вич подошел к Нижнему Новгороду с царевичем Ейтяком (Ектяк, Ентяк, Гентяк) и 1000 татар. Три дня московские воеводы отбивались от татар, но, наконец, отворили ворота, взяв предварительно под присягой клятву с русских и татар, что они не будут грабить и брать в плен христиан. Однако татары преступили клятву и грабили русских донага[289]. «Не аз творих лесть, но татарове; а яз в них не волен, а с них не могу», — говорил князь Семен в свое оправдание. Две недели пробыли татары в Нижнем и, наконец, бежали в Орду, прослышав, что великий князь собирает на них сильное войско. Действительно, Василий Димитриевич послал брата Юрия наказать татар, и последний проник за Волгу и на Каму, взял города: Болгар, Жукотин, Казань и другие места; вообще, московские полки воевали край три месяца. Что касается Семена Димитриевича, то он скрывался после того среди татар, а потом, когда жена и дети его были отысканы и взяты в Москву, он и сам бил челом великому князю, как, кажется, и брат его Василий[290]. Но об этом будем говорить ниже.
Еще раньше, чем дяди великого князя начали добиваться своей Суздальско-Нижегородской отчины, в Москве и вообще на Руси уже знали, что Тохтамыш сильно отвлекается от своих улусов новым восточным завоевателем Тамерланом. В 1393 г. Тохтамыш уже испытал силу последнего в степях Астраханских; но этот урок не подействовал на хана Золотой Орды: вскоре он двинул свои полчища на северную Персию, которую Тамерлан по праву завоевателя считал своим достоянием. Бой между двумя вождями родственных народов произошел близ нынешнего Екатеринограда; разбитый Тохтамыш бежал; Тамерлан преследовал его до Волги, посадил в Орде нового хана и в конце 1395 г. устремился далее на север. Великий князь приказал собирать полки, с которыми, оставив в Москве князя Владимира Андреевича Храброго, выступил к Коломне и остановился на берегу Оки. Народ, объятый ужасом, постился и молился; великий князь приказал укреплять города, а для успокоения взволнованных умов писал митрополиту, чтобы он распорядился перенесением из Владимира в Москву Владимирской иконы Божией матери. Это было в начале августа. Тамерлан между тем, взяв Елец, продолжал держать путь к северу и направлялся, по-видимому, к Москве. Но в конце августа он вдруг повернул назад, о чем вскоре узнали в Москве. Великий князь воротился с берегов Оки в свою столицу, где с великой радостью встречен был духовенством и народом. Современники приписали избавление от нового завоевателя заступничеству Богоматери, и церковь установила празднество в честь сретения ее иконы 26 августа, так как в этот день из Владимира в Москву была принесена упомянутая икона, и в тот же самый день, по сказаниям современников, Тамерлан пошел в обратный путь из пределов Руси[291].
Орда, потрясенная нашествием Тамерлана и оскудевшая людьми, теперь, конечно, не была страшна Москве, и великий князь мог обратить внимание в другую сторону, на других соседей, и особенно на усиливавшуюся тогда Литву, где с 1392 г. начал господствовать тесть Василия Димитриевича, Витовт. Оставленный в покое немцами, Витовт в 1395 г. 28 сентября хитростью взял Смоленск и в то же время послал рать на Олега Рязанского, у которого находился в это время один из князей Смоленских братьев Святославичей, Юрий, женатый на дочери Олега. Нет сомнения, что великому князю Московскому нежелательно было такое соседство, нежелательно было усиление литовского князя вообще, а тем более — за счет древних русских областей. Но он, как видно, пока еще не хотел становиться в открыто враждебные отношения к своему тестю; видим даже, что Василий действует совместно с Витовтом и в его пользу. В 1396 г. мы видим Василия Димитриевича и митрополита Киприана в гостях у Витовта в Смоленске, где они праздновали Пасху и где литовский князь уважил ходатайство митрополита о непритеснении греческой веры: митрополит Московский был духовным пастырем православно-русского населения Литвы. Между тем Олег Рязанский совершил нападение на принадлежавший Литве Любутск. Василий Димитриевич в угоду Витовту чрез посла советовал Олегу воротиться домой. Олег послушался, тем более что граждане Любутска храбро защищались. Витовт, однако, не хотел оставить Олега безнаказанным: он пошел («о Покрове», 1 октября) в Рязанскую землю и жестоко расправился с жителями: проливал кровь, как воду, по выражению одного летописца, «люди улицами сажали [и] секли», по выражению другого. После этого подвига Витовт был в Коломне у Василия Димитриевича, который принял его с великой честью и богато одарил. Здесь оба князя (хотя желание было одного Витовта) условились отправить послов к новгородцам с требованием, чтоб они расторгли мир с немцами. Как увидим, Витовт думал о том, чтобы Новгород считал его своим великим князем: по одному этому он мог смотреть на дружбу новгородцев с немцами как на личную обиду; кроме того, негодование Витовта на Новгород могло усиливаться еще и потому, что тот принял к себе двух князей, неприятных для Витовта: Патрикия, отца которого, Наримонта Гедиминовича, он повесил и расстрелял, и Василия Ивановича, одного из смоленских князей, с которыми он еще так недавно поступил слишком бесцеремонно и коварно. Итак, князья условились послать в Новгород посольство, и в 1397 г. послы Василия Димитриевича были уже в Новгороде. Страшны были князья Московский и Литовский, но и торговые интересы — с немцами ли, с другим ли каким народом — были очень близки сердцу Новгорода. Кроме того, следует иметь в виду и то обстоятельство, что несколько лет назад (в 1391 г.) новгородцы заключили в Изборске мир с Любеком, Готландом, Дерптом и Ревелем. Понятен поэтому ответ, данный новгородцами Василию: «Господин великий князь! у нас с тобой мир, с Витовтом — иной и с немцами — иной». Таким образом, совет князей ничему не послужил, по крайней мере для одного из них, для Витовта. Впрочем, судя по следующим событиям, Василий Димитриевич, кажется, уже во время переговоров с Витовтом думал сводить счеты с Новгородом сам, тем более что к тому были весьма серьезные поводы[292].
