Полюбили в отряде Зою. Отважно переносила она все тяготы и невзгоды опасной жизни. «Партизанка Таня» – так называли в отряде Зою.
В селе Петрищево остановился большой фашистский отряд. Ночью Зоя проникла в Петрищево. Она пришла сюда с боевым заданием. Но враги схватили юную партизанку.
Допрашивал Зою сам командир дивизии подполковник Рюдерер:
– Кто вы?
– Не скажу.
– Это вы подожгли дома?
– Да, я.
– Ваши цели?
– Уничтожить вас.
Зою начали избивать. Требовали, чтобы она выдала своих товарищей, сказала, откуда пришла, кто послал ее на задание.
«Нет», «Не знаю», «Не скажу», «Нет», – отвечала Зоя.
И снова пошли побои.
Ночью Зою подвергли новым мучениям. Почти раздетую, в одном нижнем белье, ее несколько раз выгоняли на улицу и заставляли босую ходить по снегу.
И снова:
– Скажите, кто вы? Кто вас послал? Откуда пришли?
Зоя не отвечала.
Утром Зою повели на казнь. Устроили ее в центре деревни на деревенской площади. К месту казни согнали колхозников.
Девушку повели к виселице. Поставили на ящик. Набросили петлю на шею.
Последняя минута, последний миг молодой жизни. Как использовать этот миг? Как остаться бойцом до конца?
Вот комендант приготовился дать команду. Вот занес руку, но остановился. Кто-то из фашистов в это время припал к фотоаппарату. Комендант приосанился – нужно получиться достойным на снимке. И в это время…
– Товарищи! Не бойтесь, – прозвучал голос Зои. – Будьте смелее, боритесь, бейте фашистов, жгите, травите!
Стоявший рядом фашист подбежал к Зое, хотел ударить, но девушка оттолкнула его ногой.
– Мне не страшно умирать, товарищи, – говорила Зоя. – Это счастье – умереть за свой народ. – И чуть повернувшись, прокричала своим мучителям: – Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Все равно победа будет за нами!
Комендант дернулся. Подал рукой команду…
Минское шоссе. 85-й километр от Москвы. Памятник героине. Люди, пришедшие поклониться Зое. Синее небо. Простор. Цветы…
Экзамен
Не повезло лейтенанту Жулину.
Все друзья в боевых полках. Жулин служит в учебной роте.
Обучает лейтенант ополченцев.
На защиту Москвы поднялись тысячи добровольцев. Создавались роты, полки и даже целые дивизии народного ополчения.
У ополченцев знаний военных мало. Где у винтовки курок, где боек, зачастую путают.
Обучает Жулин ополченцев стрельбе по мишеням. Учит штыком по мешкам колоть.
Тяготится молодой офицер своим положением. Бои идут у самой Москвы. Охватывает враг советскую столицу огромным полукольцом. Рвется с севера, рвется с юга. Атакует в лоб. Дмитров, Клин, Истра в руках у фашистов. Бои идут всего в 40 километрах от Москвы, у поселка Крюково.
Рвется Жулин к друзьям на фронт. Подает рапорта начальству.
Подал раз – отказали.
Подал два – отказали.
Подал три – отказали.
– Ступайте к своим ополченцам, – отвечает ему начальство.
Кончилось тем, что пригрозило начальство Жулину, что приедет к нему с проверкой. Устроит и ему и бойцам экзамен.
И верно. Прошел день или два. Глянул Жулин – приехало начальство. К тому же начальство высшее – сам генерал в машине.
В этот день проводил лейтенант с бойцами занятия в лесу, на лесной поляне, недалеко от поселка Нахабино. Рыли солдаты окопы.
По мишеням вели стрельбу.
Тишь, благодать кругом. Сосны стоят и ели.
Бросился Жулин генералу навстречу, руку поднес к пилотке.
– Товарищ генерал, рота лейтенанта Жулина, – стал докладывать Жулин. Вдруг слышит самолетный гул прямо над головой. Поднял Жулин глаза – самолет. Видит: не наш – фашистский.
Прекратил лейтенант доклад, повернулся к бойцам.
– К бою! – подал команду.
Между тем фашистский самолет развернулся и открыл огонь по поляне.
Хорошо, что бойцы отрыли окопы, укрылись они от пуль.
– Огонь по фашисту! – командует Жулин.
Открыли огонь ополченцы.
Секунда, вторая – и вдруг вспыхнул вражеский самолет.
Еще секунда – выпрыгнул летчик. Раскрыл парашют, приземлился у самого края поляны. Подбежали солдаты, взяли фашиста в плен.
Доволен Жулин. Поправил пилотку, гимнастерку одернул. К генералу опять шагнул. Козырнул. Замер по стойке «смирно».
– Товарищ генерал, рота лейтенанта Жулина проводит учебные занятия.
Улыбнулся генерал, повернулся к ополченцам:
– Благодарю за службу, товарищи!
– Служим Советскому Союзу! – точно по уставу, дружно ответили ополченцы.
– Вольно, – сказал генерал. На Жулина одобряюще глянул.
Вместе с генералом приехали и два майора.
– Товарищ генерал, – шепчут майоры, – разрешите начать экзамен.
– Зачем же? – сказал генерал. – Считаю: экзамен принят.
Подошел и крепко руку пожал лейтенанту Жулину.
А потом и орден прислали Жулину. Жулину – орден. Солдатам – медали.
