Франсиско
Испанская ветвь дома Борджиа
I
Донья Мария Энрикес де Луна происходила из знатного рода Энрикесов и доводилась кузиной самому Фердинанду, королю Арагона. Энрикесы (Enríquez) были грандами 1-го класса, и хоть и происходили от незаконной связи Альфонса Справедливого с прекрасной Леонорой де Гусман, все же считались некоей ветвью династии Трастамара. А поскольку короли этой династии правили и в Кастилии, и в Арагоне, и в Неаполе, то Энрикесы были осыпаны милостями и привилегиями. Скажем, начиная с XV века только Энрикесам старшей линии было позволено носить титул адмирала Кастилии.
Понятно, что девушку из такой семьи замуж выдавали не за первого встречного – и донья Мария в ранней юности была просватана за дона Педро Луиса де Борха, или Педро Луиса Борджиа, старшего сына папы Александра VI. Брак обещал быть счастливым, но осуществиться не успел, потому что жених доньи Марии внезапно умер.
И в сентябре 1493 года она вышла замуж не за него, а за его сводного брата, дона Хуана, так что он унаследовал не только владения покойного, не только его титул герцога Гандии, но и его невесту. Жили супруги не всегда в полном согласии, но так или иначе произвели на свет мальчика, Хуана II, которому предстояло унаследовать отцовские титулы и поместья. B 1497 году дон Хуан де Борха, или Хуан Борджиа, 2-й герцог гандийский, испанский гранд и гонфалоньер Церкви, уехал в Италию, оставив жену беременной. Она родила ему дочь, Изабель, но отец этого своего ребенка так никогда и не увидел, потому что еще до рождения девочки он был зарезан в Риме, его израненное тело было выловлено из Тибра – и прежняя жизнь доньи Марии на этом закончилась. Герцогиня Гандии потеряла мужа, но обрела миссию – увековечить память своего супруга и покарать его убийцу. Она перестроила церковь, стоявшую возле герцогского дворца, удвоила ее в размерах и превратила в монумент союза домов Энрикес и Борджиа. Гербы обоих семейств украшали стены, на обозрение верующим были выставлены священные реликвии, присланные в Валенсию папой Александром – например, «частица Истинного Креста Господня»
А за алтарем была выставлена скульптура Мадонны, и полотно, на котором изображены Матерь Божья, святая Катерина и святой Доменик, а ниже поставлены три фигуры. Предположительно они изображают братьев Борджиа: Хуана, Чезаре и Жоффре.
Хуан Борджиа, герцог гандийский, стоит на коленях перед Богородицей, которая протягивает к нему красную розу, символ мученичества. Его герцогский берет лежит на земле, возле него. А напротив коленопреклоненного мученика изображен другой человек, с бородой, но еще в самом цвете лет. В руках у него меч, обращенный острием вниз – знак раскаяния, а лицо представляет собой точную копию с портрета Чезаре Борджиа, известного нам по гравюре, помещенной в книге Паоло Джиово «Gli Elogi»[70].
Матерь Божья, по-видимому, молит Христа о снисхождении к убийце.
II
Удалось ли Богоматери, вселенской заступнице, вымолить у Христа прощение братоубийце, выяснить затруднительно. Но вот то, что донья Мария, хоть и добрая христианка, простить его не хотела и не могла, это мы знаем совершенно точно. Она требовала суда и кары – и, когда Чезаре Борджиа все же сумел уйти из рук испанского правосудия, она не успокоилась и делала все, что только могла, для того чтобы убийца ее мужа не остался безнаказанным. Но после 1507 года, когда Чезаре покинул этот свет и перешел в мир иной, чтобы предстать наконец перед своим Создателем, донья Мария де Борха, сиятельная герцогиня Гандии, оставила свои усилия и положилась на Господа.
Она положилась на него настолько крепко, что ее чувства в полной мере передались обоим ее детям. Они выросли глубоко религиозными людьми, и дочь доньи Марии, Изабелла де Борха, даже постриглась в монахини[71]. Кто знает, может быть, и ее брат, дон Хуан де Борха, 3-й герцог Гандии, последовал бы ее примеру, но у него были обязанности перед семьей.
