[446], почему в следующем, 1469 г. и отказались участвовать в походе на Казань, между тем как участвовали в походе на Новгород. Очевидно, вятичи при отдаленности Москвы и близости Казани больше боялись последней и не хотели ее раздражать. История 1469 г. повторилась и в 1485 г.: вятичи отступили от великого князя во время похода московских войск на Казань, почему на Вятку и отправлен был воевода Юрий Шестак-Кутузов. Но Кутузов примирился с вятичами и ушел обратно. Мир, кажется, был не искренний: по крайней мере, есть известие, что в 1486 г. вятичи нападали на Устюг; воеводой тогда был у них какой-то Костя, который предводительствовал поневоле, почему в удобный момент ушел от них в Осиновец, а оттуда — в Москву. Для вразумления вятичей митрополит два раза писал к ним увещательные грамоты, в которых указывал на их «грубости», на нехристианские поступки и неисправление по отношению к великому князю; грозил закрытием церквей, — ничто не помогало! Иван Васильевич 11 июня 1489 г., когда Казань уже покорилась ему, отправил на вятичей 16-тысячную рать, которой предводительствовали воеводы Даниил Щеня и Григорий Морозов. В середине августа они подступили к Хлынову. Вятичи, лучшие люди, вышли к воеводам с челобитьем: просили не воевать Вятской земли, обещая покориться великому князю на всей его воле, давать ему дань и служить. Воеводы требовали от всех жителей присяги и выдачи главных крамольников: Аникиева, Лазарева и Богодайщикова; вятичи просили срок подумать: два дня они думали, а на третий отказали в выдаче упомянутых лиц. Тогда воеводы начали готовиться к приступу: приказали обнести город плетнями, плетни обмазать смолой и обложить березовой корой. Только после этого вятичи согласились выдать крамольников. Здесь для уничтожения духа вольности и более тесного слияния с Москвой применены были те же средства, что и по отношению к Новгороду: отсюда вывели на Московскую землю лучших земских людей и купцов с семьями; земских людей поселили в Боровске и Кременце, а купцов — в Дмитрове; остальных жителей привели к присяге; Аникиев и его товарищи были биты кнутом и повешены. Вместе с вятичами в Москву привезены были и арские князья (вотяцкие), но великий князь пожаловал их, отпустил их в их землю, конечно, как уже подвластных ему[447].
Дела вятские, по видимости, находились или вытекали из отношений Москвы с Казанью: мы видели, что удар Москвы пал на Вятку, благодаря тому, что вятичи не хотели участвовать в походе московских воевод на Казань. Мы уже говорили, что в 1478 г., в то время, когда Иван Васильевич разделывался с Новгородом, Ибрагим, обманутый ложным слухом о поражении великого князя, послал войска на Вятку, но вскоре должен был бить челом великому князю на всей его воле. Но это примирение со стороны Ибрагима было неискренне. По крайней мере, в летописях находим известие, что в 1482 г. Иван Васильевич сам выступил в поход против Казани, и, конечно, не без причины. Он остановился во Владимире, а вперед послал войска, при которых находился в том числе и Аристотель с пушками. Войска остановились в Нижнем Новгороде, куда Ибрагим прислал послов с челобитьем. Тем и кончился этот поход[448].
Постоянно повторявшиеся вторжения на Московскую землю и грабежи казанцев заставляли московское правительство изыскивать средства к устранению этих вторжений и грабежей и вообще стать твердой ногой на восточной окраине, в высшей степени важной в торговом отношении. Поэтому дальновидные московские князья еще в лице первых своих представителей, а также и местные нижегородские старались утвердиться в низовьях Оки, расширить там свои владения за счет мордвы, для чего привлекали сюда русский элемент дарованием разных льгот. Так, например, Константин Васильевич нижегородский «повеле русским людям селиться по Оке, Волге, Кудьме [приток Волги] и на мордовских жилищах, где кто похощет». Являлись поэтому такие люди, как Тарас Петров. Этот богатый нижегородский купец купил у своего князя в вотчину шесть сел на р. Сундоваке (приток Волги с пр. ст.) и населил разными татарскими пленниками, которых сам же выкупал из плена[449]. Но эти средства, сами по себе целесообразные, медленно подвигали дело вперед. Нужно было подчинить Казань, а для этого сначала необходимо было иметь влияние на казанские дела. При сильной аристократии в Казани всегда много было партий, а следовательно, московским князьям всегда можно было так или иначе вмешаться в тамошние дела. В 1486 г. Ибрагим скончался. После него осталось несколько сыновей, из которых старший, Алегам, был от первой жены, а следующий за ним по старшинству, Магмет-Аминь, — от другой. Вокруг этих сыновей образовалось по партии, каждая из которых, естественно, желала видеть на Казанском царстве своего представителя. Партия Алегама была сильнее: его поддерживали ногаи, и он занял престол отца, что не по душе было Ивану Васильевичу. Тогда Магмет-Аминь, подталкиваемый своей партией, уехал в Москву к великому князю, назвал его своим отцом и просил помощи в борьбе с Алегамом. Надо заметить, что мать Магмет-Аминя, Нурсалтан, по смерти Ибрагима стала женой Менгли-Гирея, крымского хана, друга и верного союзника Ивана Васильевича. Разумеется, что сразу невозможно было ничего предпринять в пользу Магмет-Аминя, и великий князь ограничился пока только тем, что дал ему в поместье город Каширу. Впрочем, Ивану Васильевичу не пришлось долго ждать повода к вмешательству в дела казанские: в 1485 г. казанские вельможи, сторонники Магмет-Аминя, извещали великого князя, что они «воюют» со своим царем, который, зазвав их к себе на пир, хотел всех их перерезать, вследствие чего они и убежали «в поле». При этом противники Алегама несколько иначе объяснили отъезд Магмет-Аминя в Москву, чем тот: они говорили, что отпустили в Москву царевича с тем, чтобы он возвращен был к ним в случае, если Алегам будет «с ними чинить лихо». Впрочем, все тут приводилось и приходило к одному знаменателю… Иван Васильевич отправил под Казань своих воевод, князей Даниила Димитриевича Холмского, Александра Васильевича Оболенского, Семена Ивановича Ряполовского и Семена Ивановича из ярославских князей; вслед за ними отпущен был и Магмет-Аминь. К ополчению должны были пристать и вятичи, но, как мы уже видели, они отказались, почему и послана была на Вятку сильная рать, которая окончательно заставила вятский край покориться Москве[450].
