Дюжина лет пролетела, как стая ворон,
В кровь мной в Элладе истоптаны нежные ноги,
Но ускользнули из рук и любимый, и трон…»
Быстро приняв облик девственных жриц Артемиды,
Спрятала Меда под длинной накидкой она,
И началось покорение славной Колхиды
Без возвращенья на место златого руна.
797
Возле огромного храма сестры Аполлона,
Жрица Гекаты ждала терпеливо царя,
Скрытно следя за дорогой с лесистого склона,
С мальчиком тихо о деле своём говоря…
И на рассвете примчалась царя колесница,
Следом за нею – охрана и старый слуга,
Вызвал смотрителя храма суровый возница,
Перс закричал на служителя, как на врага:
798
«Долго я буду один поклоняться богине,
Иль на богатом Кавказе нет жриц ни одной?
– Ярая злость закипала в седом властелине.
– Вновь на охоте пойдёт неудача за мной!»
Дальше не стала волшебница слушать тираду,
А поспешила направить ступни во дворец:
«Скоро устроим, мой мальчик, тирану «усладу»,
Перед богами померкнет Гекаты ларец!»
799
Шли напрямую к дворцу два потомка Ээта
Мимо дубравы, где прежде хранилось руно,
Не было памятью сердце Медеи задето —
Чувства к Ясону изжиты колдуньей давно:
«Он неприязни к себе добивался с упорством,
Неинтересна теперь эолида судьба.
Юность мою отравил неумелым притворством,
Но не напрасной была за три моря ходьба!»
800
Остановить незнакомку пыталась охрана:
«Утренней трапезой занят пока властелин!»
«Не вызывайте препятствием гнева тирана —
Жриц Артемиды узреть пожелал господин!»
«Быстро её пропусти! – крикнул тут же возница. —
Царь возмущался сегодня, что храм наш пустой!»
В зал к узурпатору двинулась мнимая жрица,
Бросив украдкой на стражника взор золотой…
801
Перс улыбался, насытившись пищей богатой,
Возле дверей безмятежно спал юный слуга,
Занят на троне был царь бородой седоватой,
Из-под которой сверкали зубов жемчуга.
«Долгое время, правитель, служу Артемиде,
Из Каппадокии путь мой лежит на восток,
После Кавказских селений направлюсь к Тавриде,
В ней, говорят, повелитель с людьми не жесток!»
802
Дядя внимательно слушал рассказ Гелиады,
Взгляд устремил на прекрасную жрицу тиран:
«Речь повела о себе, как рапсоды Эллады,
Цвет у одежды её – золотистый шафран!
Стан – Артемиды, а голос божественно-властный —
Сразу внушает надежду и нежный покой,
Лик бы увидеть, уверен, что тоже прекрасный…»
Думал он, бороду гладя могучей рукой.
803
Царь посмотрел за окно, вспоминая Тавриду:
«Сколько удачных походов свершил по горам!
Не забывал никогда прославлять Артемиду,
Люди со всей Ойкумены спешили к ней в храм…»
Жрица узрела, что царь не продолжит беседу —
Взор обратил за окно, из-под трепетных вежд,
И незаметно вручила клинок острый Меду,
Выпустив сына из плена широких одежд…
804
Вышел бесшумно малыш, словно призрак из тени,
Спрятав короткий, но острый кинжал за спиной,
Прыгнул с разбега легко на мужские колени,
Вздрогнул тиран, как напуганный конь вороной.
«Чей это мальчик? – спросил властелин у Медеи. —
Пусть во дворе поиграет с другими в песок…»
Вдруг полоснул Мед тирана кинжалом по шее,
Кровь потекла по царю, как гранатовый сок!
805
С шумом упал властелин с незаконного трона,
Спрятался Мед моментально под «жёлтый шафран»,
Стражник в испуге застыл, словно встретил дракона,
Веки раскрыл, будто крылья летящий орлан.
Окаменел и слуга от увиденной сцены.
«Быстро охрану зови!» – голос жрицы был строг.
Стали движенья его от приказа мгновенны —
Вылетел молнией Зевса юнец за порог.
806
Вскоре послышались крики: «Убили тирана!»,
Люди столицы Колхиды спешили к дворцу:
«Перс вместо брата возляжет под камни кургана,
Слава поднявшему руку на Перса юнцу!»
Вышла из зала на улицу смелая жрица,
Перед народом открыла торжественно лик:
«Долго ли будет томить властелина темница?
Быстро доставьте Ээта сюда без интриг!»
807
Ахнули люди и пали скорей на колени:
«Это царевна Медея вернулась в страну!»
Стражи метнулись к темнице, как в поле олени,
Чтобы царя отпустить и загладить вину.
Вскоре послышалось: «Эй, уступите дорогу!
Славный Ээт возвращается к царским делам!
Только Медею тиран пригласит к диалогу,
После чего дверь откроет заморским послам!»
808
Вынесен был убиенный из тронного зала,
Начисто вымыты кресло и мраморный пол,
Был извещён люд Колхиды о дне ритуала,
Чтобы вручить узурпатору медный обол.
Тихо к дворцу подкатила с царём колесница,
Перенесли осторожно его на крыльцо.
