Но кто же были эти новгородские славяне, откуда они пришли и как обширны были их владения?
Некоторые из наших историков, как Д. И. Иловайский[549], считают новгородских славян тождественными кривичам, славянскому племени, обитавшему по Западной Двине и верховьям Днепра (в нынешних Витебской и Смоленской губ.); другие, как И. Д. Беляев[550], говорят, что Полоцк, Смоленск и даже Чернигов были новгородскими колониями; Н. И. Костомаров[551], наконец, на основании фонетических данных, а также позднейших баснословных измышлений грамотеев, на которые указано выше, считает новгородских славян южно-руссами и в известной своей монографии («Северно-русские народоправства») старается провести эту мысль часто не без натяжек. Что касается кривичей, то мы видим их в числе племен, участвовавших в призвании князей; внешней же связи Чернигова с Новгородом не видим; сами кривичи участвовали в призвании князей (а следовательно, предполагается, входили в состав союза, во главе которого стоял Новгород), может быть, только потому, что были очень близкими соседями новгородских славян, с которыми могли находиться в тесных сношениях[552].
Что касается обширности самого Новгорода, как центра новгородских славян, и его владений, то относительно первого пункта существуют только предположения и более или менее удачные догадки. Относительно же второго — есть несколько указаний, из которых только одно относится к более раннему периоду существования Новгорода, остальные же относятся к более позднему периоду, когда Новгород вошел уже в тесные отношения с Суздальской землей (которую он называл по ее географическому положению относительно себя — Низовской землей, Низом) и ее князьями. На основании некоторых данных, кажется, совершенно верно полагают, что Новгород, подобно Киеву, возник из отдельных поселений, группировавшихся около общего города: названия концов, как Плотничий, Гончарный, указывают как бы на некогда бывшие отдельные слободы, население которых занималось определенным ремеслом; эти слободы постепенно расширялись и примкнули, наконец, к центру. Особое управление концов и частые враждебные столкновения между ними указывают именно на бывшую обособленность их, на отдельные их интересы. Когда все части слились в одно целое, Новгород стал делиться на две крупные части, которые назывались сторонами и, в свою очередь, делились на концы: на Софийской стороне были Неревский, Загородный и Гончарный концы; на Торговой стороне — Плотницкий и Словенский. Впоследствии число концов увеличилось. Концы делились на улицы. Названия некоторых концов и улиц указывают или на род занятий жителей (Гончарный конец, где жили гончары, Плотницкий конец, где жили плотники), или на племенное происхождение жителей (Прусская улица с пруссами, Неревский конец с неревлянами, Варяжская улица, где жили варяги[553]). Вероятно, сравнительно большое количество концов и улиц подало некоторым повод сделать заключение об обширности древнего Новгорода; но еще митрополит Евгений на основании состава почвенных слоев в окрестностях Новгорода доказал несостоятельность этого мнения[554].
Что касается обширности владений Новгорода за городской чертой, или волостей Святой Софии, как любили называть свои владения новгородцы, то, само собою разумеется, они приобретались постепенно. Но мы не имеем точных указаний на время приобретения этих волостей. Из приводимого «Повестью временных лет» рассказа новгородца Юряты Роговича видно, что новгородцы в XI в. собирали дань с Печоры; в XII в. совершались частые походы в Заволочье (земли от Онеги до Мезени по обеим сторонам Северной Двины), а в XIII в. собиралась дань с Терского берега (Тре — в грамотах). Собственно Новгородская земля занимала нынешние губернии: Новгородскую, Псковскую и западную часть Тверской; тут были пригороды: Псков, Изборск, Старая Руса, Великие Луки, Торжок, Бежецк или Бежичи, Ладога. В некоторых из официальных документов[555] второй половины XIII в. новгородцы называют своими следующие волости: Волок, Торжок, Бежичи, городец Палиц, Мелеча, Шипино, Егна (отсюда Весьегонск), Вологда, Заволочье (Колопермь), Тре, Пермь, Печора, Югра. Ближайшие к Новгороду земли делились на пять пятин: Водская — по Ладожскому озеру, Обонежская — от Онежского озера к Белому морю, Бежецкая (до р. Меты), Деревская (до р. Ловати), Шелонская (от Ловати до Луги).
Теперь обратимся к изложению событий Новгородской земли при первых князьях.
Когда Синеус и Трувор скончались, Рюрик переселился из Ладоги в Новгород и начал раздавать города мужам своим[556]. Но уже второй князь, Олег, перенес свою резиденцию на юг, в Киев, который занимали Аскольд и Дир. В Новгороде он оставил варягов, которым новгородцы «мира деля» должны были давать дань в 300 гривен, «еже до смерти Ярославле даяше варягом»[557]. Очевидно, князь этим распоряжением исполнял свой долг — поддерживать порядок и защищать граждан от внешних врагов. С перенесением столицы на юг и внимание летописцев как бы отвлекается от севера: они интересуются более югом, где жил и действовал великий князь. Впрочем, по некоторым отрывочным известиям наши историки[558] находят, что связь Новгорода с Киевом и киевскими князьями не прерывалась. Так, в 903 г. Игорь женился на Ольге, родом псковитянке[559]: Ольга, будучи великой княгиней, ездила по Новгородской земле и установливала погосты и дани по р. Мете и Луге[560]. Это указывает на то, что Новгород наравне с Киевом вполне признавал ее власть. Но в 970 г., когда Святослав раздавал сыновьям уделы, оказалось, что Новгород был без князя и, может быть, без его представителя: пришедшие в Киев новгородцы требовали себе князя и даже грозили: «аще не пойдете к нам, то налезем князя себе» (разумеется, в другом месте)[561]. «Абы пошел кто к вам!» — отвечал Святослав. Действительно, старшие сыновья великого князя отказались идти в Новгород. Тогда Добрыня подговорил послов просить Владимира, матерью которого была ключница Малуша, сестра Добрыни, и Святослав охотно отпустил его вместе с его дядей[562]. Н. И. Костомаров[563] говорит, что князья неохотно шли в Новгород потому, что тот пользовался известной автономией, при которой князь не мог свободно распоряжаться в управлении землей. Как бы то ни было, но младший из сыновей Святослава, Владимир, пошел к новгородцам.
Кто же управлял Новгородом до тех пор? За отсутствием летописных известий на этот вопрос можно отвечать только гадательно. Игорь и Святослав, надо заметить, слишком поглощены были делами на юге, чтобы строго и неуклонно следить за автономным Новгородом; в Новгороде, вероятно, со времен Олега продолжали исполнять обязанности князя те же варяги, которые, при совершенном невнимании киевских князей к своей первоначальной резиденции, могли самовольно вмешиваться в не подлежащие их ведению дела по управлению Новгородом. Потому-то, может быть, новгородцы так настойчиво и требовали себе князя у Святослава. Но есть еще предположение[564], что Новгород управлялся кем-нибудь из родственников княжеского дома, о которых упоминается в договоре Игоря с греками. Как бы то ни было, к новгородцам пошел Владимир. Однако отношения его с Новгородом были, должно быть, не совсем удовлетворительны: так, когда, уже по смерти Святослава (умер в 972 г.), Олег погиб в столкновении со старшим братом, Ярополком, Владимир, опасаясь честолюбивых замыслов последнего, обратился за помощью не к новгородцам, а ушел за море к шведам (это было в 977 г.); новгородцы же в его отсутствие без всякого сопротивления приняли к себе посадников Ярополка. Между тем Владимир, пробыв два года в Швеции, возвратился с варягами и выгнал из Новгорода Ярополковых посадников; с теми же варягами он добыл и Киев. Естественно, что варяги чувствовали себя хозяевами в этом деле, почему и требовали откупа по две гривны с человека. Владимир, однако, отделывался одними обещаниями, так что варяги, наконец, начали просить его, чтобы он показал им «путь в греки»; князь исполнил их просьбу, но лучших, более храбрых, оставил при себе и раздал им города[565].
В каких же отношениях с новгородцами был Владимир, заняв киевский великокняжеский стол? Костомаров, предполагая, что Новгород совершенно, так сказать, отбился от власти великого князя, говорит, что Владимир при помощи, вероятно, тех же варягов, которые помогли ему овладеть Киевом, покорил Новгород и в продолжение всего княжения своего относился к нему как победитель к побежденному. Не знаем, насколько верно это предположение; видим только, что со времени занятия Киева Владимиром летопись мало дает материалов для суждения об отношениях Новгорода и великого князя. Летописцы говорят, что в 980 г. Владимир посадил в Новгороде дядю своего, Добрыню, с которым в 985 г. ходил на землю Болгарскую; затем под 990 г. отмечают, что Владимир начал ставить города по Десне, Остеру, Трубежу, Суле, Стугне «и насели их словены, сиречь ноугородцы, — кривичи, сиречь смолняны, и чудью и вятичи»[566].
В том же 990 г. в Новгороде совершилось одно из важнейших событий его жизни — крещение новгородцев. По известиям Никоновской летописи