Великие художники: большая книга мастеров и эпох — страница 21 из 51

Когда потемки наступают

И приближается гроза,

Со дна души моей мерцают

Ее прекрасные глаза.

Особое место занимает «Джоконда»: на примере одной этой картины можно рассказать всю историю портрета, начиная от Египта и до будущего века. И возникает множество вопросов. Во-первых, портрет это или нет? Во-вторых, чей это вообще портрет? Да, конечно, это портрет. Японцы заставили «Джоконду» немного поговорить, и она заговорила голосом Леонардо да Винчи. Она заговорила хорошим добротным баритональным басом. Это прекрасный голос. Дело в том, что существует наука под названием «криминалистика». Она устанавливает, что лицо Джоконды очень схоже с лицом самого Леонардо. Проверить добросовестность криминалистов мы не можем, но такого рода слухи есть. Если снять с нее парик и все остальное, то можно сказать, что они похожи.

Что это такое вообще? Это уже портрет со средой. Когда мы смотрим на портрет Левицкого, то нам легко и просто. У него тоже портреты со средой, но у него среда театральная – декорации, маски. А здесь тоже есть среда, благодаря которой портрет носит очень сложный характер по своей задумке, по тому объему мира, который он берет.

Приведем несколько примеров по типу задач, которые ставят перед собой художники. Вернемся опять к Древнему Египту. Вот знаменитое парное изображение – царевич Рахотеп и принцесса Нефрет. Это пример какого типа портрета? Ведь их можно разъединить, если мы захотим. Это типичная маска. Они сидят совершенно неподвижно, футлярно. В Египте был очень любопытный принцип изображения на портрете. Тела мужчин и женщин делались совершенно индифферентно по отношению к портрету. Это абсолютно идеальные футляры. А лица делались из смазок, потому что глаза – это «врата души», как говорили египтяне. Даже у египтян в сборниках о главных болезнях было написано: «Когда у тебя заболели глаза, загляни в свою душу».

Они вообще считали, что глазные болезни – это болезни нервного порядка, а не телесного аппарата. Они считали, что это всякие психические функциональные отклонения. И для них глаз имеет очень большое значение: это ворота «ка». А тело – это вообще футляр, чисто ритуальный, магический портрет. Между маской классической, о которой шла речь выше, и этим портретом «ка» разницы нет. И то и другое есть маска. Чистая, магическая маска, которая является моментом трансцендентной связи между временем и вечностью, между данностью и бесконечностью пространства, моментом узла в аркане.

Вот портрет Эль Греко. Какого типа этот портрет? Что здесь художника больше всего здесь интересует? Интересует его футлярность или то, что вообще за пределами материи? Он предельно истончает сам по себе физический слой этого человека. Когда смотришь на эту картину в музее, видна эта истонченность, эта мысль о всечеловеческом страдании. Этот портрет очень интересно атрибутируется. В Толедо тогда жили два брата. Один из них был эллинистом, он был глухонемым. Известно, что Эль Греко его писал. Художник настолько ликвидирует линию рта, ушей, высветляет глаза, лоб, что действительно кажется, что это портрет глухонемого человека, переполненного страданием.

А вот современник Эль Греко – Тициан. Портрет Ипполито Риминальди. Тициан относится к очень редкой категории портретистов. Таких портретистов очень мало. Что изображает Тициан? Совершенно очевидно, что это не маска. Но в то же время ясно, что здесь нет абсолютно духовного обновления. Здесь есть стремление к передаче характера человеческой личности.

Когда маршала Жукова водили по Дрезденской галерее, то его спросили, что ему больше всего понравилось. Он подошел и указал на Моретто. Это типичный пример узнавания самого себя. Тот из XVI века смотрел на маршала Жукова из XX века, и душа у него улыбнулась.

В изображении характера Тициан был мастером. Он изображает данную личность, данный характер.

Посмотрим для сравнения на портрет художника Жака-Луи Давида. Он написал своего современника. Смотрите, какая у него рука, как он прекрасно одет. Таких типов очень любил описывать Бальзак. Как он примазан, прилизан, какое у него лицо! Вот портрет социальной маски. Какая за этим личность, какой характер за этим – все скрыто, потому что он сделался тем, чем он должен был сделаться в данном качестве.

Теперь взглянем на портрет Корина. Есть какая-нибудь разница между тем, что делают Давид и Корин? Нет. Есть разница в языке, но не в задачах. Потому что Корин идет абсолютно тем же самым путем. Это портрет представительства – силы, власти, воли. А любой момент представительства это и есть момент маски.

Пожалуй, портреты-маски в мировом искусстве – наиболее распространенный тип портрета. Мы можем сделать набор из самых различных эпох. «Портрет Людовика XIV» Риго – это портрет семантический, потому что портрет маски объективно можно отличить через семантические знаки. Предельно нагружен семантическими знаками именно портрет маски. Семантика – это одна из объективностей портрета-маски. Семантика убедительна, разнообразна, и тут надо знать язык времени.

