Путем Ломоносова
Русские мореходы, северяне, давным-давно освоили навигацию в приполярных морях, частенько ходили на промысел морского зверя к Шпицбергену, который окрестили Грумантием. Ломоносов лучше других знал и помнил об этом.
Желая придать экспедиции научно-исследовательский характер, Ломоносов составил обширную «Примерную инструкцию», в которой ставил задачу широкого географического исследования морей и получения разнообразных сведений, которые «не только для истолкования натуры учёному свету надобны, но и в самом сём мореплавании служить впредь могут». Моряки должны были производить метеорологические и астрономические наблюдения, измерять глубины, брать пробы воды для последующего анализа в Петербурге, записывать склонения компаса, изучать животный мир, собирать образцы минералов и вести этнографические наблюдения. Академик рекомендовал офицерам вести корабельные журналы и астрономические наблюдения, даже когда все три судна пойдут вместе, чтобы затем можно было, сверив их, установить правильность счисления. Это касалось и измерения глубин. Ломоносов дал подробные инструкции на этот счет. Михайло Васильевич мечтал: «Северный океан есть пространное поле, где усугубиться может российская слава».
Ломоносова поддержали коллеги по академии. Выдающийся гидрограф вице-адмирал Алексей Нагаев составил для экспедиции Чичагова «Наставление мореплавателям» для ведения счисления и морской съемки, а академик С.Я. Румовский написал инструкцию «Способ находить длину места посредством Луны» и вычислил таблицы расстояний Луны от Солнца для меридиана Петербурга.
Любопытная аналогия: Петр Великий, памяти которого поклонялся Михаил Васильевич, умер, отправляя в далекую экспедицию Витуса Беринга и Алексея Чирикова. Сам Ломоносов ушел из жизни 4 (15) апреля 1765 года, так и не дождавшись результатов миссии Чичагова…
Чичагов исправно старался вникнуть в замысел ученых. Пригодились уроки Навигацкой школы: главное, что он постиг в Сухаревой башне – научился учиться. И во льдах неоценимо помог русской науке.
Ледяные походы
Сегодня трудно даже вообразить, насколько опасной была эта миссия, начавшаяся 255 лет назад. Это был рейд в неизвестность, во многом сопоставимый с первыми космическими полетами. Почти никто не мог поделиться с Чичаговым опытом подобных экспедиций. Разве что легендарные поморы… Их, по настоянию Ломоносова, включили в состав команды.
1 сентября экспедиция Чичагова вышла из Архангельска, безукоризненно достигла Кольского полуострова и расположилась на зимовку в Екатерининской гавани. Их было 178 человек, в том числе 3 кормщика и 26 поморов-промышленников. На Кольском они устроились на долгие месяцы. Обследовали окрестности, привыкали к северу. Впервые столь представительный отряд русских офицеров встретил Рождество в северной экспедиции. Моряки, конечно, нашли время для веселой праздничной пирушки – с вином, с охотничьими трофеями на столе, с тостами за здоровье матушки императрицы, за российский флот, за науку…
Наконец, 9 мая 1765 года суда вышли из Екатерининской гавани и двинулись вдоль берегов Лапландии. Начались решающие дни путешествия.
У мыса Нордкин моряки повернули к северу и, преодолевая студеный ветер и колючий снег, от которого снасти обледеневали, 16 мая миновали остров Медвежий, за которым их встретили плавучие льды. 17 июня Чичагов собрал совет капитанов, которые решили идти к Шпицбергену, чтобы определиться с дальнейшим маршрутом во льдах. 23 июля экспедиция достигла 80° 26’ северной широты, превзойдя рекорд Гудзона. Дальнейший путь им преградили тяжелые льды. Расчет на то, что ветер «проложит» дорогу кораблям, отгоняя льды, и можно будет лавировать по разводьям, – не оправдался. А рисковать кораблями Чичагов не стал. Но, вернувшись в Архангельск, он принялся готовиться к новой попытке штурма Арктики.
Вторая экспедиция должна была реабилитировать саму идею северного прохода. Корабли подремонтировали и даже обили железом по форштевням – для схваток со льдами. В 1766 году Чичагов, по собственному почину и не без настояния императрицы, снова отправился навстречу льдам. Первый лед моряки приметили у острова Медвежий. Погода ухудшилась, посуровела – частыми стали туманы. Но они двигались к Шпицбергену. Чичагов докладывал:
«Во всё время бытности нашей с 21 июня по 1 июля ветры были переменные. Погода по большей части мрачная. И дожди. Течение моря нерегулярное и более к норду и зюйду по получетверти мили в час. И всегда носило льдины, которые отбуксировывали от судов шлюпками и отводили крючьями, буде близко случались. Повреждения судам от того не было. Ибо лёд отрывало от стоячего льда, которой не очень толст. А которые отламывались от ледяных гор, те, по великости своей и толстоте, для судов были опасны».
