[430]. Узнав о прибытии Ивана Васильевича в Новгород, псковский наместник, князь Василий Васильевич Шуйский, и пять посадников с боярами от концов, отправились к великому князю с подарком в 65 рублей; 25 декабря эти послы возвратились в Псков, а 30-го туда прибыли послы великого князя.
В то же время немцы внезапно напали на Вышгород, многих из жителей убили и многих повели в полон, а город зажгли. Это было в самом начале января, а в конце того же месяца немцы напали на Гдов и пожгли вокруг него все волости и посады, но города не взяли. Псковичи отправили в Новгород гонца к великому князю с просьбой о помощи. Иван Васильевич послал к ним воеводу князя Андрея Никитича Ногтева-Оболенского со многими силами, который с успехом выходил на немцев, но вскоре после похода из-за чего-то разгневался на псковичей и, только раздражив немцев, со всеми полками ушел в Москву, несмотря на усердные просьбы псковичей остаться. После его отъезда немцы смелее стали нападать и опустошать Псковскую землю; опять нападали на Изборск и близко подходили к самому Пскову. Между тем Ноготь-Оболенский прибыл в Москву с победными трофеями: он привез с собой много добра «и головами чюди и чюдак и робят много множество без числа».
Великий князь, будучи еще в Новгороде, получил известие от сына, что братья его, Борис Волоцкий и Андрей Углицкий, замышляют отступить от него. Братья уже давно были в обиде на великого князя за то, что по смерти бездетного Юрия Васильевича он взял удел его себе, ничего не дав из него им. Еще тогда, т. е. в 1474 г., могла разгореться вражда между братьями, если бы не вступилась в дело мать, которая примирила сыновей. Тогда Иван Васильевич Борису дал Вышгород, Андрею-меньшому — Тарусу, а Андрею Углицкому мать дала свой городок Романов[431]. Теперь же поводом к ссоре послужило то, что великий князь, в противоречие договорам, требовал у Бориса выдачи князя Оболенского-Лыка, который, будучи лишен наместничества в Великих Луках за лихоимство, перешел от великого князя к Борису Волоцкому[432]. При нашествии Ахмата, как уже было замечено выше, братья примирились, и Андрей Углицкий получил значительную часть удела, принадлежавшего Юрию Васильевичу, именно Можайск, а Борису даны были села, принадлежавшие Василью Ярославичу Серпуховскому[433]. Вскоре после ухода Ахмата великий князь заключил с братьями договоры, о которых подробно мы говорили в своем месте[434].
10 июля 1481 г. умер бездетный Андрей-меньшой Васильевич. Кажется, этот князь, бывший во время ссоры старших братьев на стороне великого князя, понимал, что, как бы он ни распорядился своим уделом, в любом случае он должен будет перейдти к великому князю, а потому во избежание недоразумений и ссор между братьями завещал свой удел старшему брату, тем более что в разное время по разным обстоятельствам и особенно по платежам ордынского выхода он задолжал Ивану Васильевичу, если верно известие летописей, 30 000 рублей — сумма громадная для того времени. Таким образом, к великому князю переходили: Вологда, Кубена, Заозерье и пр.; детям его отказаны были разные драгоценные вещи, а Василию Ивановичу (будущему великому князю), кроме того, еще село Тонинское. Что же касается братьев, Андрея Углицкого и Бориса Волоцкого, то первому он дал село Раменейце, а второму — Ясеневское близ Москвы[435].
Опасность со стороны московского князя грозила не только удельным князьям Московской земли, бывшим в полном подчинении Москве, но и самостоятельным великим княжествам, как Рязанское и Тверское. Рязанское княжество было в таком положении, что представляло из себя, так сказать, только тень самостоятельного княжества[436], но Иван Васильевич, по известным уже нам отношениям Москвы и Рязани, не хотел трогать последней, как бы предоставляя присоединение ее к Москве своему преемнику. Тверь была почти в таком же положении. Хотя родственные отношения московского князя с тверским были и очень близки, тем не менее они не могли взять перевеса над государственными соображениями, над идеей объединения Руси.
Еще в год своего вступления на престол Иван Васильевич заключил договор с тверским князем Михаилом Борисовичем; договор этот, можно сказать, ничем не отличается от прежних подобных договоров между Москвой и Тверью: оба князя за себя и за своих преемников взаимно обязываются не принимать от татар: московский — «дом Святого Спаса, отчину князей тверских, Тверь и Кашин», тверской — «отчину великого князя Московского, Москву и Великий Новгород»: кроме того, тверской князь обязывается не контактировать с детьми Шемяки, с можайским и боровским князьями, бежавшими в Литву, и ни с кем из великокняжеских братьев, кто «затрубит» великому князю; договаривающиеся стороны обязываются также выступать заодно на татар, ляхов, Литву и немцев и вообще на всякого общего недруга, не вступаться в отчины тех князей, которые будут отъезжать от одного к другому[437]. Из Москвы княжеских отъездов не было, но из Твери в Москву были: так, в 1476 г. в Москву переехало много бояр и детей боярских; потом в 1485 г., когда уже готов был обнаружиться между Москвой и Тверью полный разлад, к великому князю Московскому приехали на службу Андрей Микулинский, получивший Дмитров, и Осип Дорогобужский, которому дан был Ярославль. В то же время много тверских бояр отъехало на московскую службу, «не терпяще обиды от него, великого князя [Ивана III], о землях», соприкасавшихся с московскими: при порубежных спорах великий князь Московский всегда старался оправдать своих бояр и обвинить, хотя бы и в ущерб справедливости, тверских. Конечно, тверские бояре переходили к московскому князю в надежде, что он будет блюсти их земельные интересы, как блюл до сих пор интересы природных московских бояр[438].
