Что-то случилось на ней?» – он спросил у отца.
«Праздник испортил «табун» из пещер Пелиона,
Мало кентавров вернулось со свадьбы туда!
Ты мне скажи, не была ли тяжёлой корона,
И не случилась ли в царстве великом беда?»
590
«Я расскажу обо всём, властелин, в тронном зале,
После дороги ты голоден, думаю я!» —
Сын не обмолвился словом о тайном скандале —
Сильно ужалить смогла бы царица-змея.
Выразил жестом правитель своё одобренье
И поспешил, улыбаясь, в покои дворца.
«Эта критянка испортит ему настроенье —
Федра лукавая просто не любит отца!»
591
Звёздное небо взирало на землю уныло,
Грустно сияла богиня Селена во мгле,
Ветер бродил между зданий без яркого пыла,
Юноша думал, что будет он предан хуле:
«Девы такие подобны Эхидне коварной —
Страстно целуя избранника, жалят хвостом!
Федра должна быть Тесею по гроб благодарной,
Что обитает безбедно в дворце золотом!
592
Словно богиня красива, и это бесспорно,
И для царицы Афин и умна, и хитра!
Но для жены властелина достаточно вздорна,
Непостоянна в решеньях, как в море ветра!
После отъезда отца изменилась царица,
Стала прилипчивой, словно смола на сосне,
Сладкие речи критянки текли, как живица,
В них уделялось с избытком внимание мне:
593
«О, как прекрасен ты, сын, словно брат Аполлона,
Юноши ярче тебя в славной Аттике нет!
Ты, Ипполит, должен быть обладателем трона —
В том убедишься, следя за движеньем планет!
Наш властелин потерял красоту неземную —
Помню, каким приезжал твой родитель на Крит!
С первого взгляда пленил он сестрицу родную —
Волосы смоли черней, а глаза – лазурит!
594
Стал он другим: тратит время в разъездах по царству,
Что-то считает и пишет Тесей по ночам!
Может и нужен мужчина такой государству,
Только не нужно жену относить к «мелочам»!
Где он бывает, лишь богу Гермесу известно!
Шепчут старухи, что кровь Посейдона есть в нём,
И соблазняет, как бог, он девиц повсеместно,
Будто горит перед ними любовным огнём!
595
Вот и сейчас царь уехал на свадьбу к соседу,
Где веселиться намерен бесчисленно дней,
Там над гетерой «отпразднует» муж мой победу
И возвратится Альпийских вершин холодней.
Нет властелина в Афинах, и я очень рада —
Нежное сердце открою тебе, Ипполит,
Царь для любви нашей светлой – палач и преграда,
Будем же мы против деспота, как монолит!»
596
«Что мог сказать я на это коварной царице? —
Для похотливых особ в мире нет рубежей!
С лёгкостью совесть привяжут к чужой колеснице,
Чтоб не мешала гулять им от верных мужей!
«Даже не думай об этом, коварная Федра!
Всё мне понятно сейчас: я – не глупый юнец,
Ты расточаешь свою красоту очень щедро,
Скоро узнает об этом мой добрый отец!»
597
«Как ты со мною, царицей, беседуешь смело,
Разве Тесеем тебе это право дано?
Трон не покину, как овна летящего Гелла[91],
Пасынка глупого лучше отправлю на дно!»
«Ты угрожаешь невинному сыну напрасно —
Зевс подтвердит правоту на отцовском суде!
Я поражён, как твоё предложенье ужасно,
Быть по приезду царя в нашем доме беде!»
598
Высказав всё, взгляд направил на рощу в Колоне,
Дивный пейзаж открывался в вечерней заре,
Гром прогремел в чистом небе, и вспыхнул на склоне
Куст можжевеловый, словно смола на костре…
«Часто Кронид направляет на Аттику взоры,
И, как знамение, бросил свой «огненный нож»,
Слышал с Олимпа Зевес на меня наговоры,
Предупреждает тебя, что накажет за ложь!»
599
Дрожь пробежала по дивному телу царицы,
Словно по глади Эгейского моря волна,
Мачехи взоры впивались, как хищные птицы,
В спину красавца, что молча стоял у окна.
«О, Ипполит, ты, как юный отец твой, прелестен,
И благороден, я верю, не меньше отца,
Великодушен, как бог, и достаточно честен,
Чтоб не позволить мой стыд выносить из дворца!»
600
Юноша молча смотрел на ползущие тени,
Город спокойно встречал и прохладу, и мглу,
Федра со злобой в глазах пала вдруг на колени:
«Сын, поклянись, что отец не услышит хулу!
Я, Ипполит, обещаю быть верной женою,
Выброшу мысли коварные из головы,
Чтобы не жить до кончины с тяжёлой виною,
Буду пред вами обоими ниже травы!
601
Не выдавай разговоры мои властелину,
Я не виновна, что страстно в тебя влюблена! —
Так говорила, смотря на широкую спину. —
Мне поклянись о молчанье!» – просила она.