Важное дело – готовить войска к боям. Во многих местах: под Москвой, на Урале, в Сибири, в Средней Азии, на Дальнем Востоке – завершают войска обучение. Пройдет немного времени, и новые силы станут здесь, под Москвой, на пути у фашистов.
Шагает, шагает время. Не в пользу фашистов часы считают.
Дедушка
Военкомат. Приемная. Сидят люди. Ждут вызова к военкому. Это добровольцы, желающие записаться в народное ополчение.
В те грозные дни в народное ополчение уходили сотни и тысячи москвичей. Многие рвались тогда в ополченцы. Уходили целыми семьями. Из институтов – целыми курсами, с предприятий – целыми цехами. Запись в народное ополчение производилась прямо на фабриках, в учреждениях, на заводах и конечно же в военкоматах.
Сидят люди. Ждут приема. Рядом с другими сидит подросток. Посмотришь на него – ясно, что лет ему пятнадцать, не более. Тут же сидит старик. Посмотришь на этого, и ясно – лет шестьдесят ему, не менее.
– Сколько же тебе лет? – спросили другие, ждущие очередь к военкому, у подростка.
– Семнадцать, – ответил подросток.
Усмехнулись. Всем ясно – пятнадцать ему, не более.
– Точно – семнадцать, – уверяет подросток. – Даже чуть-чуть еще с хвостиком.
– Ну-ну! – рассмеялась очередь.
– Ну, а вам сколько же лет, папаша? – обратились люди теперь к старику.
– Сорок девять, – сказал старик. Добавил: – Даже еще неполных.
– Ну-ну! – и ему ответили улыбкой люди.
Дошла до подростка очередь. Прошел он в кабинет к военкому. Пробыл недолго. Вышел понурый. Ясно – не получился номер. Молод. Не взяли его в ополчение. Скрылся за дверью теперь старик. Этот пробыл там дольше. Разговор в кабинете был громкий. Всего люди не слышали, но отдельные фразы долетали сюда в приемную.
– Да я еще – ого-го! Я еще молодого заткну за пояс. – Это говорил старик.
– Не могу. Нельзя. Поймите. – Это говорил военком.
– Да я еще в Гражданскую войну ротой командовал, да я еще в первую империалистическую войну Георгиевский крест получил, да я еще в 1904 году под Мукденом с японцами воевал. – Это опять говорил старик.
– Понимаю. Понимаю. Но не могу. Не имею права. – Это опять говорил военком.
Наконец дверь открылась. Вышел старик. И у этого вид угрюмый. Много лет старику для того, чтобы записывать его в ополчение.
Ушли подросток и старик из военкомата. А на следующий день, когда ополченцы явились на сборный пункт, смотрят, а там в строю ополченцев уже стоят и вчерашний подросток и вчерашний старик.
– Вот это да! – поразились люди.
Правда, у подростка с ополчением так ничего и не вышло. Заметили его. Вернули назад мальчишку. Война не детское это дело. А вот старик так и остался вместе со всеми. Вместе со всеми и шел он в учебный лагерь. Тут же двигались повозки со снаряжением.
– Дедушка, – обращаются к нему ополченцы, – да ты хотя бы присел на одну из повозок.
Сердится старик, негодует:
– Какой я вам дедушка! – Вскинул голову: – Я – боец! Я – солдат!
Самым удивительным оказалось то, что ему было даже не шестьдесят лет, как предполагали тогда в военкомате другие, и даже не семьдесят, а целых восемьдесят. Как раз летом 1941 года восемьдесят лет исполнилось. Так что был он даже не столько дедушкой, сколько прадедушкой. Каким он чудом попал и удержался в ополченцах, так никто и не смог понять. Однако имя и фамилию его запомнили – Иван Иванович Резниченко.
Три приятеля с Волхонки
Гошка, Витька и Алешка – три приятеля с Волхонки.
В дни обороны Москвы население города не только уходило в ряды ополченцев, не только помогало в сооружении оборонительных рубежей и укреплений. Все, кто мог, стали к станкам московских заводов. Жена заменяла ушедшего на фронт мужа, сестра – брата, старики – сыновей, подростки – своих отцов.
Круглые сутки, в три смены, работали московские заводы. Все, что необходимо фронту, выпускали тогда заводы: гранаты и мины, колючую проволоку и противотанковые «ежи», железобетонные надолбы, снаряды и другое вооружение, военное обмундирование и много-много другого военного имущества.
На одном из московских заводов и работали трое друзей.
Вот идут они с работы. Вот встречают их мальчишки. Все мальчишки на Волхонке обожают трех друзей. Вот кричат привет мальчишки:
– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!
Остановились ребята, улыбнулись:
– Нас не трое, нас четыре.
Сказали и пошли себе дальше.
Стоят мальчишки, смотрят подросткам вслед, поражаются:
– Где четыре? Как четыре?! Где четыре, если три!
Верно – трое идут ребят. Три спины. Три головы. Четвертой нигде не видно.
Через несколько дней снова мальчишки увидели трех друзей. Озорно кричат мальчишки:
– Здравствуй, Гошка, здравствуй, Витька! Здравствуй, Лешенька, привет!
Остановились ребята, опять улыбнулись:
– Нас не трое – целых шесть!
Сказали и пошли себе дальше.
Опешили вовсе теперь мальчишки, смотрят подросткам вслед, плечами худыми водят: