Записанный в 1975 году в оперном театре Кельна и выпущенный осенью того же года, диск The Köln Concert попал в список альбомов, которые обязаны быть в коллекции каждого любителя джаза — наряду с Kind Of Blue Майлза Дэвиса, A Love Supreme Джона Колтрейна и Take Five Дейва Брубека. При этом мало кто знает, что пианист в тот вечер вообще не хотел выходить на сцену и был вынужден играть на неисправном рояле, будучи усталым после долгого переезда. Тем не менее ростки его сольного подхода к игре расцвели пышным цветом и породили подлинное чудо.
Как это часто бывает, подготовка к великому событию прошла отнюдь не гладко. Организацией серии концертов «Новый джаз в Кельне», кульминацией которой стало выступление Кейта Джаррета, занималась 18-летняя Вера Брандес, самый молодой концертный промоутер в Германии. По настоянию пианиста она должна была подготовить для выступления концертный рояль Bosendorfer 290 Imperial. Но из-за путаницы среди сотрудников оперного театра на сцене оказался не тот инструмент — тоже Bosendorfer, но куда меньших размеров и в плохом состоянии. К сожалению, ошибка обнаружилась слишком поздно, и нужный рояль уже было невозможно доставить в зал.
Кейт Джаррет прибыл в оперный театр 24 января 1975 года в конце дня, неимоверно усталый после изнурительной поездки из швейцарского Цюриха, где он выступил несколько дней назад. Он не спал несколько ночей и испытывал боль в спине. Увидев рояль, предназначенный в лучшем случае для репетиции, который в спешке настраивают и регулируют, чтобы сделать его хоть как-то пригодным для концерта, пианист пришел в ужас. Попытавшись на нем играть, Джаррет вообще отказался выступать. Но Вера Брандес убедила его, что отменять концерт уже поздно, так как он должен начаться уже через несколько часов, а все 1400 билетов по 4 марки каждый были раскуплены.
В Кельнском оперном театре до этого никогда не игрался джаз, так что для концерта было выделено позднее время, после окончания оперы. В 11.30 вечера Кейт Джаррет вышел на сцену. Зал был полон. И с того момента, как раздосадованный, уставший Джаррет взял первые аккорды и начал свою продолжительную, интимную медитацию с помощью гармоний и мелодических фигур, для некоторых слушателей в тот миг музыка изменилась навсегда. Вовлеченная в поиски красоты, истины и смысла публика не могла не почувствовать волнения.
В самом начале первой части можно различить тихий смех из зала — это реакция на мелодию звонка, который служит в Кельнском оперном театре сигналом для привлечения слушателей в зал, которую Джаррет вплел в музыку. Педали рояля толком не работали, звук в верхнем регистре отдавал «жестью», а бас звучал слабо, поэтому во время выступления Кейт Джаррет активнее и подвижнее играл левой рукой басовую линию и старался не злоупотреблять высокими нотами, сосредоточив усилия в средней части клавиатуры. Продюсер ЕСМ Records Манфред Айхер рассказывал: «Возможно, Джаррет играл так из-за того, что инструмент был не слишком хорош. Он не мог влюбиться в его звук, но нашел другой способ получить от него максимальную отдачу».
По сути, Кейт Джаррет сел за рояль неподготовленным: эта программа специально не разучивалась и не разбиралась. Все его жесты, сложные гармонии, мерцающие в темноте мелодии, возгласы и вздохи пианиста являются спонтанными. И в этой неторопливой спонтанности и неповторимости каждого момента концерта кроется притягательность этой записи. Это не чисто джазовая запись: здесь соединились свежесть импровизации и классическая симметрия, импрессионизм и запоминающиеся мелодии практически в поп-ключе, даже отзвуки госпела, блюза и фолка. Кейт Джаррет проявил свою способность бесконечно импровизировать, основываясь всего на одном-двух аккордах.
Несмотря на все сложности, игра Кейта Джаррета была восторженно принята слушателями в зале. Когда же вышел альбом The Köln Concert, он был расхвален критиками и побил все рекорды тиражей джазовой грамзаписи (продано около 3,5 миллиона дисков!). Это одна из самых продаваемых джазовых пластинок, а из пластинок с солирующими пианистами — точно самая продаваемая. Она прекрасно расходится и сегодня, привлекая в мир джаза многих новичков: альбом попал в коллекции людей, которые до этого могли бы перейти улицу, если впереди маячил магазин с джазовыми пластинками.
Впрочем, восхищение не бывает всеобщим. Некоторые критики находят повторяющиеся, запоминающиеся мелодии признаком заигрывания с аудиторией и «попсовости». Но в дальнейшем Джаррет доказал, что он не лыком шит. Он интерпретировал классические произведения, переосмыслял работы Билла Эванса, играл в сопровождении симфонического оркестра и церковного органа — билеты на его концерты в лучших концертных залах мира разлетались за месяцы до выступления. Концерты Джаррета стали напоминать религиозные обряды в присутствии преданных адептов в зале, для которых эта медитативная музыка была полна духовно преобразующей силы.
Подход Джаррета восприняли и другие пианисты: тихая лирика произвела революцию. Одинокий пианист на пустой сцене смотрелся особенно выигрышно на фоне фьюжна, который все больше утомлял своей цветастостью, количеством музыкантов и инструментов на сцене и бесконечными импровизациями, которые, казалось, больше занимали самих исполнителей, чем публику. В результате акустическое пианино и рояль снова вошли в моду после господства синтезаторов. Сольные выступления пианистов стали собирать полные залы, чего до этого не наблюдалось, и вскоре с подобными программами выступили Пол Блей, Чик Кореа и Херби Хэнкок.
