Конечно, не следует требовать, чтобы эти стадии всегда были ясно обозначены. Стратегический анализ не может дать четких результатов. Он имеет целью приблизительное соответствие, группировку, которая укажет направление, но всегда оставит простор для собственных суждений. Три стадии Русско-японской войны, хотя и были необычайно четко обозначены, накладывались друг на друга. Так и должно быть. В войне эффект операции никогда не ограничивается пределами ее непосредственного или начального замысла. Так, оккупация Кореи имела вторичный оборонительный эффект, поскольку защитила Японию, в то время как начальный удар, нанесенный адмиралом Того по Порт-Артуру, чтобы прикрыть главное наступательное движение, как оказалось, из-за деморализации, вызванной им на русском флоте, стал четким шагом к изоляции захваченной цели во второй стадии войны. На завершающих стадиях линия между тем, что было жизненно важно для утверждения второй стадии завершения изоляции, и третьей стадией общего давления была выражена неясно.
На этой стадии стратегия японцев подверглась наиболее резкой критике; именно в это время создалось впечатление, что они отошли от концепции ограниченной войны, если, конечно, они вообще когда-нибудь ее понимали в том виде, в каком ее представлял старший Питт. Велись споры вокруг того, что в своем стремлении нанести удар по основным силам противника японцы не выделили достаточно сил для подавления Порт-Артура, как необходимого шага к завершению второй стадии. Независимо от того, усугубило ли и без того тяжелое положение такое распределение сил или оно стало итогом неправильной оценки трудностей, результатом стала неудача, которая обошлась Японии очень дорого. Она выразилась в потере времени и человеческих жизней в самом Порт-Артуре, и, кроме того, когда операция русского флота в июне разъяснила японцам их ошибку, наступательное движение на Ляоян пришлось задержать, и возможность нанести решающий контрудар перешла к противнику, сконцентрировавшему свои силы на берегу.
Эту неудачу можно, по крайней мере частично, объяснить континентальным влиянием, под воздействием которого готовилась армия. При составлении японского плана операций предполагалось, что оккупация Кореи и изоляция Порт-Артура были предварительными шагами перед концентрированным наступлением на Ляоян, «которое имелось в виду как первая цель операций на суше». Но определенно, по любой военной теории, первой целью японцев на суше был Сеул, где они ожидали первого большого сражения с войсками, шедшими из Ялу, а второй – Порт-Артур – арсенал и база флота, с которым они рассчитывали справиться, не встретив больших трудностей, как и десять лет назад в операции против китайцев. Такова действительная последовательность событий, и критика, рассматривающая операции такого размаха и предельной важности как случайности стратегического развертывания, может объясняться только доминированием наполеоновской идеи войны, против универсального применения которой активно возражал Клаузевиц. Это работа людей, которым сложно представить военный план, не увенчанный Йеной или Седаном. Этот взгляд – дитя теории, не имеющей отношения к действительным событиям рассматриваемой войны и не дающей объяснения ее полному успеху. Истина заключается в том, что, пока японцы действовали в соответствии с принципами ограниченной войны, сформулированными Клаузевицем и Жомини и просто выводимыми из богатого военного опыта, их успех превзошел все ожидания. Но, отойдя от этих принципов и позволив себе смешать их с континентальными теориями, можно отметить, что японцы неожиданно для самих себя оказались перед лицом серьезных трудностей.
Несомненно, выражение «ограниченная война» не слишком удачно. Но, увы, не было найдено другого, включавшего в себя идеи ограниченной цели и ограниченного интереса, которые являются характеристиками этого типа войны. Если же приведенный выше пример считать типичным случаем, смысл термина будет понят правильно. Остается только подчеркнуть один важный момент. Факт, что доктрина ограниченной войны отрицает широко распространенное мнение о том, что главной целью войны должны быть вооруженные силы противника, может нести с собой ложное представление, что он также отрицает вывод: война означает сражения. Но какова бы ни была форма войны, нет повода думать, что существует вероятность возврата к старой ошибочной попытке решить исход войны маневрами. Все формы требуют использования сражений. По нашей фундаментальной теории война есть продолжение политического общения, в котором сражения заменили написание дипломатических нот. Только борьбой мы можем достичь своей цели в войне.
Это тем более необходимо подчеркнуть, потому как идею сделать своей целью часть территории можно спутать со старым методом ведения войны, при котором армии ограничивались маневрированием на стратегические позиции, а собственно бой считался признаком плохого командования войсками. С такими почти парадными маршами ограниченная война не имеет ничего общего. Она отличается от неограниченной войны лишь тем, что вместо необходимости уничтожить всю мощь сопротивления противника следует уничтожить только такую часть его действующих сил, которую он может задействовать, чтобы не допустить или прекратить оккупацию территориальной цели.
