Одна только выявлялась незадача — Козьма Прутков и сам являлся ярчайшей литературной авантюрой XIX века, созданной Алексеем Толстым и тремя братьями Жемчужниковыми. Все эти молодые люди приходились друг другу родственниками-кузенами, а их родным дядей был создатель легендарной сказки «Черная курица» — А. Перовский, по псевдониму Антоний Погорельский. Словом, у Козьмы Пруткова самая замечательно-литературная родословная. Ну как его не узнать? Одна подсказка: «Зри в корень!» Однако ведь трудно понять: «Где начало того конца, которым оканчивается начало?» Так и с литературными авантюрами — где корень-то, куда зреть? Одно и остается, как верно опять же подсказал Прутков: «Бди!»
Авантюрист в соломенной шляпе
Французского живописца Винсента Ван Гога (1853–1890) никак не отнести к разряду любителей авантюр. Но вот один из его автопортретов повел себя именно так. Что ж, давно известно, что созданные полотна начинают жить собственной жизнью. Вот и этот портрет, любитель приключений, влипал в одну авантюру за другой.
Смерть клошара, или Явление портрета
Полицейский сержант нервничал. Не часто ему, простому патрульному с левого берега Сены, удается побывать в таких модных и богатых антикварных салонах, как у известного на весь мир парижского продавца картин Амбруаза Воллара. Просто сегодня, 25 декабря 1900 года, все чины полиции постарше и поудачливей празднуют Рождество, а ему приходится работать.
«Я бы никогда не осмелился побеспокоить вас в такой день, месье Воллар, — бормочет сержант, косясь то на натертый паркет и дорогие персидские ковры, то на стены, завешанные картинами в дорогих рамах. — На тот бродяга-клошар, который утопился ночью в Сене, оставил на берегу пальто, а в нем записку: „Во всем виноват Воллар с улицы Лафит“».
Амбруаз Воллар, недоуменно взиравший на неуклюжего стража порядка, от неожиданности чуть не поперхнулся: «Вы подозреваете, что я сбегал на набережную и сбросил этого человека в воду?!»
«Нет, нет! — затараторил полицейский. — Конечно нет. Просто другой клошар видел, как бедолага скинул пальтецо, поднялся на мост и сиганул оттуда. Хотел даже кинуться на помощь, да, сами понимаете, месье, декабрьская вода холодна. Утопленнику все равно уже не поможешь, а самому подхватить простуду или, того хуже, воспаление легких не с руки. Тут уж, что и говорить, каждый за себя…»
Торговец картинами забарабанил пальцами по прилавку: «Но я-то тут при чем, милейший?»
Сержант вздохнул и опять затравленно повел глазами по стенам. В голову полезли дурацкие мысли: интересно, золото на рамах — настоящее? И сколько его будет, если соскрести со всех рам? «Простите, месье Воллар! — взволнованно проговорил он. — Но записка. И еще тот, второй клошар сказал, что перед тем, как прыгнуть в Сену, самоубийца упоминал ваше имя…»
Воллар подскочил и гаркнул басом, совершенно неожиданным для своего небольшого роста: «Вы что несете?»
У сержанта сердце в пятки ушло — что будет, если он не сумеет объясниться с этим вальяжным господином? А ну как тот нажалуется начальству, обвинит в том, что ему испортили праздник? Начальство ведь разбираться не станет — выгонит и баста!
«Утопший рассказывал своим дружкам-бездомным, что приносил вам картину Ван Гога, а вы не дали за нее ни сантима!» — выпалил сержант.
Лицо Воллара покраснело, глаза налились кровью, и он вскричал: «Вы считаете, что я надул покупателя?! Да, я уже давно покупаю и продаю картины, но еще никто не усомнился в моей порядочности. Мой выставочный салон скоро десять лет как считается лучшим во всем Париже. Это благодаря мне искусство современных художников стало известно во всем мире. И Ван Гога первым стал пропагандировать тоже я!!!»
Воллар взвизгнул и внезапно кинулся куда-то в глубь салона. От такой прыти полицейский только рот раскрыл. А торговец тут же возвратился с каким-то темным рулоном. «Вот глядите! — воскликнул он, развернув грязную холстину прямо перед носом сержанта. — Вот что принес ваш утопленник! Это может быть картиной Ван Гога?!»
Сержант замялся, пытаясь расстегнуть верхнюю пуговицу мундира — так ему стало жарко. Увиденное им месиво из грязи и пыли, в котором едва различались очертания человека, никак не походило на картину модного живописца. Даже такому несведущему в искусстве человеку, как он, это понятно.
«И ваш клошар просил за это тысячу франков! — бушевал Воллар. — Еще грозил, что пойдет к лучшим парижским коллекционерам. Я сказал: иди. Никто не даст за эту мазню и франка. Тогда он замахал на меня руками, словно безумный, в отчаянии бросил своего „Ван Гога“ на пол и стремительно выбежал на улицу. Хорошо еще, что я не выкинул холст на помойку. Он хоть теперь подтвердит, что никакой моей вины в происшедшем нет».
Сержант вздохнул. «Конечно, вины нет, — пробормотал он. — Но вас все-таки вызовут в участок — подписать показания. Таков порядок».
