Василь Васильич мрачно посмотрел на себя в одно из огромных зеркал, подкрутил усы и пригладил волосы. Ему не нравилась ни эта комната, ни атмосфера, царящая кругом, и хотелось лишь быстрее закончить дело, за которым он пришёл, и покинуть стены «храма порока», одного из самых дорогих борделей Москвы.
Наконец, в коридоре послышался стук каблуков и шорох платья, дверь распахнулась и в комнату вошла крупных форм женщина в белом, весьма фривольного кроя шёлковом пеньюаре. Ей было явно за пятьдесят, лицо её, несмотря на все румяна и помады, выглядело нездоровым и изрядно помятым. Однако бывшая красотка сохраняла прежние игривые повадки, будто бы могла ещё пробуждать желание… Это была хозяйка заведения, известная под именем Семирамида.
Семирамида подошла к Романенко развязной походкой, играя концами пояска, улыбаясь уже начавшим терять форму ртом и постреливая глазами.
– Здравствуйте, господин хороший, – пробасила она хрипло. – Счастлива лицезреть вас в нашей обители!
– Ты свои повадки-то оставь на время. Ноги б моей в твоём бардаке не было, если б не служебная надобность, – раздражённо отозвался Василь Васильич.
– А у нас все здесь… по надобности, – хохотнула Семирамида, выпячивая из необычайно глубокого декольте грудь. – Красивый ты, ваше благородие! Жаль, что ты к нам по делам службы… Глаз-то у тебя горит! А у нас девочки ой как умеют вашего брата ублажить!
– Веди себя прилично, а не то я завтра сюда с нарядом приду и закрою твоё заведение к чёртовой матери! – пригрозил Романенко.
– Фи, какой сердитый… Ладно, воля твоя! – пожала плечами хозяйка, разваливаясь на диване. – Может, фруктов велеть подать? Или вина? Так ты только прикажи!
– Повторяю, я пришёл по делу и имею чрезвычайно мало времени. Поэтому будь любезна сесть, как подобает, и ответить на все мои вопросы. Чистосердечно. Если солжёшь, ты меня знаешь: замечу. А тогда смотри: устрою тебе и твоим девочкам прогулку в не самые приятные места.
– Ну, не пугай, не пугай! – прикрикнула Семирамида, садясь прямо и запахивая пеньюар. – Я уж пуганная! Сказывай, какого беса тебе надо!
– Знакома тебе Иделька? – спросил Василь Васильич в лоб.
– Стерва-то эта? А как же! Ты по её, стало быть, душу явился? Вот же курва… Мерзавка… Так и знала, что натворит чего-нибудь. Ну, уж можешь быть уверен, что про неё я тебе всё, как на духу. У нас с ней счёты давние.
– Вот, всё и рассказывай. И про счёты, и про мужиков её, и про то, где и чем теперь живёт, – Романенко расположился в кресле и приготовился слушать.
– С Иделькой, когда она ещё молодой была, мы подругами были. Она здесь же и работала. Красивая была! Одна из самых дорогих девочек! Но уже тогда я примечала в ней неимоверную страсть к деньгам.
– А у тебя, значит, такой страсти нет?
