Что касается отношений в это время самого Василия Димитриевича с Литвой, то видно, что он старался устранять всякие поводы к неприязненным столкновениям с ней и поддерживал добрососедские отношения с Витовтом. Так, в 1422 г. Василий Димитриевич отпустил жену с сыном Василием в Смоленск на свидание с Витовтом, а сам в то же время отправился зачем-то в Коломну; вслед за Софьей Витовтовной в Смоленск отправился и митрополит. Но всего очевиднее выражается нежелание Василия Димитриевича ссориться с тестем в его отношениях с псковитянами.
В 1423 г. псковичи чрез своих посадников били челом великому князю, чтобы он «доброе слово послал» за них Витовту; но великий князь «не учини на добро ничего же». В следующем, 1424 г. псковичи опять отправили в Москву послов просить себе князя, так как Александр Федорович Ростовский в предыдущем году выехал из Пскова «и с челядью»; в то же время послы просили Василия Димитриевича, «абы печаловался о Пскове и избавил бы от гнева князя Витовта». Василий послал во Псков князя Федора Патрикеевича, а что касается второй просьбы, то опять великий князь «не учини на добро ничего же». Подобная же просьба с таким же результатом повторилась и в 1425 г. Наконец, на желание Василия сохранить дружественные отношения с Витовтом указывают и его духовные грамоты, в которых он поручает своего сына-наследника попечению прежде всего Витовта. Сам Витовт, как видно, считал отношения свои с великим князем Московским дружественными, и потому-то, когда князь Куидат в 1424 г. пришел к Одоеву на тамошнего князя Юрья Романовича, литовского подручника, Витовт просил у Василия Димитриевича помощи, и хотя последняя не поспела вовремя, тем не менее из двух ханш, взятых в плен, литовские князья, побившие Куидата, одну отправили к Витовту, а другую — к Василию Димитриевичу[323].
Последним актом жизни Василия Димитриевича было примирение его с Новгородом: он целовал крест Великому Новгороду на том, что отступается от Бежецкого Верха, Волока и Волоцких мест; новгородцы, со своей стороны, отказались «от княжчин [принадлежавших великому князю пошлин] всех, где ни есть»[324].
Василий Димитриевич скончался в феврале 1425 г. и погребен в Архангельском соборе[325]. Он был женат с 1392 г. на дочери великого князя Литовского Витовта Софии[326], от брака с которой имел пятерых сыновей и четырех дочерей[327]: Юрия, Ивана[328], Василия (впоследствии великий князь), Даниила[329] и Семена, Марию, бывшую за московским боярином и воеводой князем Юрием Патрикиевичем, сыном Патрикия Наримонтовича, князя Литовского[330], Василису, бывшую в первом супружестве за Александром Ивановичем Брюхатым, а во втором — за Александром Даниловичем Взметнем, князьями Суздальско-Нижегородскими[331], Анну, в 1411 г. выданную за греческого царевича Ивана Мануиловича Палеолога[332], и Анастасию, бывшую за киевским князем Александром (Олельком) Владимировичем, внуком Ольгерда[333].
Великое княжество Московское
Василий Васильевич ТемныйРод. в 1415 г. — ум. в 1462 г
Василию Васильевичу было десять лет, когда умер его отец[334]. Легко было предвидеть, что у юного великого князя будут соперники в лице его дядей, хотя бы он наследовал престол и в более зрелом возрасте: старинные понятия о старшинстве, по крайней мере между самими князьями, были еще не вполне вытеснены новыми понятиями о престолонаследии. Борьбу предвидел еще сам покойный великий князь. Чтобы предотвратить распри, которые могли разгореться после его смерти между его братьями, с одной стороны, и его сыном-наследником — с другой, Василий Димитриевич, как мы видели, еще лет за шесть до своей кончины (в 1419 г.) хотел «привести в целование под Василья» брата своего Константина, который расценил это требование старшего брата как нововведение и насилие с его стороны и не дал присяги, за что и был лишен удела[335]. Что касается старшего дяди юного великого князя, Юрия Димитриевича, то Василий Димитриевич считал его, кажется, уже совсем неблагонадежным: в духовной грамоте он поручает сына своего опеке супруги, а последнюю вместе с сыном поручает попечениям прежде всего великого князя Литовского Витовта и братьев Андрея и Петра Димитриевичей; но о Юрии нет в грамоте и помину, как и о Константине[336]. Юрий находил оправдание своим притязаниям на великокняжеский стол не только в старинных понятиях о старшинстве, но и в завещании отца. Димитрий Иванович Донской в своем духовном завещании, с целью устранить Владимира Андреевича Храброго от домогательства великокняжеского стола, сделал такую оговорку: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княжь Васильев удел, а того уделом [т. е. уделом следующего за Васильем сына] поделит их моя княгиня»[337]. Здесь, как мы уже говорили выше, Димитрий Иванович имел в виду бездетную кончину Василия, который в то время еще не был женат; в противном случае он не сделал бы такого распоряжения, по которому детям Василия, если бы таковые появились, не оставалось бы ничего, никакого надела. Но Юрий основывался, очевидно, не на внутреннем смысле завещания, а на букве его, хотя, может быть, внутренно и сознавал всю необосновательность своих притязаний.
