Глава 5. Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический
1
Эпитафию Потемкину написал уже поэт эпохи Екатерины Великой – Гавриил Романович Державин. В его поэме «Водопад» гибель «великолепного князя Тавриды» приобретает поистине космические очертания. Это событие, к которому не остается равнодушной природа, оно эхом отзывается во всем мироздании.
Но кто там и́дет по холмам,
Глядясь, как месяц, в воды черны?
Чья тень спешит по облакам
В воздушные жилища горны?
На темном взоре и челе
Сидит глубока дума в мгле!
Державин любил сам писать комментарии к своим стихом. В частности к этой строке он приписал: «Сим стихом описывается изображение лица кн. Потемкина, на челе которого, когда он был в задумчивости, видна была глубокомысленность».
Какой чудесный дух крылами
От севера парит на юг?
Ветр медлен течь его стезями,
Обозревает царствы вдруг;
Шумит, и как звезда блистает,
И искры в след свой рассыпает.
А к этой строфе автор оставил такую приписку: «Он имел обзорчивый и быстрый ум, стремящийся к славе, по следам которого разливалось военное пламя».
Чей труп, как на распутьи мгла,
Лежит на темном лоне нощи?
Простое рубище чресла,
Две лепте покрывают очи,
Прижаты к хладной груди персты,
Уста безмолвствуют отверсты!
Чей одр – земля; кров – воздух синь;
Чертоги – вкруг пустынны виды?
Не ты ли счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?
Державин обращается к обстоятельствам смерти Потемкина, которые мгновенно стали легендой. В 1791 году Потемкин вел в Яссе переговоры о мире с турецким посланником. Внезапно он почувствовал лихорадку и приказал ехать из Яссы в Николаев. Возок мчался по степям, а князю становилось все хуже. Недалеко от молдавского села Рэдений Веки он приказал остановиться, сказав: «Вот и все, некуда ехать, я умираю! Выньте меня из коляски: я хочу умереть на поле!» Его желание исполнили, и он умер лежа в поле, на кошме и глядя в небо. Эта сцена была изображена на гравюре, сделанной по рисунку художника Иванова Михаила Матвеевича, копии которой разошлись по всей России. Так смерть в уединении, и в безвестности, на обочине дороги стала «медиа-событием».
«Лепта» – одна их самых маленьких греческих монет. В древней Греции существовал обычай класть подобные монеты мертвым на глаза, как «плату Харону» – перевозчику, переправляющему души умерших через реку Стикс в Элизиум – пристанище блаженных душ. Таким образом, князь уподобляется Гераклу или Ахиллу, или какому-либо другому античному герою, сходящему в царство теней. Образованные дворяне екатерининских времен, читатели Державина были отлично знакомы с греческой мифологией и эта ассоциация не ускользнула бы от их внимания. И одновременно – «две лепты» это две маленьких денежки, которые «гусар, бывший за ним, положил на глаза его…. чтобы они закрылись».
А Державин продолжает:
Не ты ль наперсником близ трона
У северной Минервы был;
Во храме муз друг Аполлона;
На поле Марса вÓждем слыл;
Решитель дум в войне и мире,
Могущ – хотя и не в порфире?
Не ты ль, который взвесить смел
Мощь росса, дух Екатерины,
И, опершись на них, хотел
Вознесть твой гром на те стремнины,
На коих древний Рим стоял
И всей вселенной колебал?
«Северная Миневра», разумеется, Екатерина. Потемкин много лет был ее любовником, а потом, возможно, и тайным мужем. В свете говорили о том, что Потемкин ехал на последнее свидание с Екатериной, он хотел попрощаться с той, которую всегда любил, но судьба этого не позволила.
«Другом Аполлона» – Державин называет Потемкина за то, что он покровительствовал многим поэтам и писателям своего времени.
А загадочная строчка «Вознесть твой гром на те стремнины, на коих древний Рим стоял» намекает, вероятно, на мечту Екатерины о возвращении христианам Константинополя и территории Восточной римской империи, мечта, которую разделял Потемкин. Но кроме благочестивой мечты он преследовал и практические цели – получить выход к Черному морю, построить там порт, утвердить российскую власть на плодородных малороссийских землях. Малороссия и Крым стали самым драгоценным подарком, который Потемкин преподнес Екатерине.
