Мтенгени улыбнулся, обнажив белые зубы.
– Полтора года назад его видели на опушке леса Мопане. Тогда-то все и началось. С тех пор здесь творятся странные вещи. Если бы я поведал вам всю правду, вы бы сразу сообщили британским властям, что у их смотрителя нервный срыв. Мне не хотелось вас в это втягивать, но в правительстве говорят, что не могут никого к нам отправить.
– Все в порядке, – сказал Кафф. – В любом случае я рад вырваться из Кейптауна. После того как исчез старина Хики, там не происходит ничего интересного.
– Кто исчез, простите? Вы же меня знаете, у себя в глуши я совсем не слежу за новостями.
– О, это случилось много лет назад. До твоего рождения, да и до моего, если уж на то пошло. Один ученый, Хики, вместе со своим помощником из племени коса отправился на грузовике в Калахари и исчез. Его искали по всей пустыне, но так и не нашли, а следы от шин грузовика занесло песком. Страннейшая была история.
Дождь лил стеной, пока они тащились по грунтовой дороге. Впереди, за серой завесой, лежали бескрайние равнины северного Бечуаналенда с широкими низинами. А за ними, по слухам, скрывался голубой жираф и прочие «странные вещи».
Стальной каркас башни, похожий на паука, поскрипывал, пока они поднимались. Оказавшись на вершине, Мтенгени сказал:
– Гляньте туда… на запад… по ту сторону леса. Около двадцати миль отсюда.
Кафф пристально вгляделся в бинокль.
– Отсюда и правда открывается прекрасный обзор. Но за лесом слишком туманно, чтобы что-то разглядеть.
– Туман у нас – обычное дело, если только нет сильного ветра. Вон там – окраина болот.
– Подумать только, ты в одиночку патрулируешь всю территорию!
– Что вы, эти бечуаны не доставляют особых хлопот. Они народ честный. Даже мне приходится признать, что у них есть кое-какие достоинства. Как бы там ни было, а далеко отсюда не уйдешь – увязнешь в болотах. Тропы есть, но о них знаю только я. Я вам их покажу, но, пожалуйста, не рассказывайте бечуанам. Смотрите, мистер Кафф, а вот и наш голубой жираф.
Кафф вздрогнул. Мтенгени, судя по всему, был из тех людей, которые о землетрясении сообщают тем же тоном, что и об утренней почте.
В нескольких сотнях ярдов от башни через кусты медленно шли полдюжины жирафов, обгладывая верхушки низкорослых деревьев. Кафф направил на них бинокль. В середине стада виднелось нечто голубое. Кафф моргнул и снова уставился в окуляры. Сомнений не оставалось: животное и в самом деле было ярко-голубого цвета, будто кто-то облил его краской. Это было первое, что заподозрил Ательстан Кафф. Он поделился своей догадкой с Мтенгени.
Смотритель пожал плечами.
– Что ж, весьма своеобразное развлечение. К тому же опасное. А у других жирафов вы не заметили ничего странного?
Кафф снова посмотрел в бинокль.
– И правда… ей-богу, у одного из них козлиная борода. Только в длину по меньшей мере шесть футов. Что же тут творится, Джордж?
– Сам не знаю. Если хотите, завтра я покажу вам путь в дельту. Но это далековато, так что не забудьте запастись едой на пару дней.
По пути к Тамалакане[15] они проехали мимо четырех батавана – печальных красновато-смуглых мужчин в одежде, представляющей собой смесь традиционного и европейского костюма. Мтенгени притормозил и с подозрением их оглядел, но ничто не указывало на то, что четверка занималась браконьерством.
Он сказал Каффу:
– С тех пор как их рабы-макоба получили свободу, дела батавана, можно сказать, пришли в упадок. Они слишком горды, чтобы работать.
Они подъехали к реке.
– Из-за дождей мы не сможем проехать по переправе, – объяснил смотритель, запирая машину. – Но чуть ниже по реке есть порог, по которому можно перейти вброд.
Они пошли по тропе с рюкзаками на плечах. Смотреть было не на что: весь вид закрывали высокие мягкие болотные заросли. Слышалось только жужжание насекомых. Уже стало жарко и душно, хотя солнце взошло всего полчаса назад. Мухи кусали до крови, но к ним Кафф с Мтенгени давно привыкли. Они машинально хлопали себя ладонями по бокам и смиренно ждали очередного укуса.
Впереди раздался низкий булькающий звук, словно в наутофон[16] попала вода. Кафф спросил:
– Как дела у твоих бегемотов в этом году?
– Неплохо. Парочку из них я, кстати, хотел вам показать. Ага, вот мы и на месте.
Они вышли к полосе спокойной воды. Перед ними стоял ревущий гиппопотам. Кафф разглядел и других; из воды торчали лишь глаза, уши и ноздри. Один бегемот направился к берегу – Кафф мог различить небольшие V-образные следы, расходящиеся от его почти полностью погруженной головы. Он выплыл на мелководье и стал с шумом выходить на берег.
Кафф моргнул.
– У меня, должно быть, что-то с глазами?
– Нет, – сказал Мтенгени. – Эта бегемотиха как раз одна из тех, кого я хотел вам показать.
Бегемотиха была зеленая с розовыми пятнами. Заметив их, она настороженно фыркнула и соскользнула обратно в воду.