Еще в 1395 г. в Новгород приезжал митрополит с патриаршим послом и требовал суда для себя, но не получил. Из Новгорода, однако (как думают, смягченный дарами), он выехал мирно, благословив архиепископа и народ[293]. Но в 1397 г. — потому ли, что новгородцы отказались разорвать мир с немцами, или за отказ в суде митрополиту, или по каким-то другим причинам, — Василий Димитриевич послал своих бояр на Двину в Заволочье сказать всем тамошним поселенцам («всей Двинской свободе»), чтоб они «задалися» за великого князя, который будет оборонять их от Новгорода. Двинские бояре и вообще все двиняне целовали крест великому князю. Тогда же Василий Димитриевич отнял у новгородцев Волок-Ламский и Торжок с волостями, Бежецкий Верх и Вологду; затем сложил с себя крестное целование к ним («крестную грамоту к ним скинул»). Новгородцы хотя и ответили тем же, но не хотели доводить дела до крайности. В это время митрополит позвал в Москву владыку новгородского Иоанна по святительским делам. Новгородцы отправляют с ним своих послов и умоляют владыку замолвить за них доброе слово пред великим князем. Владыка просил Василия отступиться от Заволочья и взятых им городов, а также отменить общий суд на порубежье, потому что это «не старина». Но великий князь не принял ни благословения и доброго слова от владыки, ни челобитья от послов; неприязни к Новгороду не прекратил и мира не взял[294]. Когда владыка Иоанн возвратился домой, к нему собрались новгородцы и убеждали его, что обид великого князя дальше терпеть нельзя. Тогда владыка благословил их «поискать» отнятые у них города и волости. Это было весной 1398 г. Новгородские воеводы с ополчением пошли на Двину к городку Орлецу. По дороге встретил их владелец волостей с Вели (приток р. Ваги), от которого они узнали, что великокняжеский боярин Андрей в самый день Пасхи напал с двинянами на Вель, волость Святой Софии, повоевал ее и взял поголовный («на головах») окуп; а на Двину в засаду от великого князя приехал князь Федор Ростовский охранять («блюсти») города, судить и брать пошлины с новгородских волостей; узнали также, что двинские воеводы, Иван и Коной с друзьями, поделили между собой новгородские волости и новгородских бояр. «Лучши есть нам умрети за св. Софию, нежели в обиде быти от своего великого князя!» — сказали воеводы и пошли на волости великого князя: Белозерские волости и Белозерский старый городок были взяты на щит, пограблены и сожжены; из нового городка вышли белозерские князья с великокняжескими воеводами и били челом новгородским воеводам, которые взяли с них 60 рублей окупа и, кроме того, забрали громадный полон и много скота; далее захватили Кубенские волости, воевали около Вологды, повоевали и пожгли Устюг, где стояли четыре недели; отсюда отрядили часть войска к югу, которая только на один день пути не доходила до Галича, все предавая по пути огню и мечу и забирая полон, который, впрочем, отдавали на окуп, так как суда не могли поднять всей тяжести добычи. От Устюга новгородцы пошли к Орлецу, где стояли четыре недели. Жители городка не сдавались; но когда стали бить его пороками, они вышли с челобитьем: воеводы приняли от жителей челобитье, но воевод заволоцких, «кто водил Двинскую землю на зло», не пощадили: одних предали смерти, других перековали; у князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, «а самому с другы живот даша»; с гостей великого князя взяли 300 рублей окупа, а с двинян «за их преступление и за их вину» взяли 2000 рублей и 3000 коней по числу новгородских ратников. Из пленных главного «переветника» Ивана Никитина, заволоцкого воеводу, в Новгороде сбросили с моста (в Волхов); двоих, Герасима и Родиона, пощадили, так как они изъявили желание постричься в монахи; брату Ивана Никитина Анфалу удалось бежать еще в дороге. Погоня за ним не имела успеха. Утолив жажду мести, новгородцы послали в Москву послов для заключения мира, который и состоялся «по старине», и Василий Димитриевич отпустил в Новгород брата своего Андрея. Уступчивость в данном случае великого князя может правдоподобно объясняться тем, что он не хотел оттолкнуть от себя новгородцев в другую сторону, к своему опасному врагу — Литве, а Витовт действительно хлопотал о том, чтобы взять Новгород в свои руки. В договоре Витовта с прусским магистром, заключенным в том же 1398 г., есть пункт, по которому Витовт должен помочь ордену в завоевании Пскова, а орден обязан помогать Витовту в покорении Новгорода. Примирение новгородцев с Василием и посылка туда последним «в себя место» Андрея Димитриевича, конечно, не нравились Витовту, но теперь он не высказывал явно своего гнева ни против Новгорода, ни против Москвы, так как отвлечен был в другую сторону: он шел против Темир-Кутлука (или Кутлуя) за изгнанного им из Орды Тохтамыша, которому надеялся вернуть ханский престол, и, в свою очередь, при помощи восстановленного им хана прибрать Москву к своим рукам: «Сесть на Москве на великом княжении, на всей Руськой земле». В том же году зачем-то приезжал от него в Москву посол Ямонт. Не хотел ли Витовт привлечь на свою сторону и московского князя для выполнения первой части своей программы? Тогда же жена Василия, Софья Витовтовна, с детьми приезжала к отцу в Смоленск. Впрочем, как бы то ни