Поэтому, планируя такую войну, прежде всего следует определить, о каких силах может идти речь. Это будет зависеть от важности, которую противник придает рассматриваемой территориальной цели, характеру и степени его занятости в других районах, а также от естественных трудностей его коммуникаций и степени, в которой можно эти трудности увеличить в процессе начальных операций. При благоприятных обстоятельствах (и в этом заключается большое преимущество ограниченной войны) можно получить возможность управлять количеством сил, с которыми нам предстоит столкнуться. Самые благоприятные обстоятельства, и единственные обстоятельства, из которых мы можем извлечь пользу, позволяют осуществить более или менее полную изоляцию действиями военно-морского флота, а такая изоляция не может быть достигнута, пока мы не уничтожим военно-морской флот противника.
И вот, наконец, мы подошли к области военно-морской стратегии. Теперь можно уделить все свое внимание теории войны на море.
Часть втораяТЕОРИЯ ВОЙНЫ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ВОЕННО-МОРСКИХ СИЛ
Глава 1ТЕОРИЯ ЦЕЛИ – ГОСПОДСТВО НА МОРЕ
Целью военных действий с использованием военно-морских сил всегда прямо или косвенно является установление господства на море или недопущение установления господства на море противника.
На вторую часть утверждения следует обратить особое внимание, чтобы исключить традиционное мышление, которое является одним из самых распространенных источников ошибок в размышлениях о морской войне. Главная ошибка – предположение, что, если одна из воюющих сторон теряет господство на море, оно автоматически переходит к другой стороне. Даже самого поверхностного изучения истории войны на море достаточно, чтобы установить ложность этого предположения. История показывает, что самой распространенной ситуацией в войне на море является та, в которой ни одна из сторон не обладает господством на море, поскольку нормальным является не господство на море, а море без господства. Само утверждение, которое никто не отрицает, что целью войны является установление господства на море, подразумевает вывод, что обычно вопрос господства является спорным. Этот спор самым непосредственным образом затрагивает военно-морскую стратегию, потому что, когда господство утрачено или завоевано, чисто морской стратегии приходит конец.
Эта истина настолько очевидна, что вряд ли о ней стоило бы упоминать, если бы столь часто не повторялись фразы вроде: «Если бы Англия лишилась господства на море, с ней было бы покончено». Ошибочность этой идеи заключается в том, что она игнорирует мощь стратегической обороны. Она предполагает, что, если перед лицом некой чрезвычайной враждебной коалиции или благодаря в высшей степени неблагоприятному стечению обстоятельств у Великобритании не окажется достаточно сил, чтобы удержать господство, она будет и слишком слабой, чтобы не дать противнику его установить. Таким образом, эта идея является отрицанием всей военной теории, которая, во всяком случае, требует большей поддержки, чем она когда-либо получала.
Такое предположение также отрицает практический опыт и мнение величайших полководцев. Англичане успешно использовали оборону на море при Вильгельме III и в американской Войне за независимость. А во время затяжных войн между Англией и Францией последняя имела обыкновение использовать оборону на море таким образом, что Англия, несмотря на значительное преимущество, иногда годами не могла установить свое господство и не имела возможности выполнить свой военный план без серьезных преград со стороны французского флота.
Оборона на море вовсе не является незначительным фактором. Она, конечно, свойственна всем войнам, и, как мы уже видели, главные вопросы стратегии и на суше, и на море сводятся к относительным возможностям наступления и обороны и относительным пропорциям, в которых они должны присутствовать в военных планах. На море самая могущественная и агрессивно настроенная воюющая сторона может не больше избежать периодического перехода к обороне, который следует из неизбежной приостановки наступательных операций, чем на суше. Таким образом, оборона должна рассматриваться, но, прежде чем мы сможем сделать это с выгодой для себя, следует проанализировать выражение «господство на море» и четко установить, что она подразумевает в войне.
Первым делом следует отметить, что понятие «господство на море» вовсе не идентично по своим стратегическим условиям завоеванию территории. В полемике невозможно свободно переходить от одного к другому, как это нередко делалось. Такие выражения, как «захват водной территории» и «превращение береговой линии противника в нашу границу», очевидно, имели глубокий смысл для тех, кто их использовал, но на самом деле они являются всего лишь риторическими разглагольствованиями, основанными на ложной аналогии, а она не может являться надежной основой для теории войны.