вели переговоры с магистром о мире, но напрасно; наконец, для ободрения, они обнесли вокруг городских стен одежду патрона своего, святого Довмонта, и действительно ободрились. Тем временем немцы на судах, снабженных пушками, подплыли к берегу и пальбой хотели зажечь город: тогда псковичи дружно ударили на них, смяли их в реку, многие из немцев потонули, а остальные ночью ушли от города. Псковичи ожидали нового нападения, а потому обратились за помощью не к великому князю, который тогда готовился к отпору Ахмата, а к братьям его, бывшим с ним в ссоре и вышедшим из своих уделов в Новгородскую землю. Великий князь, счастливо отделавшись от хана, узнал о враждебных действиях ордена, и потому приказал новгородским наместникам со всеми новгородскими силами прибыть в Псков к 6 января, а из Москвы послал туда воевод князя Ярослава Васильевича Оболенского и князя Ивана Булгака, которые прибыли в Псков 11 февраля. Объединенные силы тремя путями пошли в немецкую землю, взяли города Тарваст и Вельяд (Феллин?), вообще попленили и пожгли немецкую землю от Юрьева (Дерпт) до Риги, а «Лотыголу и чухнов… овых изсекоша, овых пожгоша»; многие из последних бежали в леса, но там перемерзли, потому что зима в тот год (1481 г.) была чрезвычайно сурова, а «снег человеку в пазуху». Успехом своим русские обязаны отчасти и беспечности божиих дворян, как летописи называют рыцарей: не ожидая нападения, «без страха и без боязни погании живяху, пива мнози варяху», — замечает летописец.
В 1482 г. в Новгород прибыли немецкие послы с челобитьем к наместникам великого князя и псковским посадникам; здесь заключен был мир на десять лет и договор скреплен крестным целованием. В том же году в августе месяце послы магистра просили у псковского князя Ярослава Васильевича и посадников «пути к Москве», куда и ездили, но «не вемы, чего деля», говорит одна летопись; кажется, однако, и тут дело шло о мире; по крайней мере, в 1483 г. великий князь посылал новгородских бояр под Ругодив (Нарва), где заключен был мир с немцами на 20 лет. Есть еще известие, что послы великого князя ездили к ливонскому магистру в Кесь (Вейден), но, говорит летопись, «не вемы о чем»[442]. Ярослав Васильевич Оболенский, прибывший в Псков в качестве воеводы, кажется, тогда же остался там и наместником; но положительных известий нет о том, когда именно он заменил Василия Шуйского, данного псковичам в наместники в то время, когда Иван Васильевич собирался окончательно свести счеты с Новгородом. Псковичи жаловались на Шуйского, как человека грубого и нетрезвого, который много чинил грубостей всей Псковской земле. Однако и при Ярославе не было спокойнее: в 1483 г. псковичи внезапно возмутились, разрушили дворы у шести посадников и др. лиц, а в 1484 г. смерды отказались исполнять обычные работы для города; троих из них посадили в тюрьму. Причиной этих волнений были самовольные действия Ярослава и посадников: так, без ведома псковичей они написали и положили в ларь новую грамоту; тогда псковичи написали «мертвую грамоту» на посадников, т. е. объявили их подлежащими смертной казни; одного из посадников действительно убили на вече всем Псковом. Разумеется, что в Москве это не могло понравиться, и вот, когда в конце 1484 г. прибыли из Пскова послы к великому князю с просьбой, чтоб он держал отчину свою по старине, Иван Васильевич с гневом приказал смердов освободить, посадников засадить и имение их отпечатать, а у князя Ярослава просить прощения. Только в таком случае великий князь обещал принять их челобитье. Когда послы на вече объявили ответ государя, народ не поверил; отправили других послов, которые возвратились с таким же ответом, но и этим послам не поверили, подозревая, что они так действуют по наущению посадников, сбежавших в Москву. В Москве действительно проживало три псковских посадника, которых великий князь отпустил с последним посольством (1486 г.), строго наказав псковичам, чтоб не смели «над ними шкоты [вреда] никоея же учинити». В Пскове поднялось волнение: посадники, бояре и жители хотели исполнить волю государя, а черные люди противились. Считая себя правыми и потому не боясь прогневить великого князя, последние отправили в Москву двух гонцов из молодых (незначительных) людей, через которых хотели сказать великому князю, что учинят со смердами и посадниками так, как он укажет, а потом пришлют больших послов с челобитьем. Но эти гонцы убиты были разбойниками на Тверской земле. В 1485 г. псковичи отправили в Москву посадников и бояр с челобитьем; но великий князь на их челобитье «с великою опалкою» сказал: «Ежели вынете из ларя грамоту мертвую, что на посадников записали и ту грамоту пришлете ко мне, и смердов отпустите и животы их отпечатаете, то я хочу вас жаловать, как пригоже, ежели вы нам добьете челом». На этот раз псковичи в точности исполнили приказание великого князя. Это было уже в 1486 г. Вскоре потом князь Ярослав Васильевич, посадники и бояре отправились в Москву к великому князю с подарком в 150 рублей и с челобитьем «о своей проступке, что били смердов». Великий князь пожаловал псковичей, «нелюбку» отдал и приказал «по всей старине жити».