Не ты ль, который орды сильны
Соседей хищных истребил,
Пространны области пустынны
Во грады, в нивы обратил,
Покрыл понт Черный кораблями,
Потряс среду земли громами?
Комментарий Державина: «Им населены губернии Екатеринославской и Таврической области; он пространные тамошние степи населил нивами и покрыл городами, он на Черном море основал флот, чего и Петр В<еликий> своим усилием, заводя в Воронеже и в Таганроге флотилии, не мог прочно основать; он потрясал среду земли, т. е. Константинополь, флотом, которым командовал под его ордером адмирал Ушаков».
Не ты ль, который знал избрать
Достойный подвиг росской силе,
Стихии самые попрать
В Очакове и в Измаиле,
И твердой дерзостью такой
Быть дивом храбрости самой?
Очаков и Измаил – турецкие крепости на территории современной Украины. Взятие их в ходе Русско-турецкой войны 1787–1791 годов в нашей памяти связано прежде всего с именем Суворова, и это справедливо, но не стоит также забывать о том, что общее командование войсками и императрица поручила Потемкину и он внес немалый вклад в эти победы. Позже я еще расскажу о заслугах Потемкина, как полководца, о том, что нового он подарил русской тактике, а пока прочитаем, какого мнения придерживался о полководческом даре Григория Александровича Державин: «Кн. Потемкин, а паче кн. Суворов мало надеялись на регулярную тактику, или правила, предписанные для взятия городов, но полагали удачу в храбрости и пролагали пути к цели своей изобретенными средствами при встречавшихся обстоятельствах, и потому многие искусные тактики удивлялись предводительству Потемкина, что он своим манером и, кратко сказать, русскою грудию приобретал победы».
Кажется, Державин превращается в безудержного панегирниста:
Се ты, отважнейший из смертных!
Парящий замыслами ум!
Не шел ты средь путей известных,
Но проложил их сам – и шум
Оставил по себе в потомки;
Се ты, о чудный вождь Потемкин!
Се ты, которому врата
Торжественные созидали;
Искусство, разум, красота
Недавно лавр и мирт сплетали;
Забавы, роскошь вкруг цвели,
И счастье с славой следом шли.
Се ты, небесного плод дара
Кому едва я посвятил,
В созвучность громкого Пиндара
Мою настроить лиру мнил,
Воспел победу Измаила,
Воспел, – но смерть тебя скосила!
Можно прочесть эти строки, как обыкновенную лесть. Державин давно состоял на службе у Екатерины, сначала секретарем «у принятия прошений», затем стал сенатором. Неизменно ко всем праздникам он писал оды. В частности – праздник, состоявшийся 28 апреля 1791 года в Таврическом дворце, построенном по приказу Екатерины для Потемкина, затем проданном им в казну и только что вновь подаренном императрицей Григорию Александровичу за победу при Измаиле. Для этого праздника Державин написал стихи, которые исполнял хор и которые знают теперь, кажется, все (по крайней мере первую строчку: «Гром победы раздавайся, веселися, храбрый росс». То есть у Державина имелись все причины быть любезным с Потемкиным.
Но дело в том, что Гавриил Романович славился своей искренностью и прямотой. Его обращение к императрице никак нельзя назвать подобострастным. Ему случалось сурово отчитывать государыню, если он считал, что она не уделяет должного внимания к его докладам, а однажды, когда она хотела уйти, недослушав, он схватил ее за мантилью и попытался удержать, так что испуганной Екатерине пришлось звать на помощь.
И уж не более, такой человек не стал бы лебезить перед фаворитом, пусть даже всесильным. Значит, восхищение Гавриила Романовича искреннее и его скорбь тоже.
Увы! и хоров сладкий звук
Моих в стенанье превратился;
Свалилась лира с слабых рук,
И я там в слезы погрузился,
Где бездна разноцветных звезд
Чертог являли райских мест.
Увы! – и громы онемели,
Ревущие тебя вокруг;
Полки твои осиротели,
Наполнили рыданьем слух;
И всё, что близ тебя блистало,
Уныло и печально стало.
Потух лавровый твой венок,
Гранена булава упала,
Меч в полножны войти чуть мог,
Екатерина возрыдала!
Полсвета потряслось за ней
Незапной смертию твоей!
Оливы свежи и зелены
Принес и бросил Мир из рук;
Родства и дружбы вопли, стоны
И муз ахейских жалкий звук
Вокруг Перикла раздается: