олку Игореве», жил на рубеже XI и XII веков.
Словом, разразился скандал. Впрочем, весьма своеобразный. Инкриминировать аферу «собирателю», конечно, было возможно, но бесполезно. Он не продавал своих «свитков», не наживался на них, так что перед законом был чист. Ну а общественность создание этих свитков только. приветствовала. Парадоксально? Но ведь благодаря им начался бурный интерес к древней истории не у одних ученых, а в самых широких слоях общества. Ну а яркость древнеславянского наречия, на котором были написаны рукописи, вдохновенность языка и образов просто поражали воображение. Особо восхищенные поддержали мнение поэта М. Чулкова: «Мистификации Сулакадзева — гениальны. Как ни странно это звучит, его вполне можно назвать реальным создателем истории, настолько он сумел проникнуться ее духом». Общее мнение выразил историк А. Пыпин: «Едва ли сомнительно, что. <Сулакадзев> был не столько подельщик, гнавшийся за прибылью, или мистификатор, сколько фантазер, который обманывал и самого себя. По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых жалели историки и археологи».
В общем, все вышло как у Пушкина:
Ах, обмануть меня не трудно —
Я сам обманываться рад.
Такой вот уникальный мечтатель от истории.
Словом, превозносимое ранее собрание древностей Сулакадзева перешло в разряд курьезов. И когда в 1832 году после смерти мужа вдова «собирателя» попыталась продать его коллекцию, то мало что выручила. Большая часть «новоделов» вообще исчезла без следа. Однако, как оказалось, пропало не все и не навсегда. Кое-что иногда всплывало. Но эти истории заслуживают отдельных рассказов.
«Воздушное летание» или Триумфальное позорище
В 1956 году в СССР торжественно отпраздновали 225-летие триумфального события — полета на воздушном шаре. И честь этого события, как утверждали советские историки, принадлежала россиянину — простому подьячему по фамилии Крякутный, жителю города Нерехта. Там, кстати, и состоялся этот триумфальный полет.
Мир изумился в очередной раз, ведь, кажется, всем было известно, что первыми на воздушном шаре поднялись в небо французы — братья Монгольфье, в чью честь позже и был назван сам тип воздухоплавательного шара, взлетавшего на горячем воздухе. И что так же было признано, братья-французы продемонстрировали свой шар на полстолетия позже, чем российский подьячий. Но если Крякутный взмыл в воздух первым, значит, это настоящая сенсация!
Советские ученые развернули целую волну пропаганды. Вышли книги о полете россиянина, была выпущена почтовая марка в честь его подвига. Во втором издании Большой советской энциклопедии Крякутному посвятили отдельную статью. В самом городе Нерехте мировому пионеру воздухоплавания благодарные и восхищенные потомки воздвигли памятник. Сенсацию подхватили и страны, близкие к СССР. Для них тоже это было моментом престижа, ведь не выходец страны капитализма, а страны будущего социалистического лагеря оказался первым человеком, поднявшимся в воздух.
Триумфальный полет вошел даже в школьные учебники СССР. Для наглядности публиковалась и картинка «Полет Крякутного»: подьячий, неуклюже уцепившись за веревки шара, висит над куполами церкви и крышами домов. Шапка его почти падает, но на бородатом лице смесь восторга и ужаса. Там же, в учебниках, давались и выдержки из старинной книги, где описывался этот невероятный для своего времени полет.
Но что это за книга? Историки охотно объясняли: это старинная рукопись «О воздушном летании в России с 906 года по Рождестве Христовом». Ее удалось обнаружить еще в 1819 году, в начале ХХ века рукопись издали отдельной книгой. Словом, «первооткрывательство» — не выдумка, а давно известная вещь. И ясно, что юбилей полета следует отметить, с датами и деталями ознакомить общественность — советскую и, главное, мировую. Пусть сенсация станет известна всему миру.
Итак, из рукописи явствовало: подьячий Крякутный из Нерехты еще в 1731 году сконструировал воздушный шар и поднялся над городом. «Нерехтец Крякутный». «фурвин сделал, как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, а после ударила о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив. Его выгнали из города, он ушел в Москву, а хотели закопать живого в землю или сжечь…»
Яркое описание. Особенно при упоминании о нечистой силе. Как всегда, нет пророка в своем отечестве. Крякутный прославил свою родную Нерехту на все века, а горожане, перепугавшись, решили сжечь его живым. Бедняга еле вырвался. То ли дошел до Москвы, то ли сгинул по дороге. Теперь уж никогда не узнать. Да уж, трудно пробивается технический прогресс!..
К концу 1950-х годов книгу «О воздушном летании…» решено было переиздать. Но ведь нужны были комментарии. Обратились к первоисточнику — рукописи, некогда найденной еще в 1819 году. Сама эта рукопись тоже содержала дату написания: 1731 год. Листы были явно старинные, уже поистлевшие, явно из XVIII века. И вот, не дожидаясь никакого подвоха, власти отдали рукопись специалистам — пусть исследуют, откомментируют, создадут нужный для издания научный аппарат. И случилась сенсация. Или, может, ее стоит называть антисенсацией?..
