й же мысли пристали: князь Иван Стрига, Иван Ощера с братом Бобром, Юшка Драница, Семен Филимонов с детьми, Русалка, Руно и многие другие боярские дети. Они условились собраться под Угличем в полдень Петрова дня. Семен Филимонов явился вовремя, а Ряполовские принуждены были уйти за Волгу к Белоозеру, так как Шемяка узнал об их замыслах. Последний с Углича послал за ними со множеством людей Василья Вепрева и Федора Михайловича, которые должны были соединиться при устье Шексны. Федор не подоспел вовремя к Вепреву, и последнего Ряполовские побили на устье Мологи, а потом обратились к устью Шексны на Федора, который бежал от них за Волгу. После этого Ряполовские пошли по Новгородской земле в Литву и пришли в Мстиславль к Василию Ярославичу Воровскому, к которому потом явились еще многие из бывших и не бывших в сообщничестве с Ряполовскими. Они начали побуждать боровского князя к освобождению углицкого узника[369].
Между тем Шемяка, видя, что от него многие бегут, вместе с князем Иваном Андреевичем Можайским созвал совет из владык и бояр, которым предложил на решение вопрос, освобождать или держать Василия Васильевича в заточении. Владыка Иона, занимавший уже митрополичий двор, укорял Шемяку, что он ввел его в грех и срам — сделал его лжецом и неправду учинил с великим князем, которого должен был освободить из заточения. Шемяка решил освободить Василия и дать ему отчину. В следующем, 1447 г. он в сопровождении духовного клира отправился в Углич и, «каяся и прощался», 15 сентября освободил великого князя, который, напротив, во всем винил самого себя: что он был клятвопреступником перед старшими братьями и перед всем христианством, которое загубил и еще хотел загубить до конца, почему и достоин «главныя казни» (смертной). Шемяка в честь Василия и его семейства устроил пир, на котором присутствовали епископы, бояре и дети боярские, щедро одарил его и отпустил в данную ему отчину, Вологду. Недолго пробыв в Вологде, Василий Васильевич собрался со всеми своими приближенными в Кириллов монастырь будто бы накормить, по тогдашнему обычаю, монастырскую братию и раздать милостыню. Здесь игумен Трифон с всей братией благословил его и его детей на великое княжение, а чтобы не смущалась совесть князя-слепца, настоятель монастыря сказал ему: «Тот грех на мне и на моей братии головах, что еси целовал крест и крепость дал князю Дмитрию». Услышав об этом, бояре, дети боярские и многие простые люди начали перебегать от Шемяки к Василию Васильевичу, который из монастыря пошел не в Вологду, а в Тверь, договорившись по этому поводу с тамошним князем. Борис Александрович с честью принял Василия и одарил его; затем последовало обручение семилетнего Василиева сына Ивана с пятилетней дочерью Бориса, Марией… И сюда, в Тверь, продолжали стекаться приверженцы Василия.
В то же время и из Литвы шли его приверженцы. Василий Ярославич, не зная еще об освобождении великого князя, сговорившись с князьями Ряполовскими, князем Иваном Стригой, князем Семеном Оболенским, Басенком и др., назначил сборный пункт в Пацыне, откуда решено было идти к Угличу. Семейства свои они оставили пока в Литве. Но вскоре они узнали, что Василий свободен и находится в Твери, а потому решили прямо идти на Русь. Около Ельны с ними повстречался отряд татар, и едва не произошло схватки. Оказалось, что с татарами шли дети Махмета, Касим и Ягуб, также на выручку великого князя; русские и татары соединились и продолжали путь вместе… Шемяка и Иван Можайский стояли тогда на Волоке. Пользуясь этим обстоятельством, Василий Васильевич спешно послал в Москву боярина Михаила Плещеева с немногими людьми, которые незаметно прошли мимо полков Шемяки и подошли к Москве. Это было в ночь на Рождество Христово. В ту пору в Кремль к заутрене проехала вдова князя Василия Владимировича Углицкого Ульяна через Никольские ворота, которые после ее проезда остались незапертыми. Плещеев воспользовался этим и проник в город. Наместник Шемяки, бывший тогда у заутрени, бежал; но наместника князя Ивана Можайского поймали и заковали; близких к Шемяке и князю Ивану людей хватали, грабили и ковали, а граждан привели к крестному целованию на верность великому князю Василию. Город начали укреплять. Между тем сам великий князь пошел к Волоку. Узнав о взятии Москвы и о том, что к Василию отовсюду сбираются простые и ратные люди, Шемяка и его сообщник бежали в Галич, оттуда — в Пухлому, а из Чухломы, захватив с собой мать Василия, ушли в Каргополь. Великий князь, преследуя Шемяку, остановился под Угличем, куда пришел и Василий Ярославич, а Борис Тверской прислал пушки. Взяв Углич, Василий Васильевич пошел к Ярославлю, под который пришли и дети Махмета. Отсюда Темный послал к Шемяке боярина Василия Федоровича Кутузова с просьбой об освобождении Софии Витовтовны, а сам пошел в Москву, куда прибыл 17 февраля. Обсудив с боярами эту просьбу, Шемяка отпустил Васильеву мать с боярином своим Михаилом Федоровичем Сабуровым, который не вернулся к Шемяке, а остался служить Василию. В следующем, 1448 г. Шемяка перебрался в Галич. Василий выступил против него и остановился в Костроме. После переговоров чрез послов Юрьевич дал великому князю «проклятыя» грамоты, по которым клялся не иметь к великому князю, детям его и всему великому княжению никакого лиха. Примирившись, Василий пошел из Костромы в Великий четверг и, отпраздновав в Ростове первый и второй дни Пасхи (24 и 25 марта), прибыл в Москву на Фоминой неделе[370].
