Он мог заставить растения расти – в цивилизации, где подобный талант уже не был востребован. Он умел побеждать болезни – среди народа, который выработал врожденный иммунитет ко всему. Да, когда-то в таких дарах нуждались, но эта нужда отпала уже миллион поколений назад.
Все это Эш, конечно, вывалил на Нэн отнюдь не сразу. Только когда он овладел человеческой речью, а она наловчилась различать переливы его мычания, между ними стало налаживаться взаимопонимание. Однако даже когда он полностью освоил ее язык, а она худо-бедно изъяснялась на его, все равно слишком многое оставалось для Нэн за пределами разумного. Эш снова и снова терпеливо учил ее управлять звуками, не прикасаясь к инструментам, как он делал со скрипкой и радио, – она не понимала. А его объяснения об исцелении Джоузи с тем же успехом можно было излагать на санскрите.
Однако гораздо непостижимее были сородичи Эша, которым тот якобы во всем уступал. Мол, его мычание и любая его музыка – столь возвышенные и пленительные для Нэн – не более чем диссонанс, детский лепет, шепелявая и заикающаяся какофония… это как вообще? Вообразить космические корабли она еще кое-как могла, но не мгновенный безвредный перенос живой материи на миллионы парсеков сквозь пустоту.
Пока они учились друг у друга, кукуруза созрела. И этот урожай был не из тех, что остается либо сжечь, либо бросить гнить в поле. Посохшие стебли теперь стояли гордо и величаво, широкие листья грациозно опускались, открывая по несколько початков сразу. И что это были за початки! Вдвое длиннее и вдвое толще, чем когда-либо на памяти округа Эвартс, зернышко к зернышку вплоть до затупленных кончиков, и ни единого усохшего или поеденного рядка. Окружной сельхозагент, наслушавшись всякого, лично приехал, чтобы развеять слухи, и несколько часов ходил по участку, что-то бормоча, тряся головой и щипая себя за руку. Максилл продал урожай за баснословный барыш, поверить в который было трудно, даже воочию увидев чек.
Следом созрели фрукты. С появлением Эша деревья бурно пустились в рост. Молодая поросль скрыла шрамы старости: сухие, изломанные, голые ветки, еще живые, но бесплодные. Вишням, абрикосам, сливам и ранним персикам прикосновение Эша уже помочь не могло – слишком поздно, – хотя буйное цветение обещало обильный урожай на следующий год. А вот яблоки, груши и зимние персики удивляли похлеще кукурузы.
Их уродилось немного, да – некогда было завязаться новым цветкам, опылиться и родить плоды, – зато огромных. Яблоки размером с дыню, груши вдвое больше обычных, невероятно крупные персики. Максилл отвез их на окружную фермерскую ярмарку и взял все первые призы. Народ, правда, считал, что из-за такого размера фрукты долго не пролежат, будут безвкусные и рыхлые. Однако от укуса из них брызгал сок, мякоть была плотная и ароматная, а за зиму не пропали ни твердость, ни вкус.
Нэн Максилл столкнулась с дилеммой. Эш был настоящим даром всему человечеству. Каждый нашел бы, чему у него поучиться, и извлек из этого пользу. Ученые поймут то, что не под силу ей, смогут собрать по обрывкам и то, чего сам Эш не понимает. Человечество переживет такой технологический прорыв, по сравнению с которым даже прогрессивные пятнадцатый и девятнадцатый века покажутся застойными. Удивительные открытия совершат музыканты и филологи, но больше всего выиграют фермеры. Под началом Эша они превратят бесплодные земли и гиблые пустыни в райские кущи, предотвратив многие, если не все, войны. Прятать его на ферме в округе Эвартс стало бы равносильно обману всего человечества.
А что на другой чаше весов? Благополучие Максиллов? Ее, Нэн, растущая привязанность к Эшу? Опасность, что отец продаст ферму – теперь-то раз плюнуть, – а деньги промотает и семья останется без гроша? Не принимать в расчет эти доводы было бы глупо, а Нэн дурой не была. Однако все затмевала другая жуткая картина: Эш на дыбе, в руках вежливых, но безжалостных инквизиторов.
Они не поверят ни единому его слову. Найдут неопровержимые объяснения кукурузе, фруктам, самоиграющей скрипке. Начнут с психиатрических тестов: интеллект, координация, память. Дальше пойдут медицинские осмотры, Эша всего истыкают иголками и прощупают. Место рождения? Полное имя? Родители?.. Не веря, отказываясь поверить, они будут настаивать вежливо, вкрадчиво, но упорно: да-да, мы понимаем, конечно, но попробуйте, мистер Как-Вас-Там Эш, вспомните свое детство…
И когда им наконец придется признать, станет только хуже. Итак, эта сила, мистер Эш, объясните, как ей… Вот это уравнение, уверены, вы можете… Мы слышали, вы владеете телекинезом. Покажите… Еще раз… И еще раз, пожалуйста… Теперь об исцелении. Расскажите… Так, а об оживлении умирающих растений поподробнее… Теперь про эту ультрахроматическую шкалу… А вот еще… И еще…
Или, может, все будет совсем не так? Вдруг Эшу угрожает не обезьянья жадность человека до информации, а его тигриный страх и ненависть к чужакам? Пришельца арестуют, мол, за нелегальное пересечение границы или что-то в этом роде. А дальше – выступления в Конгрессе, шумиха в газетах и радиоэфире. Инопланетный шпион! Или, того хуже, диверсант! (Откуда нам знать, что он впрыснул в эти растения? Вдруг те, кто их ест, сойдут с ума или лишатся возможности иметь детей?) Депортировать Эша некуда, то есть избавиться от него в страхе перед скорым и неизбежным вторжением не выйдет. А значит, будет суд, обвинение, заключение, линчевание…
Если об Эше узнают, катастрофы не избежать. Явись он лет на двести раньше или позже, его бы встречали как спасителя. Но не теперь. В эпоху страха раскрыть его существование стало бы непоправимой ошибкой. Нэн знала, что отец не будет трепаться, откуда у него такой урожай. Глэдис и Мьюриел слышали только, что на ферме работает какой-то необычный парень, да и неохота им привлекать к себе непрошеное внимание округа Эвартс. Девочки помладше будут делать так, как отец и старшие сестры. К тому же Эш доверился только Нэн.
