Люстиг галантно предложил даме руку: «Позвольте мне показать вам другой Париж, мадам: оперу, музеи, дворцы».
На третий день они оказались в Лувре. Хелен семенила от одного полотна к другому, сверяясь с отцовым списком. На месте «Цыганки» Франса Хальса висела табличка: «На реставрации». Хелен заахала: лучше бы на продаже, тогда ее можно было бы купить. И тут вдруг Люстиг подумал: конечно, Лувр не продает картин, но почему бы ему самому не продать Хелен эту «Цыганку»?
План созрел мгновенно. Сделав серьезное лицо, Люстиг по секрету поведал Хелен, что его друг служит в Лувре реставратором. «Цыганка» как раз у него. И Люстиг знает, как достать ее для мадам Фрик.
«Я закажу копию и возьму на нее сертификат. Заплачу другу-реставратору 50 тысяч франков, и он подменит полотна. Когда копию поместят под стекло и повесят на стену, никому и в голову не придет ни в чем усомниться. Ну а вы возьмете оригинал и вывезете домой с документами копии».
«Гениально! — Хелен прижала ручки к груди. — Если это сработает, я, конечно, оплачу все расходы и дам 50 тысяч лично вам!»
И вот теперь Виктор сидит в кафе, дожидаясь Хелен, которая должна привезти 100 тысяч франков. Для таких темных сделок Монмартр — самое милое место. Вот так — в тиши и без хлопот — делаются большие деньги.
Шелковое платье Хелен Фрик прошелестело рядом. Люстига обдало ароматом дорогих французских духов. Дама села, нервно прижимая к себе лаковую сумочку, словно боясь, что ее сейчас отнимут. Все ясно: там конверт с уже подписанным чеком. Именно так просил Виктор — не подписывать же чеки прилюдно.
«Удалось?» — нервно выдохнула Хелен.
«Конечно! — Виктор придвинул к ней футляр с картиной. — Знаменитая „Цыганка“ Хальса. Как договаривались: оригинал с сертификатом на копию. Везите спокойно. К тому же хорошо, что полотно небольшое, меньше мороки».
«Ах, Виктор! — Хелен открыла футляр, вытащила кончик полотна, чтобы увидеть „Цыганку“, и чуть не кинулась к Люстигу с восторженным воплем. — Папа был бы счастлив!»
Она тут же вынула конверт. Теперь Люстиг быстро взглянул на чек. Все было в норме.
«Меня ждет такси. А завтра я уплываю», — заговорщически проговорила Хелен и, вскочив, как девочка, получившая дорогую игрушку, прижала к груди футляр.
Она ушла к бульварам, а Виктор, бросив деньги на столик, вышел на другую сторону к перекрестку Вавен. Там через два дома помещался банк. Люстиг еще вчера заказал там деньги и через полчаса обналичил чек.
Вот это афера! Нет — искусство, блестящий трюк и никакого мошенничества. Люстигу даже вменить нечего. Никакого друга-реставратора у него нет. И никого ни о какой подмене он не просил. Всего-то за 100 франков выкупил у дипломированного луврского копииста отличную копию «Цыганки», выполненную на старом холсте. Ее-то и получила Хелен Фрик. Все по закону, и придраться не к чему. Американка просила копию — она ее и получила. Даже если она и заявит в полицию, то дела не завести. Как обычно. В разных странах Люстига уже десятки раз забирали в тюрьму, но ни разу не посадили — инкриминировать нечего.
Городской шедевр — в частные руки
Переодевшись в своем роскошном номере отеля «Крийон» (от больших денег большой пот пробирает!), Люстиг спустился в ресторан. Теперь нечего смотреть на цены — он может позволить себе все. Завтра же посетит лучшего портного, зайдет в ювелирный салон Картье, вечером позволит себе расслабиться. Сходит на бульвар Кине в «Сфинкс», а может, и пригласит девушек к себе в номер. Мадам Мартуна, владелица этого лучшего в Париже борделя, позволяет девицам обслуживать клиентов прямо на дому.
Люстиг спустился в ресторан. Окинул взглядом белоснежную скатерть и брезгливо протянул: «Перестелите!» Теперь он может позволить себе любой каприз. Новая белейшая скатерь взвилась над столом и заняла свое приличествующее место. Рядом с ней появилось меню в золоченых корочках. Официант и сомелье застыли по обеим сторонам важного клиента, ожидая приказаний. Виктор сделал заказ, добавив: «На десерт — икру с шампанским!»
Сомелье хмыкнул — сразу видно американцев. Это они приучили бедняжку Европу к такой гремучей смеси. До них парижане смаковали благородное шампанское с фруктами или сыром. Но теперь в Париже столпотворение. Публика со всего мира живет по собственным законам. Франция стала совершенно неустойчивой. Мало того, что мода меняется на глазах, так и правительства меняются как перчатки. В этом содоме парижане не знают даже членов городской ратуши, не то что министров правительства. К тому же появились еще и министры без портфеля, это уж совсем немыслимо.
«Газеты! Свежие газеты!» — ворвался вдруг в тишину зала звонкий мальчишечий голос.
В прежние почтенные времена эдакого мальца никогда не впустили бы в дорогой ресторан. А теперь — пожалуйста, можно заплатить в префектуре оговоренную сумму и торговать.
Люстиг сделал мальчишке знак. Бросил монетку и развернул «Пари матч». Пролистнул, быстро читая заголовки, и вдруг остановился. «Будет ли продана Эйфелева башня?» — вопрошал заголовок. Автор писал, что городские власти, не имея денег на ремонт знаменитого инженерного шедевра, в растерянности думают: может, продать башню в частные руки?