– Глазам своим не верю, – сказал Кафф. – Черт побери, это же невозможно!
– Вы еще и не такое увидите, – отозвался Мтенгени. – Пойдем дальше?
Они нашли порог, с трудом перебрались на другой берег, а затем двинулись по тому, что с некоторой натяжкой можно было назвать тропой. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь их хлюпающими шагами, жужжанием насекомых, случайным криком птицы или топотом оленя в камышах.
Они шли несколько часов. Вдруг Мтенгени сказал:
– Осторожнее. Тут неподалеку носорог.
Кафф задумался – как, черт побери, зулу его унюхал? – но насторожился. Вскоре они вышли на поляну, где пасся носорог.
Тот не мог заметить их на таком расстоянии, и не было ветра, который донес бы их запах. Однако он, должно быть, услышал шаги, потому что перестал щипать траву и резко фыркнул, словно локомотив. У него было две головы.
Раздувая ноздри, он помчался в их сторону. Кафф с Мтенгени подняли винтовки.
– Господи! – воскликнул Ательстан Кафф. – Надеюсь, нам не придется в него стрелять. Господи!
– Не придется, – сказал смотритель. – Это Ляля. Я его знаю. Если подойдет слишком близко, стреляйте ему в основание рога, и он… убежит.
– Ляля?
– Да. Правая голова – это Траляля, а левая – Труляля, – с серьезным видом сказал Мтенгени. – А всего носорога я зову Лялей.
Носорог бежал к ним на всех парах.
– Глядите! – бросил Мтенгени и замахал шляпой. – Прочь, фу[17]!
Ляля остановился, снова фыркнул и закружился, как танцующая мышь. Он вертелся не переставая.
– Идемте дальше, – сказал Мтенгени. – Он может часами так кружиться. Видите ли, Траляля свиреп, а Труляля миролюбив, если не сказать трусоват. Так что стоит мне накричать на Лялю, как Траляля готов броситься в атаку, а Труляля – дать деру. Поэтому правые ноги мчатся вперед, а левые – пятятся назад, и Ляля начинает кружиться на одном месте. Пройдет некоторое время, прежде чем головы договорятся между собой.
– Ого! – воскликнул Ательстан Кафф. – И много в твоем зоопарке таких диковинок?
– Еще как. И вот с этим, я надеюсь, вы разберетесь.
Разберетесь! Кафф задумался. Что это – трогательное свидетельство веры туземца во всеведение белого человека или же ловушка, в которую Мтенгени заманил его забавы ради, чтобы понаблюдать, как он кругами бегает по болотам? Но по виду смотрителя невозможно было понять, о чем он думает.
– Не понимаю, Джордж, – сказал Кафф, – почему никто не занялся ими раньше.
Мтенгени пожал плечами.
– Я давно прошу начальство кого-нибудь прислать, но оно ни в какую; а научные экспедиции… Да их тут уже давно нет. Не знаю, почему.
– Кажется, я догадываюсь, – ответил Кафф. – Раньше путешествие даже по так называемым цивилизованным странам было непростой задачей, поэтому люди готовы были терпеть некоторые неудобства. Но теперь, когда почти до любого уголка земли можно добраться на мягких подушках, они больше не желают прилагать усилия, чтобы добраться до такой глуши, как Нгамиленд.
Болотный запах смешался с чем-то еще – с вонью падали. Мтенгени указал на тушу водяного олененка, которая, похоже, еще не попалась на глаза стервятникам.
– Вот почему я хочу, чтобы вы положили этому конец, – сказал он. В его голосе звучала неподдельная тревога.
– О чем ты, Джордж?
– Видите его ноги?
Кафф взглянул на них. Передние конечности были вдвое длиннее задних.
– Этот олень, – сказал зулу, – конечно же, долго не протянул. По всему заповеднику рождаются такие вот уроды. Большинство из них быстро умирают. Еще лет десять, может, двадцать, и все мои животные вымрут от этой заразы. Что тогда станет с моей работой?
На закате они сделали привал. Кафф выдохнул. Давненько он не проходил пятнадцать миль за день и теперь боялся, что наутро ноги не будут его слушаться. Он посмотрел на карту, пытаясь понять, где они остановились. Но картографы особо не пытались разобраться в бесчисленных ответвлениях Окаванго и вместо этого просто закрашивали всю дельту синими черточками; местами из них торчали синие пучки, означающие «болото». Куда ни глянь – повсюду однообразное чередование воды и суши. Две стихии были тесно спаяны.
Зулу нашел сухое место, где не было змей. Вдруг Кафф услышал, как он крикнул «фу» и бросил в бревно ком земли. Бревно раскрыло пасть, сердито зашипело и соскользнуло в воду.
– Нужно разжечь костер поярче, – сказал Мтенгени, собирая сухие дрова. – Будет неприятно, если в нашу палатку по ошибке заберется крокодил или бегемот.
После ужина они включили опрыскиватель от насекомых, надули матрасы и попытались уснуть. Где-то на западе рычал лев. Ни один африканец, будь он абориген или африканер, не пожелал бы услышать этот звук ночью в лесу. Но Кафф и Мтенгени не волновались: львы не заходили в болота. А вот комары казались куда более насущной проблемой.
Несколько часов спустя Ательстан Кафф услышал, как Мтенгени встает.