Воллар кивнул — вызовут, так он придет. Торговцу картинами и антиквариатом не выгодно спорить с законом. И потому Воллар старался быть законопослушным. Правда, не всегда получалось. Поначалу, бывало, и сомнительные полотна скупал. А что делать? Надо же как-то сколачивать первоначальный капитал. Ведь в его деле оборот не быстрый. Тут надо уметь выжидать — купить сегодня за сотню франков, а через несколько лет продать за тысячи. Живопись — товар на будущее. Часто при жизни художник еле сводит концы с концами, зато после смерти цены на его полотна могут взлететь до небес. Так и с Ван Гогом вышло. Еще лет пятнадцать назад никто не интересовался живописью этого художника, ну, разве что судачили, что он — сумасшедший. Но после смерти Винсента Ван Гога в 1890 году его картины стремительно начали набирать и в славе, и в цене. Воллар, давно скупивший по дешевке несколько десятков полотен этого художника, в 1895 году устроил посмертную выставку его картин, продав многие из них за большие деньги. Впрочем, он был не просто удачливым коммерсантом, но и действительно хорошо разбирался в искусстве. Теперь вот считается признанным экспертом по живописи безвременно ушедшего из жизни Ван Гога.
Винсент Ван Гог был странным художником. Мог заплатить рисунком за выпивку, мог дарить свои картины едва знакомым людям. Но все это было еще давно, когда он был никому не известным живописцем. Теперь же каждая из его работ стоит многие тысячи франков. К тому же их уже успели скупить знаменитые коллекционеры. И потому Воллар сильно удивился, когда в его салон вломился клошар со скрученным холстом, перевязанным бечевкой, и заявил, что принес картину Ван Гога. Может, в другое время торговец картинами просто выгнал бы грязного посетителя вон, но то был канун Рождества. А в этот праздник принято заниматься благотворительностью, оказывать помощь неимущим. Благо со средствами у него все в порядке. В предпраздничные дни дела пошли в гору, а уж на художественные салоны вообще пролился золотой дождь — каждый, кто мог, мечтал купить нечто связанное с высоким искусством. Ведь Рождество 1900 года — дата, выпадающая раз в столетие.
Воллар решил, что даст клошару с десяток-другой франков, чтобы хватило хоть одно Рождество провести по-человечески. Снять комнату на ночь, купить побольше еды и даже бутылочку вина. И выпить ее не как бродяжка — из горла, а как порядочный человек — из рюмки или стакана. Но, развернув скатанный в трубочку холст, Воллар не сдержался. «Это подделка!» — грозно рявкнул он.
Винсент Ван Гог. Автопортрет в соломенной шляпе
Но клошар уперся: «Вовсе нет! Мой приятель выменял этот портрет на целую бутылку можжевеловой водки у одного официанта. Тот лет двадцать назад работал в „Красном петухе“ на Монмартре. Туда частенько захаживал Ван Гог. И вот однажды официант рассказал художнику, что уходит из кафе, потому что нанялся стюардом на океанский пароход. Художник ему позавидовал. Рассказал, что всю жизнь мечтал о путешествиях, а только и сумел, что приехать из Бельгии во Францию. Возьми, говорит, мой автопортрет на память. Пусть хоть он попутешествует, посмотрит мир. Сам-то я болен и уже, наверное, никуда отсюда уехать не смогу».
«Глупая история! — взорвался Воллар. — А картина — подделка! Оригинал этого „Автопортрета в соломенной шляпе“ висит над камином в особняке барона Ротшильда. Я сам видел его неоднократно. Так что можешь смело выбросить эту мазню в Сену!»
И зачем только он ляпнул такое?! Впрочем, кто же знал, что этот бедолага клошар решит кинуться именно туда?!
Ох, скверно вышло… А все из-за какой-то подделки. Воллар опять развернул злополучный холст «под Ван Гога». Кошмарная грязь! Надо все-таки ее стереть, ведь придется нести холст в участок. Воллар смочил особым раствором тряпку, с силой протер верхний угол картины и ахнул. Грязно-тусклые цвета преобразились в солнечный желтый и карминно-красный. Именно такие любил Ван Гог. Воллар кинулся на кухню, трясущимися руками начистил картошку и начал тереть ею холст, как обычно делают художники. И тогда проявились нервные, «червивые» мазки, характерные только для одного художника в мире — Винсента Ван Гога.
Воллар притащил яркую лампу и в ее свете начал рассматривать холст через лупу. Поразительно! Это действительно автопортрет Ван Гога. Но как же та картина у Ротшильда?! Наглая копия? Вряд ли. Ротшильд сто раз посоветуется с лучшими экспертами, прежде чем приобрести картину. Да и сам Воллар давал ему заключение в подлинности того «Автопортрета». Значит, это еще один авторский вариант. Известно же, что Ван Гог часто повторял свои полотна. Например, одних «Подсолнухов» написал пять штук.
Но что теперь делать с этим вариантом? Ясно, что выставить портрет на продажу он не может. Полиция, правда, не затребовала картину в качестве вещественного доказательства. Но объяснять покупателям, каким образом она попала к нему в салон, Воллару как-то не хотелось. Словом, портрет следовало продать тайком — и дело с концом!
Сорвавшаяся поездка, или Смерть в лифте
Надо бы продать этот портрет тайком — и дело с концом. И лучше всего предложить его какому-нибудь заезжему нуворишу — пусть купит и увезет подальше. Хорошо, что он знаком со многими состоятельными гостями Парижа. Подумав, Воллар предложил портрет крупному землевладельцу из Аргентины — сеньору Лопесу. Тот, узнав, что речь идет о работе Ван Гога, особо торговаться не стал — выложил кругленькую сумму. Однако сам за картиной не явился. Приехала его дочь — девица огненного темперамента с пышным бюстом и осиной талией. Взглянув на картину, захлопала ресницами и экзальтированно заахала: «Везти в Аргентину такой чудный портретик?! Да кто там знает о Ван Гоге? Перед кем я стану гордиться такой модной покупкой? Нет уж! Я оставлю его здесь — в моей парижской квартире на бульваре Распай».