотой, рискуя каждую минуту очутиться в таком положении, из которого два выхода: смерть или плен. На этот раз генерал Ренненкампф был отставлен от командования армией. Но русскому оружию в дорогую цену обошлось пристрастие к этому генералу Императорского двора.
Распоряжением тыловых органов в Варшаве уже подготовлялись поезда, вместимостью в 20 тысяч человек, долженствовавшие вывезти взятых у Брезин германских пленных во внутрь России. Я был запрошен Петроградом, можно ли пропустить в печать сведение о брезинском пленении значительного германского отряда, в составе которого находилась прусская гвардия, а русские сердца напрасно бились в трепетном ожидании реванша за «самсоновскую трагедию»!..
Немцы пробились на север. Но одновременно им пришлось разогнуть то стальное полукольцо, которым они сдавили 2-ю армию. Отход отряда генерала Шеффер-Бояделя закончился общим отступлением всей 9-й армии генерала Макензена, несмотря на полученные ею с Западного фронта значительные подкрепления. Наступившая зима положила вообще предел широким маневренным действиям и, после ряда отраженных германских попыток прорвать русское расположение на левом берегу реки Вислы, там наступило на некоторое время относительное затишье.