Она рассказала отцу о своем спасении.
Из всех умфене умнту только вождь был хоть как-то одет: на шее у него висел галстук. Когда-то тот был пестрым, но теперь совсем истрепался.
Вождь встал и произнес речь, суть которой сводилась к тому, что Кафф совершил подвиг и потому будет их гостем, пока его рана не заживет. Теперь Кафф понял, почему язык коса был так труден для афене абанту. Щелчки получались нечеткими, а вместо цоканья выходило что-то вроде причмокивания – неудивительно с такими-то челюстями.
Но эта мысль ненадолго задержалась в его голове. Нога болела адски. Кафф обрадовался, когда его отвели в хижину, где он смог снять ботинок. Хижина была почти без мебели. Кафф спросил афене абанту, нельзя ли принести ему немного соломы, которой тут покрывают крыши. Они, казалось, были озадачены его просьбой, но выполнили ее, и он соорудил себе нечто вроде постели. Кафф ненавидел спать на земле, особенно когда та кишела членистоногими. Он терпеть не мог паразитов и знал, чем опасно такое соседство.
Перевязать ногу было нечем – разве что носовым платком, который к тому времени весь пропитался кровью. Его следовало сначала постирать и высушить, прежде чем снова прикладывать к ране. Но где в Окаванго найти чистую воду? Можно, конечно, попробовать ее вскипятить. Но в чем? С громадным облегчением Кафф узнал, что в деревне есть большой железный котел, взявшийся бог знает откуда.
Рана слегка затянулась, и он очень осторожно снял повязку. Пока вода кипела в котле, вошел вождь Индлову, чтобы с ним поговорить. Боль в ноге несколько утихла, и Кафф начал понимать, что столкнулся с настоящим чудом. Он засыпал вождя вопросами.
Индлову рассказал все, что знал о себе и своем народе. Похоже, он был основателем рода, а остальные – его потомками. Не только Ингвамза, но и все остальные амафена абафази приходились ему дочерьми. Ингвамза была младшей. Вождь был уже немолод. Он путался в датах, но у Каффа сложилось впечатление, что продолжительность жизни этих существ короче, чем у людей, а взрослеют они гораздо быстрее. Вполне естественно, если они и в самом деле бабуины.
О своих родителях Индлову ничего не помнил. Его первое воспоминание было связано с Мкхави. Стэнли Х. Мкхави был чернокожим, он работал на человека с машиной, такого же розовощекого, как Кафф. У него была какая-то машина на окраине болота Чобе. Звали его Хики.
«Хики, ну разумеется!» – подумал Кафф. Теперь он начал понимать. Хики со своим грузовиком исчез по пути в Нгамиленд, никому не сообщив, куда направляется. Это было еще до основания заповедника и до того, как Кафф приехал из Англии. Наверное, Мкхави был его помощником из племени коса. Мысли Каффа опережали слова Индлову.
Затем Индлову рассказал о том, как умер Хики и что Мкхави, не зная, как управлять машиной, пожелал вернуться к цивилизации и взял с собой его, Индлову, и его к тому времени уже многочисленное потомство. Однако они заблудились в дельте. Потом он где-то порезал ногу и заболел, серьезно заболел. Мкхави, похоже, оправился, но был слишком слаб, чтобы продолжать путь. Поэтому он поселился у Индлову и его семьи. Бабуины научились ходить прямо и заговорили на языке коса, которому их научил Мкхави. Кафф пришел к выводу, что ранние семейные отношения среди афене абанту неизбежно включали близкородственное скрещивание. Мкхави научил их всему, что знал, а затем умер и перед смертью запретил им подходить к машине ближе чем на милю. Она, насколько им было известно, все еще находилась на берегу Чобе.
Кафф предположил, что эта проклятая машина представляет собой электронную трубу, излучающую короткие волны, которые каким-то образом влияют на гены животных. Вероятно, Индлову был одним из ранних экспериментов Хики. А потом Хики умер, и… все вышло из-под контроля. Кафф понятия не имел, на чем работало это устройство; возможно, тот придумал что-то вроде солнечной батареи.
Предположим, Хики умер, не успев выключить эту штуковину. Мкхави мог вытащить его тело, оставив дверь открытой. Может, побоялся к ней прикасаться, а может, забыл. Тогда каждое животное, проходившее мимо дверного проема, получало дозу облучения и в результате порождало чудовищное потомство. Сверхбабуины были тому примером; и никто никогда не узнает, была ли эта мутация контролируемой или случайной. На каждую полезную мутацию приходилось множество бесполезных и даже вредных. Мтенгени прав: машину нужно остановить, пока в заповеднике еще остались здоровые животные. Кафф снова задумался, как ему связаться со смотрителем, учитывая, что сейчас ничто, кроме угрозы смерти, не могло заставить его сдвинуться с места.
Вошла Ингвамза с деревянной миской, наполненной странного вида кашей. Ательстан Кафф смирился с тем, что должен ее съесть. По виду нельзя было определить, животного или растительного происхождения эта жижа. Проглотив первую ложку, он уверился: ни то и ни другое. Ничто ни в животном, ни в растительном мире не могло быть таким отвратительным на вкус. Жаль, что Мкхави происходил не из племени бамангвато: тогда бы он умел готовить и мог бы научить этих обезьян. В любом случае Каффу нужно было поесть, чтобы не умереть с голоду. Он ковырялся деревянной ложкой в тарелке, едва сдерживая рвотные позывы и с опаской разглядывая твердые комочки. Ему пришлось даже придавить парочку ложкой, чтобы те не выскользнули из тарелки.