Его мать продала все итальянские имения своего покойного мужа и вложила деньги в покупки земли в Испании. Она сумела очень серьезно округлить владения дома Борджиа, и ее сын оказался богатым человеком, одним из первых грандов Испании. Достояние рода не должно было пропасть втуне, 3-му герцогу гандийскому требовались наследники.
Значительное состояние дона Хуана не ускользнуло и от внимания его суверена, короля Фердинанда. И он решил, что это обстоятельство может послужить и его целям. У короля был сын, Альфонсо, рожденный от внебрачной связи. Король его пристроил и сделал архиепископом Сарагоссы – папы римские были внимательны к просьбам его католического величества, могущественного короля Фердинанда, и рукоположение прошло без всяких осложнений, хотя новый архиепископ мессу читал один-единственный раз в жизни, и при этом как раз во время церемонии своего рукоположения. Он был веселым прелатом, как раз в духе многих и многих своих итальянских коллег – любил вино, веселье и женщин. Но обеспечить будущее своему потомству он не мог, сан архиепископа по наследству не передавался – по крайней мере, не передавался автоматически. И тогда король Фердинанд взял заботу на себя и предложил свою внучку, дочь дона Альфонсо, в жены герцогу Гандии, дону Хуану де Борха – и он вступил в брак, который оказался счастливым. А когда супруга дона Хуана умерла, он женился еще раз.
И в отношении производства наследников преуспел так, как мало кому удавалось – у него было 18 детей, из которых 17 были детьми законными. При таком количестве детей и при том, что в Испании существовала система майората, при которой основное состояние наследовалось старшим сыном, управиться с обеспечением младших было нелегко. Поэтому детей с самого начала готовили к церковной карьере – король Фердинанд тут ничего нового не открыл. Старший в роду получал в наследство титул и становился знатным грандом, а остальные шли в Церковь, или на военную службу, или в королевскую администрацию – но Церковь все же была самым надежным выбором. Так что детей дона Хуана с самого начала воспитывали в глубоком благочестии. Но получилось как-то так, что наибольшую склонность в этом направлении обнаружил как раз старший сын, дон Франсиско. Он был настолько погружен в свои духовные занятия, что его даже упрекнула в этом его мать, которая сказала ему однажды, что «молила Бога, чтобы ее сын стал достойным кавалером, а не смиренным монахом». Она умерла, когда мальчику было всего 10 лет, и заботы о превращении монаха в кабальеро легли на отца мальчика. Он определил его пажом к молодому двору внучки короля Фердинанда, Катерине. Там Франсиско де Борха и оставался вплоть до замужества своей госпожи. В 1525 году ее выдали замуж за короля Португалии, а ее 15-летний паж Франсиско вернулся домой. Теперь он выглядел поближе к идеалу настоящего испанского идальго – превосходно ездил верхом, прекрасно владел оружием и даже выходил на арену против быков. В его храбрости уже никто не мог бы усомниться, и заботливый отец решил сделать следующий шаг в трудном деле подготовки наследника – Франсиско начал заниматься юридическими науками. Он делал это в Сарагоссе, под крылом своего дяди-архиепископа[72].
А потом наступил 1527 год.
III
В силу редчайшего стечения обстоятельств вышло так, что у Максимилана, императора Священной Римской империи[73], и у Фердинанда, короля Арагона, оказался один-единственный – их общий внук, Карл Габсбург. К тому же Карл унаследовал все владения и титулы своей бабки, Изабеллы, королевы Кастилии, а владения Кастилии включали в себя еще и Новый Свет. А поскольку владения Арагона состояли не только из Арагона, но еще и из Сицилии, и из завоеванного королевства Неаполь, то получилось так, что император Карл V поистине владел «империей, над которой не заходило Солнце». Это обстоятельство очень не понравилось другим государям Европы, и одним из них оказался папа римский Климент, выступивший тут как светский правитель Папской области. В результате его столь неосторожной политики в 1527 году Рим оказался взят штурмом войсками Карла V и разгромлен так, как не случалось со времен готов и вандалов [4]. Дворцы были разграблены, монастыри разнесены, монахинь насиловали прямо на улицах, а число убитых и искалеченных шло уже на многие тысячи.