– Почему? У всех есть. Да только у неё она над всем стояла. Я, между прочим, понравившегося мне мужчинку и за так ублажить могу. По любви! И нищему подам, и обедом голодного накормлю… Я ведь жалостливая! А у ней ни к кому жалости не было. Одна только алчность. Получит от клиента деньги и любуется на них, а потом прячет. И медного гроша никому никогда не даст… Но вашему брату она нравилась. Даже уж, когда и свежесть самая ушла, всё равно. Как магнит она их притягивала и деньги выкачивала. У меня уж на закате был один пожилой господин… Добрый такой. Вдовец. Ходил ко мне втихаря от своих детей. Очень он боялся, что они прознают о том. А однажды Идельку увидел. И прямо голову от неё потерял! Я – побоку. Куда там! А я ведь к нему, как к родному относилась, по-человечески! Нет же, ему эта жлобка бездушная занадобилась! А уж она-то его, михрютку, подмяла! Он её даже домой к себе таскать стал. Тоже, правда, втихаря. А сколько денег на неё извёл! Состояние целое! Но так она ж дрянь – ненасытная! Решила она бедолагу этого женить на себе! Он-то, конечно, перепугался и её оставить решил… Да тут-то и выяснилось, что как приворожила она его. Ни с одной бабой дела иметь мочи не стало! Даже со мной… В общем, пошёл дурень опять к Идельке, и что б ты думал? С ней – точно молодой! В общем, обещал он на ней жениться, но всё тянул да тянул. Кому ж такая хапанная жена нужна? Потом оказалось, что он и вовсе обещание выполнять не собирался, уважая память жены и чувства любимых детей. А Иделька, ехидна, рассвирепела! Решила отомстить. Как-то была она у моего бедолаги. И возьми и пошли записку его дочери, что отцу, мол, плохо, приходи срочно. Та примчалась, а папаша её с полюбовницею в постели кувыркается. Он как дочь-то увидел, так за сердце схватился и Богу душу отдал… А я уж Идельке трёпку задала! Как я её за волосы, стерву, таскала – ох! С тех пор ноги её в моём заведении нет! – Семирамида закурила и выжидающе поглядела на Романенко.
– Что ж было с ней после того? – спросил Василь Васильич.
– Да ничего… Сняла себе квартирку где-то в районе Китай-города. Адреса точного не помню. Да, ежели тебе надо, у Лили спросишь. Лили у неё бывала пару раз… Нашла себе амуришку какого-то. Из ростовщиков или что-то в этом роде… Деньги с него, как водится, драла, кошка драная… Да вроде бы бросил он её… Об этом я уж мало знаю. А, если не секрет, что тебе так Иделька-то занадобилась?
– Да убили того ростовщика-то, – ответил Романенко. – И ограбили. А свидетели слышали, что подружка твоя бывшая ему угрожала.
– Так вы думаете, что это она его прикончила?
– Всё возможно. Ты ж сама говоришь, что алчность у неё безмерная.
Семирамида задумалась и, покачав головой, сказала:
– Нет… Не могла Иделька на такое пойти. Она, стерва, каких поискать, но не убийца…
– Неужели думаешь, что духу бы не хватило убить?
– Духу? Духу, может, и хватило… Но ты пойми: Иделька, хоть и алчная до безумия, но осторожная. А убийство – это ведь каторга! А она каторги пуще смерти боялась всегда. Не стала бы она так рисковать. Она и без того из любого мужика уйму денег выудить могла. Нет, не там вы ищите…
– Ладно, разберёмся, – Романенко поднялся. – Подавай мне сюда свою Лили с адресом, и я пойду.
– Может, всё-таки мандаринку съешь? – Семирамида протянула Василь Васильичу вазочку с фруктами.
– Некогда мне твои мандарины лопать!
– Хорошо, хорошо, не горячись! Будет тебе и Лили, и адресок, – вздохнула Семирамида, звоня в колокольчик. – Позови Лили, – велела она заглянувшей девице. – И побыстрее.
Узнав адрес Идельки, Василь Васильич, не тратя времени, отправился к ней. По дороге он тщательно продумал тактику разговора с этой особой и решил, что лучше всего брать её на испуг, в лоб.
Иделька оказалась ещё довольно красивой женщиной лет сорока с округлыми бёдрами и грудью и весьма тонкой ещё талией. Её лицо, почти не накрашенное, так как гостей она не ждала, не казалось столь вульгарным, как его описывали. Чёрные кудри рассыпались по плечам. Одета Иделька была в балахон цвета «Аделаида»11, перехваченный широким поясом и такого же цвета боа из перьев, обвивавшее её шею.
– Романенко, Василь Васильич. Сыскная полиция, – коротко представился Василь Васильич.