Специалисты-исследователи во главе с академиком Д. Лихачевым, самым авторитетным ученым по старинным рукописям, вынесли невероятный вердикт: сама рукопись — настоящая, из XVIII века, но вся она состоит из подчисток и подписок. Даже дата, фигурирующая в рукописи, — подделка. В оригинале стоял 1799 год. Но две последние цифры были подтерты и изменены на 31. В рассказе же о Крякутном подчисток и изменений больше всего. Кто-то специально сооружал сенсацию. На самом деле в рукописи вместо «нерехтец» было написано «немец», вместо «Крякутный» — «крещеный», а вместо «фурвин» (что тогда означало круглый мешок) — фамилия Фурцель. То есть рассказывалось о том, как крещеный немец Фурцель хотел продемонстрировать в Нерехте шар, уже известный в Европе.
Не стоит и говорить, что шок от такого известия был громаден. Получалось, что никакого подьячего, пионера воздухоплавания, не существовало, а первооткрывателями оставались все те же братья-французы. Но главное было еще впереди: текстологическая и графическая экспертиза не просто объявила рукопись поддельной, но и назвала автора. Стоит ли удивляться, что им оказался конечно же незабвенный наш мастер авантюр и подделок старорусских рукописей — Александр Иванович Сулакадзев. И надо сказать, подделка не заняла у него много времени. Ловкач Сулакадзев просто переправил дату старого сочинения: с 1799 на 1731. Вот и вышла сенсация. Да только по-сулакадзевски — великолепнейшая авантюра или позорище на весь мир.
Загадки «дощатой книги»
Эта история до сих пор не склонила чашу весов ни в чью сторону: одни исследователи считают ее великой сенсацией, другие — великой авантюрой-подделкой. Но все по порядку.
В августе 1919 года бывший художник-рисовальщик и археолог, а ныне 29-летний белогвардейский полковник артиллерии Теодор Артурович Изенбек, отступая с войсками русской армии, оказался в Южной России и попал в имение дворян Задонских, недавно расстрелянных то ли большевиками, то ли собственными крестьянами. Все имение было разграблено, имело жуткий вид. Изенбек обошел комнаты, из которых было унесено все хоть мало-мальски ценное, повздыхал над распоротыми диванами и содранными обоями. В библиотеке царил особый хаос. Книги скинуты с полок прямо на пол, многие корешки содраны, страницы вырваны. То ли тут издевались над культурой, то ли искали нечто важное. Полковник склонился ко второй версии и приказал своим солдатам тщательно обыскать дом. Сам же занялся поисками в библиотеке.
И он не ошибся. Под полом оказался тайник, из которого полковник вынул. старые деревянные дощечки, покоробленные и изъеденные временем. Все они были примерно одинаковы — около 38 сантиметров в длину, 22 в ширину и 6—10 миллиметров толщиной. То есть они были частью какого-то единого целого. По краям дощечек было проделано по два отверстия, и полковник понял, что их можно скрепить так, что получится своеобразная деревянная книга.
Да это и была книга! В буквы, то ли вырезанные чем-то острым, то ли вдавленные в дерево, древний автор втер краску, чтобы было лучше видно. Впрочем, по прошествии времени дощечки потрескались, краска осыпалась. Да и буквы, составляющие слова, вроде походили на русские, но, видно, уж очень старинные. Словом, понять было невозможно. Но то, что дощечки представляли явный научный интерес и конечно же небывалую ценность, не оставляло сомнений, что именно их искали таинственные люди, перерывшие усадьбу после того, как ее хозяев отправили на тот свет.
Полковник приказал солдатам ссыпать все дощечки в один мешок и забрал их с собой. Мешок этот он никогда не бросал, возил за собой, понимая, что обладает пусть и непонятной, но удивительной ценностью. В 1922 году полковник Изенбек осел в Брюсселе. Там он и встретился с еще одним русским эмигрантом — журналистом и историком Юрием Петровичем Миролюбовым. Тот как раз задумал написать какую-нибудь «повестушку из старинной русской жизни», что пользовались спросом в среде эмигрантов, тоскующих по Родине. «Только вот почитать бы старые, еще допечатные русские тексты, чтобы набраться реалий и языкового аромата. Да где их тут взять?» — посетовал Миролюбов. И тогда полковник Изенбек хитро усмехнулся: «А вон — развязывай мешок и постарайся прочесть!»
Потом уже Миролюбов вспоминал в журнале «Жар-птица», издающемся в среде эмигрантов в Европе: «В мешке я нашел дощьки, связанные ремнем, пропущенным в отверстия, посмотрел на них и онемел». Образованный журналист-историк сразу понял, какое сокровище держит в руках. Да ему бы под стеклом лучшего музея мира лежать, а не преть в душном мешке!
«Могу я переписать это?» — попросил Миролюбов. «Конечно, — ответил Изенбек. — Но из дома не выноси. Сиди и переписывай в моем присутствии. Нельзя, чтобы о дощьках кто узнал. Из-за них и так прежние хозяева зверской смертью погибли. Я ни себе, ни тебе такой участи не хочу!»