Но вернемся немного назад, чтобы сказать несколько слов о договорах великого князя с удельными князьями за последние два года, о чем не было сказано в своем месте как потому, что неудобно было прерывать нить рассказа, так и потому, что некоторые договоры трудно приурочить к определенному времени.
Ко времени после последнего занятия Василием Москвы относится его договор с Иваном Можайским[371]. Договор трактует об обоюдной дружбе как между ними, так и между их детьми, о немщении со стороны великого князя за прежнюю вражду и о забвении последней. В свидетели этого договора они призывают Бога и святых угодников, а в посредники — князя Бориса Тверского с супругой, Михаила Андреевича Можайского и Василия Ярославича Боровского. Примерно в то же время Иван Можайский вместе с другими удельными князьями участвовал в договоре великого князя Московского с великим князем Рязанским Иваном Федоровичем[372]. К описываемому времени относятся договоры Василия Васильевича и с другими князьями, как то: с Василием Ярославичем Боровским и Михаилом Андреевичем Верейским (Можайским). Но мы не будем здесь указывать на содержание этих договоров, так как это сделано в биографиях названных князей; скажем только, что боровский и верейский князья стояли на стороне великого князя и свято исполняли договоры с ним, хотя почему-то в 1456 г. Василий и приказал схватить и заточить в Угличе князя Боровского.
Теперь вернемся к прерванной нити рассказа.
Мы видели, что в 1448 г. в Костроме Шемяка заключил мир с Василием и дал на себя проклятые грамоты. Об этом упоминает и владыка Иона в своем окружном послании о посвящении его в митрополиты. Говоря о заключенном князьями мире, он советует князьям, боярам и всем христианам бить челом великому князю о жаловании, как ему Бог положит на сердце. «А если не станете бить челом, — продолжает митрополит, — и от того прильется кровь христианская, то вся эта кровь взыщется от Бога на вас». Но Шемяка в следующем же, 1449 г. уже нарушил клятву: с большим войском он двинулся на Кострому, куда прибыл в день Пасхи 13 апреля, — долго бился под этим городом с ратными людьми Василия, но безуспешно, потому что в Костроме с князем Иваном Стригой и Ф. Басенком была сильная застава (гарнизон), двор великого князя, дети боярские. С митрополитом Ионой, епископами, братьями и татарскими царевичами великий князь выступил против клятвопреступника; войска пришли в село Рудино около Ярославля, на правом берегу Волги. Шемяка переправился также на правую сторону. До битвы, впрочем, дело не дошло. Иван Можайский, бывший с Шемякой, перешел на сторону Василия, который дал ему в придачу к Можайску Бежецкий Верх, и, кажется, это обстоятельство заставило Шемяку также примириться с Василием. Бежецкий Верх отдан был Ивану Можайскому еще в 1447 г., но, вероятно, вскоре почему-то отобран[373]. В следующем, 1450 г., неизвестно по каким побуждениям, великий князь опять выступил против Шемяки с большими силами, с которыми в конце января подошел к Галичу. Шемяка стоял со своим войском на прилежащей к городу горе, окруженной оврагами. Василий, остановившись на некотором расстоянии от города, послал к Галичу свои войска под началом князя Василия Васильевича Оболенского и татарских царевичей, которые подступили к городу 27 января. При всем неудобстве местности (овраги), по которой приходилось пробираться, московские войска, обстреливаемые с городских стен, взобрались на гору, и начался бой. Много воинов Шемяки полегло на месте, многие из более знатных взяты живьем, а сам Шемяка едва спасся бегством в Новгород. Великий князь после молебна по случаю победы отправился в город, умирил граждан и, оставив в Галиче своих наместников, уехал в Москву, куда прибыл в середине февраля на Масленой неделе[374].
Великому князю, не раз обманутому Шемякой, приходилось во что бы то ни стало как-нибудь отделаться от него. Но его отвлекали татарские дела. Еще в 1448 г. казанский царь Мамутек, сын Улу-Махмета, отце— и братоубийца, послал всех своих князей воевать отчины великого князя, Муром и Владимир. Против них выходил тогда 10-летний сын Василия Иван. В 1449 г. татары Седи-Ахмета, хана Синей или Ногайской Орды, доходили до реки Пахры, пленили жену князя Василия Оболенского и вообще много зла учинили христианам. Татар преследовал царевич Касим, отнявший у них русский полон