10 июля чичаговцы прибыли в Кломбай. Там все еще держалась, действовала база лейтенанта Рындина… Из шестнадцати зимовщиков восемь умерли от цинги. Остальных спас Чичагов. Он еще сделал попытку продолжить путешествие и двинулся вдоль побережья Шпицбергена на север. Но Арктика оказалась сильнее… Льды снова остановили Чичагова. Он принял на борт Рындина и его соратников со всеми их пожитками – и взял курс на большую землю. На обратном пути, на подступах к Шпицбергену, к ним присоединился «Лапоминк» лейтенанта Немтинова, доставивший из Архангельска свежий провиант. 10 сентября 1766 года корабли вернулись в Архангельск.
В характере Чичагова, в отличие от многих его соратников, осмотрительности было не меньше, чем храбрости. Недруги сомневались в его решительности. Но, если бы Чичагову не была присуща отвага, он бы без труда нашел способ отказаться от этого путешествия.
Чичагов рапортовал: «Итак, за неизмеримым количеством льда во всё время нашего плавания, как Гренландского берега, так и сквозь льды проходу не усмотрено, и по всем видимым нами обстоятельствам северный проход, за непреодолимыми препятствиями от льдов, невозможен».
В рапорте Адмиралтейств-коллегии Чичагов сделал заключение о невозможности пройти северным проходом, намекнув, что предположение Ломоносова о чистом море севернее Шпицбергена, высказанное им при личной беседе, не оправдалось…
Вроде бы, результат неутешительный. Но сделано было немало! Прежде всего – для науки. Именно Чичагову и его соратникам первым удалось провести исследование высокоширотных районов Арктики и особенно Шпицбергена, берега которого моряки тщательно изучили, проведены гидрографические и метеорологические наблюдения, подтвержден закон дрейфа льдов с востока на запад.
Моряки уважительно отзывались о мастерстве Чичагова, но в рескрипте императрицы прозвучало и недовольство недостаточным усердием моряков: «достигнуть бы до Гренландии было можно… новые и неведомые берега Гренландии, может быть, открыты б были». Многие были уверены, что Чичагову следовало, столкнувшись с непроходимыми льдами, вернуться на зимовку на Шпицберген, а не отступать до Архангельска. Но у бригадира была своя правда: он сберег людей.
Адмирал Гренландского моря
Постепенно неудачные детали путешествий забылись, а арктический ореол остался… Чичагова стали называть «адмиралом Гренландского моря», хотя до настоящих адмиральских эполетов ему еще было служить да служить.
Вот уж действительно, «пораженье от победы» подчас отличить непросто. После полярных экспедиций и Чичагов, и все его полярники получали от императрицы ежегодный пенсион – основательное денежное вспомоществование в знак особых заслуг. Деньги пришлись для него как нельзя кстати: адмирал не был состоятельным человеком, жизнь вел не расточительную, не «блистательную» по тогдашним аристократическим меркам. Чичагов даже решился на женитьбу, подарившую ему пятерых детей, включая знаменитого сына Павла.
«Говоря о его личности, мы должны заметить, что это был редкий в то время тип истинно русского человека. Образованный, умный, он должен был силой ума, так сказать – головой, пробивать себе дорогу, не имея к тому никаких иных средств», – писал правнук адмирала, священник, неплохо разбиравшийся в семейных легендах.
После Арктики
Служба Чичагова продолжилась в Архангельске, Ревеле, Кронштадте. Во время первой екатерининской Русско-турецкой войны он командовал одним из отрядов Донской флотилии, которая перекрывала османам путь в Керченский пролив. Именно тогда Россия заняла Крым. Громкую славу адмирал снискал во время Русско-шведской войны 1788–1790 гг. Он командовал флотом, который весьма успешно вел боевые действия на Балтике. Эскадре Чичагова удалось разгромить шведский флот в трех генеральных сражениях: при Эланде, Ревеле и Выборге. Почти весь состав шведского морского воинства удалось захватить в плен… К победам привела выверенная, осторожная тактика: адмирал умел встречать врага в «выигрышной позиции» и побеждал с минимальными потерями. Как и на Шпицбергене, он берег людей…
Императрица в очередной раз отметила, что не ошиблась в своем морском выдвиженце. Кроме наград, она удостоила его личной аудиенции. По этому поводу возник известный исторический анекдот. Рассказывая императрице о сражениях со шведами, Чичагов, войдя в раж, стал употреблять крепкие выражения. А потом понял, что позволил себе лишнего, осекся. Но Екатерина поддержала его: «Продолжайте, Василий Яковлевич, я ваших морских терминов не разумею!» Насколько достоверна эта история – неизвестно, но характер адмирала в ней проявляется. Морскую династию поддержал сын, Павел Васильевич – он стал моряком и «достиг высоких степеней».
Проявил себя Чичагов и во время революционных войн: во времена Павла I его эскадра участвовала в маневрах, направленных против Франции. Но здоровье его к тому времени было ослаблено. Он успел увидеть своего сына полным адмиралом. Но не дожил до сражения при Березине, после которого Павла Васильевича обвинили чуть ли не в предательстве – и он, осмеянный, был вынужден переселиться за границу. Василий Яковлевич умер в 1809, в мафусаиловом по тем временам возрасте – на 84 году жизни. В последние годы чаще вспоминал свою северную одиссею. Как он выжил тогда среди льдов? Любая ошибка могла стоить жизни всей команде… А может быть, именно северная закалка помогла ему стать долгожителем?