Иделька смерила его бесстрастным взглядом и сказала безразлично, точно вовсе не удивившись такому визиту:
– Проходите.
Василь Васильич прошёл в небольшую комнату, выдержанную, как и наряд хозяйки, в красных тонах. Хозяйка указала ему на кресло, а сама присела на широкий подоконник и закурила.
– Вы по поводу Миши? – спросила она.
– Да… – Романенко немного растерялся, чувствуя, что беседа начинается совсем не так, как он предполагал.
– Я знала, что вы придёте. Вам Семирамида сказала, где меня искать? Что же, я вас слушаю.
– Во-первых, назовите мне ваше настоящее имя.
– Гельбух, Идель Лазаревна… Родилась в местечке под Могилёвом. Уехала в Москву с одним служившим там офицером… Потом попала в заведение Семирамиды… Достаточно?
– Вполне. Так, вот, уважаемая госпожа Гельбух, вы подозреваетесь в убийстве вашего любовника Михаила Лавровича.
– Что? – Иделька вскинула брови. – Вы это серьёзно?
– Вполне. Свидетели слышали, что вы угрожали ему, требуя денег…
– Деньги я получила сполна. Не скрою, я бы хотела получить и больше, но убивать для этого – за дуру вы принимаете меня? Я в Сибирь ехать никакого желания не имею. Я, может, теперь только и жить могу начать. Так, как я хочу! Так, как с детства, в грязи нашей мечтала! Я теперь богата, господин Романенко! Несколько лет поживу, как люди живут, а там и исдохну…
– Ваших слов мало, чтобы снять с вас подозрения. Но, если вы честно расскажите, как было дело…
– Да расскажу, расскажу! Было бы чего скрывать… Про историю со старичком, который из-за меня помер вам уж Семирамида рассказала, небось? Помер-то он помер, а мне недурной капиталец оставил. С тем, что я прежде накопила, весьма изрядная сумма получилась. Я всю жизнь мечтала хоть несколько лет прожить красивой, беззаботной и свободной жизнью. Ради этого всю жизнь в грязи да подлости пребывала. В мерзости! Одной мечтой держась: накоплю денег и заживу! Уж тогда не меня покупать будут, а я! Узнают меня… Все! Но даже для этого капитальца всё-таки не хватало немного. А тут подвернулся случай добрать. Я тогда ж зарок себе дала: последним это дело будет, а после буду только прожигать… Был у меня полюбовник, Гришка. Байдор12. Рассказал он мне с пьяных глаз, что есть у него один клиент, который очень любит юных девочек. Невинных. В борделях-то таких нет, известное дело. А Гришка за хорошие деньги находил таких в нищих семействах, которые уж с голодухи пухли… Совсем юных пташек находил своему работодавцу. Да и имя его выболтал. Лаврович, Михаил Осипович…
– Да ведь это уголовное дело, госпожа Гельбух!
– Разумеется. Скажете, должно мне было к вам идти? Да кто б мне у вас поверил! Гришка бы отпираться стал. А потом бы и прирезал меня…
– Где теперь Гришка?
– Помер.
– Как так?
– Как люди помирают? Перепился в прошлом годе да угорел. Туда и дорога… Будь он жив, я б на такое дело не отважилась: он бы зарезал. А тут руки у меня развязаны были. Свела я с Мишей знакомство да и огорошила его однажды тем, что всю его подноготную знаю. Наврала ещё, что и девочек нескольких знаю… Для полиции всего того мало, конечно, было бы, но достаточно было мне растрепать всё его друзьям да коллегам, чтоб жизнь ему сильно испортить. Он это понял и перепугался не на шутку! И потребовала я с него отступного за моё молчание. Долго он артачился! Да потом всё-таки подписал вексель на десять тысяч рублей. Не знаю, смогу ли получить их теперь… Да, впрочем, бумажка-то верная, вырву я эти деньги. Благо родни у него нет…