Алегам выступил против московских воевод, бился с ними, но вынужден был бежать и затвориться в городе. Воеводы осадили Казань, но осада медленно вела к цели, потому что оставшийся вне города князь Алгазый часто нападал на москвичей. Наконец его удалось оттеснить за Каму, после чего Алегам уже не мог держаться в Казани, выехал из города и отдался воеводам великого князя. Это было в июле 1487 г. Таким образом, Иван Васильевич посадил на Казанском царстве Магмет-Аминя «из своей руки». Алегам с женой сослан был в Вологду, остальные члены семьи — мать, братья и сестры — в Карголом, на Белоозеро, а крамольные князья и уланы казнены в Москве[451]. Насколько зависимость Аминя от Москвы выражалось практически и, так сказать, дипломатически, видно из официальных документов. В официальных бумагах царь Казанский и великий князь Московский называют друг друга братьями: «Великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, брату моему, Магмет-Аминь царь челом бьет», «Магмет-Аминю царю, брату моему, князь великий Иван челом бьет» — так начинаются грамоты подручника и патрона. Но в самом содержании бумаг со стороны великого князя встречаются желания, обращенные к Магмету, которые выражены в повелительном тоне. Таким образом, влияние Москвы хоть и ненадолго, но утвердилось в Казани. Кажется, ногайская партия в Казани была очень сильна: юный казанский царь просил в Москве позволения жениться на дочери ногайского хана. Тут уж очень ярко проглядывает зависимость казанского царя от великого князя Московского. Эта завсимость и влияние Москвы еще рельефнее выражаются в том, что в Казани появляется русский представитель, Федор Киселев, который собирает с подданных Аминя пошлины в казну московского князя. Пошлины по преимуществу взимались натурой: конями, овцами, различными мехами, медом и т. и. При этом сборщик, естественно, мог брать и лишнее, на что бывали даже жалобы: так, Магмет-Аминь жаловался однажды великому князю на Киселева, что тот взял в Цивильске с одного тамошнего жителя лишних три кади меду, коня, корову и пр.[452]
В свое время мы еще вернемся к делам казанским, а теперь обратимся к делам семейного характера, но тем не менее чрезвычайно важным в государственном отношении в смысле объединения Северо-Восточной Руси, в смысле централизации власти.
Действуя медленно и осторожно в делах внешней политики, Иван Васильевич держался той же тактики и в политике внутренней, хотя порой допускал и более решительные меры. Мы уже видели, как он воспользовался достоянием брата Юрия, как перешел к нему удел младшего брата, Андрея-меньшого. Если он так действовал по отношению к родным братьям, то тем более не мог иначе действовать по отношению к более дальним родственникам. Из последних оставался только двоюродный дядя, Михаил Андреевич Верейский, о котором и будем теперь говорить.
Еще в начале своего княжения (в 1463 г.) Иван Васильевич заключил с Михаилом Андреевичем договор, выгодный для обеих сторон. Но уже в 1465 г. потребовалось заключить новый договор, по которому, вероятно, вследствие давления со стороны великого князя, верейский князь уступал двоюродному племяннику пожалование великого князя Василия Васильевича — Вышгород — «с волостьми, путьми и селы». Что в данном случае великий князь до некоторой степени вынуждал дядю на уступку Вышгорода, об этом говорит уже одно то, что Иван Васильевич старается показать в договоре, что Михаил Андреевич действует по собственным побуждениям или по собственному почину. «Ты, мой брате, — говорится в договоре, — тое моее отчины отступился мне сам со всем с тем, как тя был пожаловал отец мой, князь великий, да и яз, князь велики». Этого еще мало было для Ивана Васильевича: в том же году заключен был новый договор, по которому Михаил Андреевич должен был считаться младше всех братьев и сыновей великого князя. Ивану Васильевичу, как видно, хотелось так или иначе присоединить Верейский удел к Москве. В 1482 г. 4 апреля между ними заключен был договор, по которому Иван Васильевич после смерти верейского князя получает в свое владение Белоозеро с волостями, принадлежавшее Михаилу Андреевичу