Но беспорядки в Пскове с этим не кончились. Одному попу случилось читать у наровских смердов грамоты; и в числе прочих ему попалась та, по которой смерды «из веков вечных» обязаны были давать дань князю и Пскову и исполнять урочные работы. Псковичи ничего не знали об этой грамоте, а смерды утаили ее, почему и не исполняли урочных работ, великому же князю они представили дело не в истинном свете. Один смерд вырвал эту грамоту у попа и скрыл ее, а псковичи схватили того смерда и посадили под стражу. Вследствие этого начались волнения, жалобы на наместников князя Ярослава (сидевших по пригородам) и даже на него самого. Посадники и весь Псков, собрав сведения об обидах, причиненных князем и его наместниками, написали «грамоты многы обидныа» и отправили с ними в Москву послов из посадников и бояр, которые сообщили великому князю и о смерде, скрывшем грамоту, прибавив, что этот смерд и теперь у них «на крепости». Великий князь, «ярым оком возрев», сказал послам: «Давно ли яз вам о смердах вины отдах? и ныне на то же наступаете!» Иван Васильевич не принял ни одной жалобы на Ярослава, сказав, что по этому делу он пришлет в Псков своих бояр. Послы возвратились домой с этим ответом 8 июля[443].
Что касается Новгорода, надо заметить, что испытания для него еще не кончились. Говоря выше о делах новгородских, мы остановились на известиях о взятии владыки Феофила в Москву и заключении его в Пудовом монастыре. В 1483 г. владыка отказался от новгородской кафедры, почему и был освобожден из заключения, но по приказу великого князя все-таки должен был оставаться в том же монастыре, где вскоре и скончался (1485 г.). На его место в том же 1483 г., по старинному новгородскому обычаю, избран был посредством жребия Сергий, старец Троицкого монастыря, и рукоположен в архиепископы 4 сентября. В Новгороде, по-видимому, еще продолжалась борьба двух партий, по крайней мере, только этим и можно объяснить некоторые явления в жизни Новгорода, случившиеся по избрании нового владыки. В 1484 г. до великого князя дошел оговор одних новгородцев на других: одни других обвиняли в контактах с польским королем. Великий князь послал в Новгород схватить человек до тридцати, больших и простых людей, а дворы их разграбить. В Москве их пытали, но они ни в чем не сознавались, а когда должны были идти на виселицу, то просили друг у друга прощения в том, что при пытках невольно клепали один на другого. Узнав об этом, великий князь приказал заковать их и посадить в тюрьму, а жен и детей их послать в заточение. В то же время схвачены и ограблены были и еще некоторые новгородские граждане, известные по прежним своим контактам с Литвой. В том же году и новопоставленный владыка Сергий должен был оставить новгородскую кафедру. Местные летописцы говорят о притеснении им игуменов и священников и вообще о высокомерии, как приехавшего из Москвы к плененным и угнетенным гражданам и т. п.; другие говорят, что новгородцы не хотели покоряться ему, потому что «не по их он мысли ходит»; как москвич, Сергий, конечно, не мог сочувствовать тайным стремлениям новгородцев; по третьим, наконец, известиям, Сергий хотел открыть и посмотреть мощи архиепископа Моисея, строителя Архангельского монастыря на Сковородке: когда священник, которому Сергий приказал открыть гробницу, заметил, что открывать святителя подобает только святителю же, первый с гордостию сказал: «Кого сего смердовича и смотрити!» С тех пор «приде на него [т. е. на Сергия] изумление»: он сделался как бы помешанным, и его, как больного, отвезли в Троицкий Сергиев монастырь. Как бы то ни было, а на место Сергия избран был и 9 декабря того же 1484 г. поставлен чудовский архимандрит Геннадий[444]. Вероятно, чтобы изгладить из памяти новгородцев всякие воспоминания о прежней вольности и сделать население Новгорода более покорным Москве, Иван Васильевич прибег к мере бессердечно крутой, но в высшей степени действенной: он постепенно переводил более видных новгородцев на Московскую землю, а на их место переселял москвичей. Так, в 1487 г. он перевел из Новгорода во Владимир 50 семей лучших новгородских купцов; в 1488 г. приказал привести в Москву более 7000 новгородских простых людей за то, что они хотели убить наместника Якова Захарьевича; в следующем, 1489 г. более тысячи бояр, простых людей и купцов перевел в московские города: в саму Москву, во Владимир, Муром, Нижний Новгород, Переяславль, Юрьев, Ростов, Кострому и др., а на место их послал из Москвы и других городов многих лучших московских людей, купцов и детей боярских[445].
Если в Новгороде Иван Васильевич сумел, хоть и с некоторыми трудностями, побороть старые традиции пресловутой новгородской вольности, сумел, можно сказать, в корне уничтожить все, чем жил и хвалился Господин Великий Новгород, тем легче ему было справиться с отпрыском новгородской вольности, детищем Новгорода — Вяткой, которая дышала тем же новгородским духом. Мы видели, что еще Василий Димитриевич присоединил Вятку к своим владениям и что некоторое время она принадлежала галицким князьям, но по отдаленности еще сохраняла свое старое устройство. Василий Васильевич присоединил к Москве в числе прочего Галицкий удел, — но Вятка, хотя и была частью этого последнего, не хотела повиноваться Москве. Поход князя Ряполовского на Вятку был безуспешен благодаря корыстолюбию воевод; другой поход окончился покорением Вятки. Но в 1468 г. в Вятскую область вступили казанцы, и устрашенные жители, некрепко связанные с Москвой, признали над собой власть царя Ибрагима