Зимой Максилл купил еще двух коров: старых, худых и костлявых, назначенных на убой, хоть и там с них нечего было взять. Под присмотром Эша они день ото дня здоровели, ребра их покрылись слоем мяса, глаза прояснились. Сморщенные пустые мешки под брюхом налились, округлились и снова были полны молока, будто бы только после отела.
– Вот почему он не проделает то же со свиньями, а? – спросил отец у Нэн, игнорируя присутствие Эша, как делал всегда, если только не хотел приказать тому что-то лично. – Я бы начал выращивать мясных хряков. Пусть поколдует над свиноматкой – прямо вижу, какой помет мог бы получиться.
– Это не колдовство. Просто познания Эша о природе гораздо богаче наших. Только он не станет делать ничего ради убоя, – принялась объяснять Нэн. – Сам видишь, он не ест ни мяса, ни яиц, ни молока…
– Но сделал же он так, чтобы куры больше неслись. И на удои взгляни!
– Пока куры несутся, их не отправляют в суп. То же и с коровами. Заметил, наверное, что петушки остались, какими были? Может, он не то чтобы не хочет, а на самом деле не в состоянии заставить животных обрастать мясом под убой… Сам у него спроси.
Начали приходить семенные каталоги. Прежде Максиллу не было дела до огородничества; он просто вскапывал небольшой участок, а девочки пусть выращивают там, что захотят. Зато в этом году каждую брошюрку он лелеял, будто любовное послание, пуская слюни на глянцевые страницы с оранжевыми сосульками-морковками, бесстыжими редисками и благородными салатными кочанами. Нэн как-то застала отца за мечтательными дифирамбами капусте, что крупнее тыквы, арбузам, которых не оторвать от земли в одиночку, сочным помидорам по полтора кило штука.
Эшу же все было в радость. Нэн впервые испытала обоюдоострую женскую злость в адрес эксплуататоров и эксплуатируемых. Где же твое самоуважение, Эш, твои амбиции? Как ты можешь довольствоваться возней на захолустной ферме? С такими талантами, столь явным превосходством над примитивными людишками ты мог бы быть кем захочешь… Вот только парень хотел быть именно фермером.
Максилл с нетерпением ждал, когда же земля будет готова к засеву. Пока она была еще сырая, он заказал вспашку – тяп-ляп и втридорога. Затем, под тщательно скрываемые насмешки соседей, знавших, что все сгниет, он засадил каждый сантиметр пятидесяти с лишним свободных акров.
– Ты можешь управлять своим даром? – спросила Нэн у Эша.
– Сделать так, чтобы на груше росли огурцы, а на виноградной лозе зрели картофельные клубни, не могу. Если ты про это.
– Нет, я к тому, нельзя ли как-то уменьшить размеры плодов? Чтобы кукуруза была лишь немногим крупнее обычной?
– Зачем?
В попытках объяснить Нэн Максилл почувствовала стыд от самой своей просьбы.
– Я не понимаю слов, которыми ты пользуешься, – покачал головой Эш. – Растолкуй, что такое зависть, чужак, конкуренция, подозрение, гнев… Для начала хватит.
Она старалась изо всех сил, но тщетно. Ничего не выходило. Нэн возмущалась изгнанием Эша с родины, однако не могла не признать, что трудно выносить не только того, кто сильно отстал, но и того, кто сильно опережает время. Оставалось лишь гадать, чем Эш был для своих сородичей: напоминанием о том, что лучше забыть? Намеком, что не настолько уж они и развиты, если до сих пор рождаются подобные?.. Зато Нэн знала наверняка, чем он был для Земли образца 1937 года: ходячим укором.
Весенние ветры обломали сухие ветки на плодовых деревьях, обкорнав их не хуже человека с пилой и секатором. Только-только посаженным сад, конечно, не выглядел: высокие массивные стволы показывали, что деревья растут уже давно, – но был несомненно здоровым. Почки налились и раскрылись, из одних проклевывались красноватые кончики листьев, из других – мягкие бархатистые цветки. Тень от крон была столь плотной, что между деревьями не росло ни травинки.
А вот в полях дела обстояли ровно наоборот. Что бы Эш ни сделал с почвой, это сказалось и на семенах, которые принес ветер на грядки и между ними. Каждое взошло, и проросли они так густо, что корни переплелись, а стебли наперебой тянулись выше и выше, чтобы увидеть солнце. Высмотреть в этом сплетении крошечные зеленые перышки кукурузы можно было, только встав на карачки.