После только что упомянутого договора (1462 г.) никаких неприязненных столкновений между Москвой и Тверью не было. Но вот Новгород окончательно присоединен к Москве, и Тверь, таким образом, оказалась окруженной с трех сторон владениями московского князя. Тверской князь мог, конечно, видеть, к чему стремится Иван Васильевич, мог предвидеть, что рано или поздно покушение Москвы будет и на Тверь. Ему необходимо было заручиться сильным союзником, а таковым мог быть один только великий князь Литовский и король Польский Казимир. К нему-то в 1483 г. и обратился тверской князь и заключил с ним договор, «поднимая, — по словам летописи, — его [Казимира] войною на Ивана Васильевича», чем нарушал договор с последним.
Чтобы скрепить договор, тверской князь сватался к внучке Казимира[439]. В Москве узнали об этих контактах, и Иван Васильевич сложил с себя крестное целование к Михаилу Борисовичу «за его неисправление». В 1485 г. московская порубежная рать по приказу великого князя начала опустошать Тверскую землю. Из Литвы не приходила помощь, а один тверской князь не мог бороться с Москвой и потому послал к Ивану Васильевичу епископа с боярами «и доби ему челом на всей воли его». По заключенному после этого договору, тверской князь считается по отношению к великому князю Московскому и его старшему сыну младшим братом и приравнивается к удельному князю Андрею Васильевичу, обязывается без думы и ведома великого князя Московского не ссылаться и не заключать договоров ни с Казимиром и его детьми, ни с каким бы то ни было лицом, которое будет королем Польским и великим князем Литовским, а также не принимать к себе и не сноситься с детьми князей: Можайского, Галицкого и Боровского; если литовский князь пришлет к нему с чем-нибудь, то он обязан дать знать об этом в Москву; наконец, в случае если тверскому князю надо будет отправлять в Орду послов, он должен это делать по думе с ними, великими князьями Московскими. Михаил Борисович торжественно перед послом московским сложил крестное целование к Казимиру. Михаилу приходилось или покориться неизбежной участи — ждать, когда неминуемо Тверь будет поглощена Москвой, или сделать еще попытку — опереться на Литву. В таком положении Михаил Борисович начал опять переписываться с великим князем Литовским. Но из Москвы зорко следили за действиями тверского князя: тверской гонец с грамотой к Казимиру был схвачен москвичами. Иван Васильевич укорял тверского князя в измене, «велми поношая ему», как говорит летопись. Перепуганный Михаил отправил в Москву владыку Вассиана бить челом великому князю, но тот не принял челобитья; другое посольство во главе с князем Михаилом Димитриевичем Холмским также не было принято великим князем. Иван Васильевич, приказав новгородскому наместнику идти со всеми силами к Твери, и сам выступил в поход 21 августа 1485 г.; к Твери он подошел 8 сентября; И сентября ночью Михаил бежал из города, а 12-го владыка Вассиан, князья, бояре и земские люди приехали в стан великого князя с покорной головой. 15 сентября Иван Васильевич въехал в Тверь и слушал обедню у Святого Спаса. Многих князей и бояр великий князь свел в Москву «и у себя пожаловал, в боярех учинил» и вотчины их утвердил за ними своими грамотами, так что положение их, как вотчинников, становилось теперь более прочным. Тверь он отдал сыну своему Ивану, назначив наместником в нее боярина Василия Федоровича Образца-Добрынско-го[440]. Впоследствии (в 1492 г.) тверские земли переписаны были «по-московскы в сохи»[441].
Но возвратимся немного назад, к Пскову и Новгороду.
Мы видели, что в 1480 г., когда Иван Васильевич был в Новгороде, псковичи просили у него помощи против одолевавших их немцев. К ним послан был тогда князь Андрей Никитич Ногтев-Оболенский, с которым псковичи углублялись внутрь Ливонии, сожгли на реке Эмбахе г. Костер, в котором взяли несколько пушек; подступали к Дерпту, осаждали его и возвратились домой с богатою добычей. Но князь Оболенский по какому-то неудовольствию на псковичей вскоре уехал в Москву со своими полками, вследствие чего немцы ободрились и начали наступать, а между тем псковский наместник Василий Шуйский не предпринимал против них ничего и только пьянствовал и грабил граждан. 20 августа немцы подступили к Пскову. Хотя войско их состояло большей частью из неопытных в ратном деле крестьян, но громадность его привела псковичей в ужас: многие бежали, хотел бежать и князь Шуйский, но граждане удержали его;