К мачехе нехотя он повернулся всем телом,
Тяжко ему было слышать такие слова,
Горькие слёзы узрел на лице её белом:
«О, как страшна для царицы людская молва!»
602
«Встань, дорогая царица, с гранитного пола!
Зевсом клянусь, буду нем, как над морем заря,
Мне не развяжет язык даже тяжесть обола[92],
Я не нарушу семейных устоев царя!»
…В тёплую мглу погрузились афинские стены,
В роще ближайшей угукала громко сова,
Скромно стоял под внимательным взором Селены
Юный царевич, принявший за правду слова…
Суд Тесея
603
«Долго уставший отец не выходит наружу,
Только доносится голос его из окна.
Кажется, Федра вещает о пасынке мужу,
Что невиновна была перед Зевсом она?»
Вышла служанка во двор, подошла к Ипполиту:
«Просит тиран, чтоб вошёл ты в покои, юнец,
В зал собирает властитель столицы элиту,
А на лице у царя пламенеет багрец!
604
Будь осторожен, царевич, не вымолви слова,
Клятву царице ты дал, это слышал Зевес!»
«Я обещаю, что буду молчать, как корова!» —
Вымолвил юноша, смело шагнув под навес.
В зал он вошёл, как под мрачные своды темницы,
Остановился напротив большого окна,
Были там члены Совета старейшин столицы,
Гневный Тесей и в рыданьях царица-жена.
605
«В царском дворце совершилось такое событье,
Что мне пришлось пригласить на судилище вас! —
Сын мой, как Федра рекла, предлагал ей сожитье
И низверженье меня!» – начал царь свой рассказ.
Сын мной любим – город знает об этом прекрасно,
Только мне правда дороже моих сыновей!
То, что свершилось вчера, это просто ужасно,
Страшный позор для наследника царских кровей!
606
Федра, поведай правдиво всем членам Совета,
Что послужило причиной такого суда?»
Слёзы царицы сверкали в сиянии света,
Словно текла по лицу Гиппокрены вода…
Руки критянки дрожали листвою осины,
Голос звучал, как надломленный шёпот вдовы:
«Не ожидала увидеть я страстной лавины,
Так налетают на львиц киферонские львы!
607
Этот твой сын незаметно прокрался в покои
И овладеть попытался твоею женой,
Думала, юноша в тьме нанесёт мне побои,
И закричала, чтоб слышал слуга за стеной.
Пасынок стал угрожать, заключая в объятья,
Руки его, властелин, необычно сильны,
Он за отказ разорвал в клочья царское платье,
Но помешали ему малолетние наши сыны.
608
Дети заплакали, видя его у постели,
Он был безумен, как в гневе великий кумир,
Но не добился царевич поставленной цели —
Вспыхнул от факелов ткани постельной порфир[93].
Он предлагал мне совместно свершить преступленье —
Светлую душу Тесея отправить в Аид,
В юные руки взять в царстве огромном правленье,
Но при условии, если ты будешь убит».
609
Федра умолкла, увидев, к какому накалу
Речь привела на поспешном отцовском суде.
Грозный Тесей стал ходить в возбужденье по залу —
Быть во дворце этой ночью ужасной беде!
Долго смотрел Ипполит в потолок безучастно,
Связанный данною клятвой молчал, как скала,
И нарушать её ради свободы – опасно,
Может настигнуть мгновенно Тесея стрела.
610
Члены Совета старейшин притихли, как мыши:
Разве такое возможно в покоях дворца?
Трудно судить, если нет указания свыше,
Да и царевич собой не являл подлеца…
Горькой обидой наполнилось сердце тирана:
«Память о матери юноши омрачена,
Сын Антиопы готовил мне участь Урана!
Боги, скажите, какая Тесея вина?
611
Гнев разрывает отцовскую душу на части —
Будет казнён за проступок мой сын Ипполит!
Он покусился на честь и незыблемость власти,
Нужен совет, чтобы душу собрать в монолит!»
Тягостных мыслей поток распалил властелина,
Грозно спросил Ипполита разгневанный царь:
«Не рановато ли метишь на роль господина
И на царицу бросаешься, словно дикарь?
612
Время даю, Ипполит, для твоих оправданий,
Я посмотрю на тебя, для чего ты хорош!
И расскажи нам о цели великой свиданий,
Не забывая при этом – казню я за ложь!»
Без оскорблений вещай – не привык я к злословью,
Как перед Зевсом, правдиво рассказывай нам!»
Юноша молча стоял, не повёл даже бровью —
Не причислял он себя к болтунам и лгунам!
613
В сильном волненье Тесей ожидал объяснений,
Но Ипполит оставался безмолвным юнцом —
Юноша знал, что ему не избегнуть гонений,
Ночь для него станет жизни печальным концом:
«Мне не поверит отец, да и клятва – оковы,
Бабушку Эфру мне жаль – не вернётся к ней внук!
Члены Совета? Известны суды стариковы:
Юность виновна лишь тем, что отбилась от рук!