«Как изменила всесильного колха темница! —
Думала дочь, – потерялись и мощь, и лицо…»
809
Слугами под руки взятый властитель шёл к трону,
Тело его исхудало в темнице сырой,
Много здоровья «по-братски» отдал он полону,
Где находился в пещере под чёрной горой.
Не торопилась Медея войти к властелину,
Чтоб измождённый отец мог отведать еды:
«Словно прошёл в подземелье умерших долину
Или голодным бежал от тяжёлой беды…»
810
Время спустя оказалась она пред Ээтом:
«Дочь навсегда возвратилась в Колхиду, отец!
Я, мой правитель, не связана ныне обетом —
Крепкими узами нежных влюблённых сердец.
Я по веленью тирана должна быть в Аиде —
Так объявлял мне настойчиво сводный мой брат!
Только нашёл он обитель свою в Абсориде —
Выбрал его из двоих чернокрылый Танат.
811
Брат и сестра стали, словно свирепые звери
Из-за чужого для нас золотого руна!
Но не жалей, властелин, о тяжёлой потере —
Сын мой заменит Апсирта!» – сказала она.
«Где он?» – воскликнул Ээт, встав с высокого трона,
Выглянул быстро в окно, внука взглядом ища,
Очи его засверкали огнями циркона.
«Вот он! – Медея откинула полу плаща!
812
Черноволосый малыш обратился к Ээту:
«Сильно измучен проклятой темницей ты, дед!»
«Были бы кости, а мясо появится к лету…
Имя своё назови, мой спаситель!» – «Я – Мед!»
«О, как испачканы руки твои тёмной кровью!
Быстро отмой – с внуком встречу народ и послов!»
«Радуйся, царь, проявляя вниманье к здоровью,
Кровью врага я горжусь, как гюрзой – змеелов!»
813
Город угрюмый ожил, как дубрава весною,
На площадях разгорались большие костры,
Слышался радостный клич за стеной крепостною,
Так возвращались в Колхиду покой и пиры.
Ласково Гелиос с неба взирал на столицу —
К сыну Ээту вернулись Медея и трон,
Сдерживал он золотую свою колесницу —
Жаждал увидеть героя события он.
814
Много людей собралось в пышном царском чертоге,
Пира такого не видели гости давно —
Жили при Персе шесть лет в постоянной тревоге,
Мстил он народу за то, что пропало руно.
Взмахом десницы прервал властелин разговоры:
«Вот мой спаситель, предателей подлых гроза!»
Все устремили на мальчика гордого взоры,
Ярко блеснули его золотые глаза…
815
С грустной улыбкой Медея оставила Меда
В слабых пока, но надёжных отцовских руках:
«Вырастет мальчик героем у храброго деда,
Слава о нём сохранится в далёких веках!»
Море сверкнуло последней улыбкой заката —
Гелиос внучке желал безмятежного сна.
Но Гелиаду ждала в дальнем храме Геката,
Чтоб продолжала служить снова жрицей она…
Нежданная встреча
816
Слышала Гера с Олимпа Ясона рыданья,
Но отмолчалась, как это присуще богам!
Вскоре покинул несчастный кровавое зданье,
Путь в неизвестность направив, к чужим очагам.
«Бед натворил в этой жизни короткой немало!
Чем мне гордиться осталось, тропой в никуда?
Жизнь мы с Медеей разрушили, словно вандалы,
И не осталось от счастья и славы следа!
817
Нет ни детей, ни жены, ни жилища родного,
Раны на сердце моём от любви неземной…
Разве желал я от жизни чего-то иного?
Только с избытком довлела жена надо мной!
Мною усвоены были советы Хирона,
Но благородство моё у царей – не в чести,
И потерялось оно в долгих поисках трона,
Стало преградой любви на нелёгком пути».
818
Сумерки встретил Ясон по дороге в Элиду,
Сквозь пелену облаков проявилась луна,
Слабым лучом освещая тропу эолиду,
Видно, жалела Селена его, горюна.
Вскоре узрел аргонавт свет костра у платана,
Запах мясного напомнил, что голоден он.
«Эй, подойди! – вдруг послышался голос пейзана. —
Мясо готово уже, и наполнен ритон!»
819
«Вижу, пришлец, по богатству одежд и покрою,
Иль ты – царевич в бегах, иль в беде властелин!
Выпей вина! – рог подал незнакомец герою. —
И расскажи, что случилось с тобой, господин!»
Долго беседовал славный герой с волопасом,
Очень внимательно слушал Ясона старик:
«Трудно привыкнуть к божественным злобным гримасам,
Только и твой, аргонавт, вклад в несчастья велик!
820
Раны душевные вовсе не лечит свобода —
Воспоминаньями будешь до смерти гоним…
Утром я выслушал горькую песню рапсода,
Ты, вероятно, знаком по походу был с ним.
Тот за женою ходил в подземелье Аида,
Ради высокой любви рисковал он собой!»
И взволновала нежданная весть эолида: —
«Вот кто обиженным стал не по праву судьбой!»
821
«Где он сейчас? – проявил мореход оживленье. —