– Как на вкус? – спросила Ингвамза. Индлову уже ушел.
– Неплохо, – солгал Кафф, пытаясь подцепить очередной слизистый кусок, который, как он подозревал, был кишкой водяного оленя.
– Я рада. Мы будем тебя этим кормить. Тебе нравятся скорпионы?
– На вкус?
– Конечно. На что еще они годятся?
Он сглотнул.
– Нет.
– Тогда я не буду тебе их давать. Видишь ли, я хочу знать, что нравится моему будущему мужу.
– Что? – он решил, что ослышался.
– Я сказала, что хочу знать, что тебе нравится. Ведь так я смогу радовать тебя после того, как ты станешь моим мужем.
Ательстан Кафф ничего не говорил целую минуту. Когда он понял смысл ее слов, его от природы выпуклые глаза чуть не выскочили из орбит. Наконец он заговорил.
– Пха…
– Что?
– Кхе. Ба. Боже мой. Отпустите меня! – Его голос сорвался на визг.
Он попытался встать. Ингвамза схватила его за плечи и осторожно, но настойчиво толкнула обратно на постель. Кафф пытался вырваться, но афене умфази без видимых усилий держала его в тисках.
– Ты не можешь уйти, – сказала она. – Если будешь ходить с такой ногой, то заболеешь.
Его румяное лицо побагровело.
– Дай мне встать! Да пусти меня, говорю! Что же это такое!
– Обещаешь мне, что не попытаешься сбежать, если я отпущу тебя? Отец придет в ярость, если я позволю тебе сделать что-то неразумное.
Кафф пообещал, пытаясь взять себя в руки. Он уже чувствовал себя несколько глупо из-за того, что поддался панике. Ситуация, конечно, неприятная, но подданный его величества не должен закатывать истерику, точно плаксивая школьница.
– Что все это значит? – спросил он.
– Отец так благодарен тебе за мое спасение, что решил выдать меня за тебя, не дожидаясь выкупа.
– Но… но… я уже женат, – солгал он.
– И что? Я не боюсь других твоих жен. Если они будут наглеть, я разорву их на куски. Вот так. – Она оскалила клыки и сделала вид, что разрывает на части миссис Кафф.
Он прикрыл глаза от ужаса.
– Среди моего народа, – сказал он, – разрешается иметь только одну жену.
– Это очень плохо, – сказала Ингвамза. – Получается, ты не сможешь вернуться к своему народу после того, как женишься на мне?
Кафф вздохнул. Эти афене абанту сочетали в себе умственные способности необразованных макоса с такой физической силой, которая даже льва заставила бы дважды подумать перед тем, как на них напасть. Что ж, по всей видимости, придется пробиваться на свободу самому. Кафф осторожно огляделся. Его винтовки нигде не было. Он не осмелился спросить о ней, опасаясь вызвать подозрения.
– И твой отец намерен довести дело до конца?
– О да, разумеется. Отец хороший умнту, но, если ему что-то взбредет в голову, его невозможно переубедить. К тому же характер у него ужасный. Если ты ему воспротивишься, когда он принял решение, он разорвет тебя на куски. На мелкие кусочки. – Казалось, она смакует эту фразу.
– А ты что об этом думаешь, Ингвамза?
– О, я сделаю так, как скажет отец. Он намного умнее всех нас.
– Да, но я говорю о твоих собственных мыслях. Забудь на секунду об отце.
Она не сразу поняла, что он имеет в виду, но после некоторых объяснений сказала:
– Я не возражаю. Для моего народа будет большим счастьем, если кто-то из нас вступит в брак с человеком.
Это окончательно добило Каффа.
Вошел Индлову с двумя другими амафена абанту.
– Выйди, Ингвамза, – сказал он.
Трое бабуинов уселись на корточки вокруг Ательстана Каффа и начали расспрашивать его о людях и мире за пределами дельты.
Когда Кафф споткнулся на какой-то фразе, один из амафене абанту, парень со шрамами по имени Сондло, спросил, почему он запнулся. Кафф объяснил, что коса – не его родной язык.
– Люди могут говорить на других языках? – спросил Индлову. – Теперь я припоминаю: что-то подобное мне однажды сказал великий Мкхави. Но он никогда не учил меня другим языкам. Возможно, они с Хики говорили на одном из них, но, когда Хики умер, я был еще слишком мал, так что не запомнил.
Кафф рассказал немного о лингвистике. Его тут же попросили «сказать что-нибудь по-английски». Затем гости изъявили желание выучить английский, прямо здесь и сейчас, за один вечер.
Кафф покончил с ужином и с тоской посмотрел на свою соломенную постель. В хижине не было искусственного освещения, так что туземцы вставали и ложились вместе с солнцем. Кафф растянулся на соломе. Та зашуршала. Он вскочил, сильно ударившись раненой ногой, взвизгнул, выругался и ощупал повязку. О нет, снова кровотечение! Ну и черт с ним! Вытряхнув мышь, шесть тараканов и бесчисленное количество мелких жучков, Кафф взбил солому и снова улегся. Подняв глаза, он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Под самой крышей десятидюймовая сколопендра неторопливо охотилась за своей добычей. Если она потеряет равновесие, когда будет прямо над ним… Кафф расстегнул рубашку и натянул ее на голову. Комары тут же атаковали его живот. Нога пульсировала от боли.