Виджилантизм[56] – замечательная американская традиция, которая, к сожалению, под влиянием примитивного нео-либерализма запечатлелась в общественном сознании исключительно в образе Ку-клукс-клана. На самом же деле движение виджилантизма спонтанно оформилось в 1851 году, когда под натиском чудовищного разгула преступности в Калифорнии добропорядочные граждане объединились и сформировали вооруженные дружины для самозащиты и утверждения «закона и порядка».
Более того, виджилантизм как право граждан самостоятельно защищать себя и своих близких, косвенно обозначен в конституционном Билле о Правах: «Поскольку хорошо организованная милиция необходима для безопасности свободного государства, право народа хранить и носить оружие не должно нарушаться»[57].
Очевидно, что конституция Америки писалась не с потолка и учитывала особенности национального менталитета. И именно в этом менталитете глубоко укоренена идея самосуда. Как вы думаете, откуда взялся культ героя в американской культуре и общественной жизни? Правильно – все из того же виджилантизма. Половина всей продукции Голливуда раскручивает один и тот же сюжет: подлые злодеи, и душегубы унижают, оскорбляют и мучают героя фильма. Его неоднократные обращения в органы правопорядка остаются гласом вопиющего в пустыне – нет, мол, никаких юридических оснований для окорачивания негодяев. В конце концов, терпение героя лопается, он долго и основательно экипируется (крупным планом: шнуровка армейских полусапог, подача патрона в ствол помпового карабина, передергивание затвора – зритель решительно отбрасывает ведро с попкорном – YES!), идет к своим мучителям и приканчивает всех до одного – справедливость восстановлена! Когда рассеивается дым над учиненным пепелищем, вдалеке слышится сирена приближающихся полицейских машин. В зале радостный шум и гам: «Опоздали!».
Все это происходит в виртуальной Америце. Однако на удивление и в реальной Америке – то же самое. В тяжелые моменты социальных напряжений вся страна принимается растерянно крутить головой из стороны в сторону в поисках Героя. Вспомните события «Найн-Илевен»[58], выдвинувшие целую череду героических пожарников и жертвенных пассажиров рейса Юнайтед-93, анестезирующих и сублимирующих раненное самолюбие нации.
Итак, Шеррон Уоткинс – достойная дочь своего народа – не могла мириться с несправедливостью и заложила Энрон.
Сделала она это очень грамотно и с соблюдением субординации, поэтому до сих пор не прекращаются разночтения и споры вокруг ее поступка. Хотя общий одобряющий пафос налицо: ведь стук – это тоже форма виджилантизма, общественно полезное и почетное дело. Как бы там ни было, в истории Шеррон Уоткинс присутствуют все обязательные атрибуты мифологемы, описанной выше. Однако – по порядку.
В 1981 году Шеррон Уоткинс окончила с отличием Техасский университет по специальности бухгалтерский учет. Еще через год получила магистерскую степень независимого аудитора. Трудовую карьеру Шеррон начала в хьюстонском подразделении Артура Андерсена, затем была переведена в Нью-Йорк, где дослужилась до старшего ревизора (audit manager). В 1990 году перешла на работу в компанию Metallgesellcheft Group, получив в управление портфель нефтяных и газовых ценных бумаг. В 1993 году вернулась в Хьюстон и очутилась в штате Энрона в финансовом подразделении под прямым началием – как вы думаете кого? Правильно: Энди Фастова.
Уже из этой краткой биографической заметки видно, что Шеррон Уоткинс явилась бесценным кадром для Энрона. Судите сами: сертифицированный аудитор. Это раз. Опытный специалист по энергетическим деривативам. Это два. Но самое главное – Уоткинс работала долгие годы в Андерсене – главном кураторе Энрона. А значит, обладала самым ценным капиталом на свете – личными связями!
Помимо этих внешних достоинств Шеррон Уоткинс обладала рядом замечательных внутренних качеств, как нельзя лучше вписывающихся в новую корпоративную культуру Энрона: она была агрессивна и прямолинейна, чем постоянно досаждала сослуживцам. Вспоминает бывший адвокат Энрона Бонни Нелсон, хорошо знавшая Уоткинс по международным сделкам: «Шеррон очень прямой человек. Когда она чувствовала, что не может добиться того, что ей нужно для успешного продвижения проекта, она становилась страшно прямолинейной и даже грубой – лишь бы только получить результат».
Ну разве не родственная душа Энди Фастова, который для достижения цели любил постучать кулаками по горизонтальным поверхностям и покидаться стульями?
И, конечно же, Шеррон была трудоголиком. Помните, как Джеф Скиллинг разжаловал Дэна Райзера за то, что тот ушел в пятницу пораньше с работы, желая провести время со своими детьми? С Шеррон Уоткинс такого случиться не могло. С достойным уважения упорством и целеустремленностью она отдала Энрону восемь лет своей жизни и Энрон вознаградил ее должностью вице-президента компании по развитию. Но что-то было не так с этим вознаграждением, если в своей легендарной анонимной записке Кеннету Лею Шеррон писала: «Все восемь лет работы в компании окажутся пустым местом в моем резюме, потому что деловое сообщество будет считать успехи Энрона не более, чем хитроумной бухгалтерской мистификацией».