Событие это потрясло Европу, оно стало переломным моментом в истории папства.
Основной контингент осаждавших составляли немецкие наемники, для которых Рим был символом отступничества от христианских ценностей, погрязшим в грехах. Всякому было понятно, что то, случилось, отнюдь не случайно, и немыслимое прежде событие, при котором «столица мира», местопребывание папы римского, Викария Христа, оказалась разгромлена христианским войском, стало возможным только потому, что уважение к Папству оказалось поколеблено до самых своих основ. И кто был более виновен в этом – ересиарх и отступник Мартин Лютер или Святой Отец, папа Александр Борджиа?
И что должен был думать об этом 17-летний глубоко религиозный юноша, дон Франсиско де Борха, по отцовской линии – правнук папы Александра, а по материнской – правнук короля Арагона Фердинанда? Войска внука которого, императора Карла V, как раз и были в ответе за разгром Рима?
Ну, что подумал дон Франсиско, мы не знаем, он своими мыслями на эту тему с потомством не поделился. Мы знаем, что он сделал – дон Франиско де Борха, будущий 4-й герцог Гандии, поступил так, как должно поступить испанскому гранду: он принес на службу своему суверену, императору Карлу, все свои силы и способности.
И служил он ему доблестно и преданно.
Когда Карл уехал из Испании, оставив там регентом свою супругу Изабеллу, дон Франциско стал одним из ее главных советников. Императорская чета настолько уважала его преданность, способности и благочестие, что вдобавок к прочим обязанностям они определили его наставником наследного принца Филиппа. Дон Франсиско женился в 19 лет и вскоре, вполне в традициях своего семейства, обзавелся восемью детьми. В 1536 году вместе со своим государем проделал военную кампанию в Провансе – война ему не понравилась. Он нашел ее слишком грязным и слишком жестоким занятием.
В 1539 году умерла императрица Изабелла, супруга Карла V.
Дон Франсиско был ей глубоко предан, и, пожалуй, можно даже сказать, что они были друзьями – его жена был подругой Изабеллы и ее фрейлиной. И к искренней дружбе прибавлялось и то обстоятельство, что императрица Изабелла как-никак была его государыней, и ей, по его понятиям, следовало служить не только из чувства долга, но и в силу рыцарской преданности.
И вот, она умерла, еще совсем молодой.
Карл V любил жену. Он был потрясен горем, удалился в монастырь Ла Сисла, недалеко от Толедо, передав все хлопоты по организации похорон императрицы двум самым близким ей людям – дону Франсиско де Борха и его супруге.
Запаянный свинцом гроб надо было везти далеко, в Гранаду. Там была выстроена капелла, служившая усыпальницей кастильских королей. Похоронная процессия была обставлена очень торжественно, двигалась с частыми остановками, да и в любом случае двигаться быстро с таким грузом по тем временам и по тем дорогам было бы нелегко.
В итоге прошло немало времени. Когда пришла пора опустить гроб в землю, его следовало по протоколу вскрыть в присутствии королевских нотариусов – надо было убедиться и торжественно засвидетельствовать, что в нем находятся останки императрицы. Как оказалось, распад уже сильно затронул тело – вместо лица была видна только бесформенная масса гнили, издававшей невыносимый запах. Поклясться в том, что это именно Изабелла, его покойная госпожа, смог только один дон Франсиско – все то время, что гроб везли в Гранаду, он не спускал с него глаз.
Его клятва была сочтена королевскими нотариусами достаточной.
Гроб императрицы был опущен в склеп, а дон Франсиско де Борха, будущий 4-й герцог Гандии, испанский гранд 1-го ранга, дал еще одну клятву:
«Nunca mas servir a senor que se me pueda morir».
В переводе на русский это означало, что он клянется «никогда больше не служить господину, которого у него сможет отнять смерть».
Дон Франсиско отныне хотел служить только Богу.