Октавиан Август – первый римский император. Очень интересно, что Шекспир описывает коронацию Ричарда III по тем же римским историкам, которые описывают коронацию Октавиана Августа. Ричард даже говорит те же самые слова. Только непонятно: это ситуация заставляет людей говорить одни и те же слова или просто Шекспир, хорошо знавший римскую историю, вкладывает слова Августа в уста Ричарда? Но это не важно. Перед нами портрет императора. Это не портрет Октавиана Августа, это его портрет в виде императора. И самые главные здесь семантические приметы: обнаженность, то есть богоподобие, босоножье (или определенного типа сандалии), тога, определенный образом драпированная. В руке держава, на державе Виктория, на голове лавровый венок. И мы уже знаем, что это Август – император. Это портрет-маска, а не портрет темперамента, характера. В Древнем Риме эта статуя обладала очень большой семантической силой. Человек, который прикоснулся к статуе императора, уже имеет право рассматривать свои дела не в судах, а только лично у императора. То есть личность становится под покровительство божественной эгиды императора.

Еще один его портрет – скульптура «Август из Прима-Порта». Мальчик на дельфине – знак императорского дома, из которого происходили Цезарь и Август. На нем латы генералиссимуса, он босоног, стоит в позе оратора, со скипетром и жезлом в руке. Все ясно. Читается как литературное произведение.

Возвращаемся к портрету Риго. Сзади на подушке лежит держава, только с крестом, потому что римские императоры были отличными парнями. Они владели всем миром. Они знали, что Виктория не может стоять на шаре, поэтому у них уже сфера, на половине сферы крест. Это уже переполовиненная державность. Классическая одежда, горностаевая подкладка на мантии. Абсолютная семантика в портрете.

Возвращаемся к портрету маршала Жукова. Разве это не семантический портрет? У него та же поза руки. Если бы художник хотел изобразить маршала как личность, то он бы снял с него все семантические знаки и повел бы портрет по другому руслу.

Или портрет Александра Невского. Художник с ним лично знаком не был, но воспроизводит его именно в те самые моменты, когда надо воспроизвести определенную идею. Низко построены линии горизонта – он выше облака, вся земля под ним лежит. Корин работает в то время, когда утверждение власти над миром было очень большой проблемой. Он моделирует эту проблему и через маршала Жукова, и через его любимого героя Александра Невского. Так что это портрет-маска. Почему мы говорим, что это портрет? Да потому, что это не собирательный образ, потому что здесь изображен известный натурщик. И в доме Корина, и во всех его альбомах вы найдете человека, с которого он писал Александра Невского. Тот человек стал маской Александра Невского. То есть это двойная маска: и потому, что тот человек стал Александром Невским, и потому, что этот портрет имеет семантические знаки.

Если мы снова вернемся к чистой маске, то мы увидим, что она построена на знаковой семантике. Здесь нет буквально ни одного элемента, который был бы в этой маске случайным, потому что, когда человек надевает эту маску, он становится повелителем стихий. В этой маске очень большая стихийная сила. Вопрос только в том, в какое время это делается и какой масштаб власти обуславливает эта маска. В данном случае она обладает универсальной силой. Орнамент, окраска губ, композиция дырочек и отверстий, количество наведенных линий. Лобные и височные части – это небо, определенный тип головы с выпуклым глазным яблоком. Это портрет-маска, которая обладает космическим могуществом. Портрет-маска имеет определенные объективные данные, показатели. Это связано или непосредственно с магическим культом, из которого развивалась маска, или с темой власти и силы в историческом аспекте. Маска связана с точно установленными в искусстве семантическими элементами. Маски могут быть социальными и любыми другими. Но обязательно одно качество: личность анонимна, личность растворена.

Маска может быть носителем имени, но на картине мы видим пастушку. Другой пример – портрет Риго, где Людовик изображен в виде власти. Ну а разве Наполеон так себя не изображал? Маска связана с семантическим образом модели, но гораздо более обширна по своим качествам. Кроме знака спрятанности, растворенности или аннулированности личности, у маски есть еще одно качество – это момент эмоциональной индифферентности. Этот момент необыкновенно важен, потому что любая личность, любое действие всегда окрашено эмоциями, действие само по себе уже эмоционально. Маски работают на абсолютной эмоциональной выключенности. Из тех портретов, о которых шла речь выше, есть ли хоть одна эмоциональная картина?

Есть и другие примеры. Луи Давид, «Наполеон на перевале Сен-Бернар». Эта картина естественно ложится во весь ряд, только она сделана по принципу римского конного памятника. Так показан римский император Траян на лошади. Наш Юрий Долгорукий тоже сделан по такому же принципу: он так же сидит, только в другом одеянии. Это император на лошади, те же самые семантические знаки.