После выхода The Köln Concert пианисты, музыковеды и критики упрашивали Кейта Джаррета издать ноты концерта. Много лет пианист оказывался, мотивируя свое нежелание тем, что музыка на памятном выступлении в Кельнском оперном театре предназначалась лишь для той ночи, а повторять ее нет смысла. Лишь в 1990 году Джаррет поддался на уговоры и согласился выпустить авторизованную транскрипцию, но с примечанием, что для каждого пианиста, вознамерившегося сыграть фрагмент концерта, последним словом должна стать именно запись 1975 года, которую невозможно превзойти.
Послушать
Keith Jarrett. The Köln Concert (1975)
ECM
Концерт был записан звукоинженером ЕСМ Records Мартином Вейландом на два микрофона Neumann и портативный магнитофон Telefunken М-5. Музыка на том январском концерте лилась фактически без перерывов. По сути, Кейт Джаррет сыграл три импровизации: одна длилась двадцать шесть минут, вторая — тридцать четыре, третья — семь. Чтобы все великолепие поместилось на две виниловые пластинки, вторую часть пришлось еще раз разделить. К счастью, в формат компакт-диска концерт вписался идеально, и можно, не переставляя пластинки, следить за текучими мелодиями и за сменой идей в голове музыканта. Или просто расслабиться и позволить этой музыке свободно растекаться в пространстве: в первой части концерта Кейт Джаррет проводит двенадцать минут, играя с двумя аккордами, а завершает его шестью минутами на основе всего одного аккорда. Музыканту не нужно никому ничего доказывать: гипнотически повторяющаяся музыка превращается в долгий разговор пианиста с самим собой и с инструментом. Подлинная классика.
MPS Records: джаз из Черного леса
В 70-х годах Германия породила феномен экспериментального, психоделического рока с серьезным влиянием электронной музыки. Британцы прозвали это явление краут-роком («краут» — это сленговое обозначение немца, произошедшее от названия национального немецкого блюда из квашеной капусты зауэркраут). Краут-рок оказался весьма влиятельным и плодотворным направлением, но в начале 70-х годов не только Kraftwerk и Neu! заправляли в немецкой музыке, а Дюссельдорф не был единственным центром музыкальной активности. По аналогии можно сказать, что в то же время в Германии развивался и краут-джаз — в городке Филлинген, что в горном массиве Шварцвальд (Черный лес) на юго-западе страны.
Шварцвальд, как и следует из названия, данного еще римлянами, густо покрыт лесами. Этот район удален от больших городов, он знаменит своей особенной ветчиной и вишневым тортом со взбитыми сливками. Тихая, умиротворенная, почти деревенская атмосфера, ландшафты с лугами, горами и деревьями только поспособствовали творческой активности одного из самых интересных джазовых лейблов в истории. Сейчас эту фирму знают только самые любопытные любители джаза, но она явно заслуживает более широкого признания: это настоящая кладезь изобретательной, превосходно записанной музыки.
Когда-то производители велосипедов разрабатывали специальные граммофоны и пластинки к ним, которые можно было бы слушать прямо в пути: ради этих целей они даже собирались подписать контракт с молодым тенором Лучано Паваротти, но тот перешел на Decca Records. Немецкая семейная электронная фирма SABA, образованная в 1958 году, разработала странный агрегат, который позволял слушать музыку в автомобиле — это была настоящая кассетная магнитола, правда, размер кассеты был сопоставим с размером видеокассеты! Один из соучредителей SABA, пианист-любитель и музыкальный энтузиаст Ханс-Георг Брунне-Швер, мечтал выпускать джазовые записи для воспроизведения на этом аппарате, но семья не поддержала эту идею.
К счастью, Брунне-Швер был человеком богатым и мог позволить себе реализовать мечту самостоятельно. Люди его круга тратили деньги на яхты и вечеринки, а этот миллионер предпочитал вкладываться в свою страсть к джазу и поддержку музыкантов. В 1968 году он основал звукозаписывающую фирму MPS — с елочкой на логотипе. Это был первый немецкий лейбл, который специализировался исключительно на выпуске джаза, и вообще первый независимый лейбл в Германии. Его название расшифровывается достаточно обыденно: Musikproduktion Schwarzwald, но за многие годы слушатели придумали массу собственных расшифровок аббревиатуры, вплоть до Most Perfect Sound («Самый идеальный звук») и Many Pleasant Surprises («Много приятных сюрпризов»).
В гостиной собственного дома неподалеку от швейцарской границы увлеченный Брунне-Швер обустроил небольшую студию с рубкой на чердаке: микшерский пульт доставлялся туда через окно с помощью крана. Опробовать оборудование он пригласил великого американского пианиста Оскара Питерсона, который как раз выступал со своим трио в Цюрихе (и пять раз выходил на бис). В студии были приготовлены напитки и закуски, как для вечеринки. Когда Оскар Питерсон и его музыканты объявились, они приступили к работе. Пианист сел за «стейнвей», а Брунне-Швер удалился в рубку для записи. Когда Питерсон услышал запись, он был поражен ее потрясающим качеством и воскликнул: «Это не звучит, как запись рояля! Это звучит, как сам рояль!»