Тотчас после смерти Василия Димитриевича митрополит Фотий послал в Звенигород своего боярина — звать Юрия Димитриевича в Москву, конечно, как на погребение умершего брата, так, надо полагать, и для присяги новому великому князю. Юрий, конечно, догадывался об этом, даже боялся, может быть, западни, а потому не только не явился в Москву, но и убрался от нее подальше — уехал в Галич, и здесь вполне обнаружились его явно враждебные Василию замыслы: из Галича он отправил в Москву послов, по выражению летописи, «с грозами» и требовал перемирия до Петрова дня. Время перемирия он употребил на собрание рати; а когда это дело было окончено, стал готовиться к походу на Москву. Бояре и ближайшие советники Василия, в свою очередь, не дремали: они собрали огромное ополчение, при котором находились и остальные дяди великого князя, и пошли к Костроме. Юрий со всеми людьми своими бежал от этого ополчения в Нижний Новгород; за ним был послан в погоню Константин Димитриевич; Юрий ушел за р. Суру, к которой подошел и Константин. Но последний не преследовал брата дальше из-за невозможности будто бы переправиться чрез реку и возвратился в Москву. По уходу Константина Юрий вернулся в Нижний Новгород, а отсюда пошел в Галич. Из Галича он отправил в Москву послов просить перемирия на год. Великий князь, посоветовавшись с митрополитом, матерью, дядями и дедом Витовтом, а также и с боярами своими, в июне того же 1425 г. просил митрополита Фотия отправиться в Галич для заключения не перемирия, а мира. Юрий Димитриевич, говоря современным языком, при встрече митрополита хотел сделать внушительную для москвичей демонстрацию: он собрал из своих городов, сел и деревень множество людей и расставил их по загородной горе, где должен был ехать митрополит. Фотий, по въезде в Галич, пошел прямо в соборную церковь Преображения Господня помолиться, а после молитвы, выйдя из храма и окинув взором громадное стечение народа, сказал Юрию: «Сыне, князь Юрьи! не видах столко народа во овчих шерстях, — вси бо бяху в сермягах». Юрий, замечает летописец, хотел похвастаться тем, что у него много людей, «святитель же в глумление сих вмени себе». Затем митрополит обратил к Юрию речь о мире, но тот мира не хотел, а настаивал только на перемирии. Фотий в гневе уехал из города, никому не дав благословения. Летописи передают, что тотчас по отъезде митрополита начался мор на людей. В страхе от постигшего Божия наказания Юрий сел на коня и догнал митрополита за озером в селе Пасынкове (теперь Сынково) и со слезами умолил его возвратиться в город. Фотий благословил князя, город и граждан, и мор прекратился. Что же касается заключения мира, то Юрий по этому делу послал к великому князю боярина своего Бориса Галицкого и еще Даниила Чешка, которые и заключили мир с великим князем. По мирному договору Юрий обязывался не искать великокняжеского стола самолично, а только чрез хана; и который из князей по этому договору будет пожалован в Орде великим княжением, тот и будет великим князем Владимирским, Великого Новагорода и всей Руси[338].
Между тем Витовт начинает тревожить отчину великого князя, Псковскую землю. В 1426 г. он подошел к Опочке; с ним были, как передает летопись, земли: Литовская, Ляшская, Чешская и Волошская, а также и «татары его»; кроме того, у царя Махмета он выпросил двор его (вероятно, его личную стражу, конвой). Жители Опочки придумали хитрость: они сделали на пути к городу мост, который слабо держался на веревках, а под мостом набили множество кольев острыми концами вверх. Когда неприятель, ничего не подозревая, во множестве бросился чрез мост к городу, жители Опочки подрезали веревки: мост обрушился, враги падали на острые колья, а многие из них взяты были живыми, и с ними поступили даже для тогдашнего времени слишком грубо и варварски: на глазах Витовта с пленных сдирали кожу, «а у татар резаша…