Вице-президентом компании Уоткинс стала буквально накануне: до весны 2001 года она занимала административный пост в знаменитом своей бессмысленностью подразделении по предоставлению услуг широкополосной связи[59]. В конце концов Энрон прозрел и приступил к расформированию незадачливой конторы: 400 сотрудников отправили восвояси. Шерон вместе с ними. Однако уже через несколько месяцев, в июне, ее опять приняли на работу, причем туда же, откуда она начинала – под крыло Энди Фастова. Ей предстояло провести инвентаризацию и анализ активов Энрона на предмет их продажи. Заодно Шеррон получила должность вице-президента по развитию.
Согласно общепринятой версии именно в этот момент Уоткинс узнала о махинациях с отчетностью целевых компаний и прозрела. По словам Филипа Хилдера, адвоката Уоткинс, свое знаменитое анонимное послание Шеррон отправила в полном соответствии с пожеланием самого Кеннета Лея. 14 августа как снег на голову свалилась отставка могучего Скиллинга, якобы по «личным обстоятельствам». Предвидя бурю недоумения, Лей обратился к сотрудникам с предложением через два дня провести собрание в отеле Хайат Рейдженси в центре Хьюстона, на котором обещал развеять все сомнения. Лей также просил заблаговременно подготовить вопросы, можно даже анонимные, и опустить их в специальный ящик. В ответ на этот призыв Шеррон Уоткинс и написала (но не подписала) одну тревожную страничку для Кеннета Лея.
Что же было на той страничке? Не буду злоупотреблять вниманием читателей и ограничусь кратким изложением. Основные упреки Шеррон в адрес Энрона сводились к следующему:
1. Самая первая, самая знаменитая и самая недопонятая строка меморандума звучит так: «Уважаемый мистер Лей! Не думаете ли вы, что Энрон стал рискованным местом для работы? Есть ли смысл тем из нас, кто не сумел обогатиться за последние несколько лет, продолжать работать в этой компании?» Удивительные по своей сублимационной откровенности слова, таящие разгадку подлинной мотивации приступа гражданской бдительности Уоткинс, однако эти слова по непонятной причине обойдены общественным вниманием: все почему-то цитируют первое предложение и останавливаются как вкопанные на «рискованном месте работы». А как же быть с «теми, кто не сумел обогатиться»? Ведь тут на самой поверхности лежит обида из-за того, что за восемь лет, отданных на алтарь корпоративного процветания, Энрон не отблагодарил как полагается, не поставил в ряды тех, кто сумел обогатиться за последние годы.
2. Рынок никогда не пожелает проглотить байку про добровольное сложение Скиллингом своих полномочий. «Работу мечты» так просто не оставляют.
3. Начиная с 2002 года перед Энроном возникнут серьезнейшие проблемы, связанные с погашением долговых обязательств перед различными целевыми компаниями, в первую очередь, «Раптором» и «Кондором».
4. «Я испытываю невероятное беспокойство по поводу того, что нас захлестнут волны бухгалтерских скандалов» – еще одна историческая фраза меморандума, украсившая сотни заголовков прессы. Собственно, это и есть квинтессенция виджилантизма Уоткинс – эдакий перифраз луспекаевского «За державу обидно».
5. Риторический вопрос: «Почему блестящие эксперты нашей компании не разрубят незамедлительно гордиев узел финансовых противоречий пока еще не поздно?»
6. Заключительная фраза – приглашение к переговорам: «Что нам делать? Я понимаю, что этот вопрос нельзя обсуждать на общем собрании сотрудников, но я бы хотела получить от вас подтверждение того, что вы и Кози[60] найдете время, чтобы сесть и объективно проанализировать события, ожидающие «Кондор» и «Раптор» в 2002 и 2003 годах.
И все-таки меня не покидает ощущение, что Шеррон Уоткинс использовала призыв Лея к сотрудникам высказаться начистоту всего лишь как предлог: идея реванша родилась давно, как только стало очевидно, что пирог проплыл мимо. Синди Олсон, действующий вице-президент Энрона по кадрам в своих свидетельских показаниях на слушании Конгресса утверждала, что «Шеррон Уоткинс обращалась к ней прошлым летом за советом, следует ли ей излагать Лею свою озабоченность проблемами отчетности, которые, как ей казалось, угрожали безопасности компании». К тому же в окончательной (семистраничной) версии меморандума Уоткинс встречается и еще одна чисто фрейдистская проговорка: «Наша компания находится в фокусе общественного внимания и наверняка найдется один или два „перемещенных“ сотрудника, которые достаточно посвящены в „забавную“ бухгалтерию, чтобы доставить нам серьезные неприятности». Почему-то и эта фраза осталась незамеченной. А ведь не нужно быть дипломированным психоаналитиком, чтобы разглядеть в ней плохо завуалированную угрозу, разведенную на шантаже: мол, и я ведь могу настучать куда следует. Тем более, что сама Шеррон была «перемещена» не далее, как два месяца назад. Впрочем, все это не более, чем догадки. Версии, так сказать.