Виктор чуть не подскочил. Боже правый, вот он — следующий шанс. Он продаст Эйфелеву башню. В конце концов, он продавал старинный богемский замок, шедевр Франса Хальса, отчего бы не продать парижское чудо техники? Это будет шедевр его карьеры, гениальная афера. Тут как раз и пригодится нынешняя неразбериха в Париже, постоянная смена членов правительства и мэрии, при которой люди часто и не знают, кто есть кто. Да в таких условиях он провернет это мошенничество века за неделю!
Уже через пару дней в знаменитом Голубом салоне отеля «Крийон» состоялась конфиденциальная встреча. Почтительные метрдотели, кланяясь, провожали приглашенных к особому столу в виде подковы, где их перехватывали обходительные официанты. Все шестеро стояли во главе крупнейших фирм по скупке и переработке металлолома. Все получили на правительственных бланках особое приглашение от графа Люстига, заместителя министра почты и телеграфа. Сам Люстиг явился во фраке с розеткой ордена Почетного легиона в петлице.
«Господа! — провозгласил он. — Правительство страны уполномочило меня провести тайные переговоры именно с вами, лидерами бизнеса. Я не стану говорить долго. Наверняка вы и сами знаете, что парижская Эйфелева башня в ужасном состоянии. Она была возведена в спешке для Всемирной выставки 1889 года и мыслилась как временное сооружение. Однако эта временная постройка стоит вот уже более 30 лет, разваливаясь без реставрации. Но сегодня, вы и сами знаете, средств на реставрацию взять неоткуда. Поэтому решено снести башню, продав на металлолом. В ней 9 тысяч тонн, из них более 7 тысяч — металлические конструкции, которые мы и выставляем на продажу. Стартовая цена ниже себестоимости. Кого заинтересовал этот подарок судьбы, может записаться на закрытый аукцион. Думаю, нет нужды говорить, что все должно остаться в тайне, дабы не будоражить общественность».
«Однако, месье, — подал голос солидный господин с почтенными сединами, — это же не просто башня, а уже давно символ Парижа. Вы уверены, что мэрия поддержит такой шаг?»
Главы фирм зашушукались. Но тут дверь открылась. Метрдотель зычным голосом провозгласил, обращаясь к Люстигу: «Господин граф, мэрия прислала машины за вами и вашими гостями!»
Люстиг широко улыбнулся присутствующим: «Вот и ответ на ваш вопрос, господа. Сам мэр попросил меня проводить вас на экскурсию по башне».
К творению Эйфеля две машины докатили вмиг. На входе у подножия башни Люстиг показал служителю удостоверение (поддельное, конечно) и махнул рукой: «Эти господа со мной!»
Служитель поклонился, и все семеро проследовали (конечно, без билетов) к лифту для особо почетных гостей.
Через четыре дня пришли заявки на аукцион. Больше всех предлагал Андре Пуассон, глава одноименной корпорации. Люстиг тут же связался с ним по телефону: «Многоуважаемый месье Пуассон, вынужден вас огорчить: четверо других участников аукциона предлагают за башню куда больше, чем вы. Однако лично мое мнение склоняется именно в вашу пользу. И знаете отчего?»
Делец только засопел.
«Дело в том, что я, граф Люстиг, тяготею к старинным аристократическим фамилиям. А ведь в ваших достойных предках течет кровь самой маркизы Помпадур, легендарной фаворитки короля Людовика XV».
Делец засопел еще громче. Никаких королевских фавориток в его роду не водилось, но услышать такое было приятно.
«Да-да, уважаемый месье Пуассон! — лился в трубку завораживающий голос Люстига. — Девичья фамилия легендарной Помпадур была как раз Пуассон. Ее отец, Франсуа Пуассон, работал в парижском банке. У вас ведь тоже есть банк в придачу к сталелитейному делу?»
Новоявленный потомок маркизы Помпадур подтвердил: «Есть!»
«Значит, вы можете свободно располагать средствами. Вы — большой человек, не то что наш брат чиновник. Наше жалованье невелико, и за десять посреднических процентов я мог бы взяться представить сделку таким образом, что названная вами сумма окажется самой крупной, и вы получите право на утилизацию более 7 тысяч тонн отборной стали».
Сделка состоялась. Пуассон выписал Люстигу чек, заплатив наличными проценты. Всего продажа Эйфелевой башни потянула на четверть миллиона франков. Вот это было уже целое состояние. Ну а издержек всего-то тысяч десять приятелю-аферисту Дэну Коллинсу. Это он организовал печать поддельных удостоверений и правительственных бланков.
Уже через день после обналичивания чека подельники уехали в Австрию. Ну а потомок маркизы месье Пуассон дождался дня, указанного в лицензии, выданной на демонтаж Эйфелевой башни, и послал бригаду своих рабочих. Тут же возник скандал, правда короткий. Дело тут же замяли. Никто не хотел стать посмешищем в глазах всего мира — ни правительство, ни мэрия, ни сам покупатель Пуассон.
В Вене Люстиг читал парижские газеты с большим удивлением. О продаже башни не было ни строки. По идее фотографии преступника века должны были бы красоваться на каждом столбе, но его никто даже не разыскивал. Выходит, продажа века прошла незамеченной?! Такого Виктор не мог допустить. Народ должен знать своих гениев, даже если они мошенники!