Пение прекратилось, выкрикнули какое-то слово. Один из мальчиков поднял руки и принялся бегать взад-вперед вдоль края ямы. Подошел совсем близко и снова отпрянул.
– Назвали его имя, – пояснил Джим. – Время пройти сквозь огонь, чтобы заявить права на имя. Время нарушить самое священное табу Темного Робадура.
Снова крик. Дважды мальчик делал шаг вперед и дважды отшатывался. Его глаза закатились, он невидящим взглядом посмотрел на Кордиса. Лицо мальчишки было диким от животного страха перед пламенем.
Лео заплакал.
– Снаружи не увидят, давайте подтолкнем его, – предложил он.
– Нет, – сказал Кордис.
Он почувствовал над ямой чье-то Присутствие. Оно было тревожным и печальным. А еще знакомым, и странным, и ожидаемым, и очень правильным. Волосатые пращуры не были его частью, но приветствовали и говорили через него.
– Робадур, Робадур, дай ему сил пройти, – молился Кордис.
Третий крик. Мальчик стремительным прыжком взлетел вверх и прошел сквозь пламя. Огромная, всепоглощающая радость неслась вихрем и гремела в Присутствии.
– Джим, ты чувствуешь это? – спросил Кордис.
– Чувствую, – ответил Джим. Он тоже плакал.
Следующий мальчик попытался и отступил. Он застыл в тишине после третьего крика. Это была ужасная тишина. Волосы мальчика были опалены, лицо почернело, а губы открывали крепкие белые зубы. Глаза вытаращились и уже не были человеческими, но стали очень печальными.
– Я должен помочь ему, – сказал Лео.
Джим и Кордис удерживали его. Мальчик внезапно упал на четвереньки и зарылся под тела мертвых мальчишек, у которых тоже не было имен. Огромная печаль разлилась по всему Присутствию. Кордис заплакал.
Один за другим мальчики проходили через огонь. Их ноги пробили темную брешь в пылающей стене. Затем голос позвал: Уолтер Кордис!
Кордис подпрыгнул и прошел через темную щель, это было легко, ведь огонь почти погас.
Он направился прямо к Марте. Вся ее напускная твердость и надутые губы исчезли, а лицо светилось тем же мягким сиянием, что и личико маленькой Элли Андрис, которая все еще ждала Джима. Кордис отвел Марту в тень, и они, не говоря ни слова, обнялись. Затем смотрели, как появлялись остальные, а после жрецы длинными шестами столкнули пылающую стену в яму. Смотрели, как угасал огонь, и молчали. Танцоры ушли, и Кордис осознал, что незаметно исчезло и Присутствие. Но что-то все-таки осталось.
– Я люблю тебя, Марта, – сказал он.
Оба знали, что у него была сила произнести эти слова и право обладать женщиной.
Затем прошло еще некоторое время, а когда он снова поднял взгляд, там уже был флаер. Рядом в тусклом свете костра стояли Уилла и Элли, а к нему направлялся Кребс.
– Пойдем, Кордис. Перевяжу тебе руку, – сказал он.
– Я подожду у огня, Уолтер, – произнесла Марта.
Кордис последовал за Кребсом в лес. Нервное напряжение схлынуло, и ноги казались ватными. Все тело болело, хотелось воды, но Кордис все равно чувствовал себя хорошо. Они пошли туда, где сквозь стену хижины из переплетенных ветвей пробивался свет. Лео и Джим уже оделись и стояли внутри у грубого стола и сундука. Пластигель почти моментально успокоил порезы и волдыри Кордиса. Он оделся и осторожно отпил воды из чашки, которую протянул Джим.
– Что ж, мужчины… – сказал он. Все рассмеялись.
Кребс стащил маску из веточек и перьев. Лицо у него оказалось с такой же выступающей челюстью, как у робадурианских жрецов, но оно было вовсе не уродливо.
– Кордис, я полагаю, ты знаешь, что на Земле тебе могут регенерировать этот палец, – сказал он и провел по своей бороде тремя пальцами. – В наши дни биополевая терапия творит чудеса.
– Не стану утруждаться, – ответил Кордис. – Когда нам давать клятву? Я могу поклясться сейчас.
– Нет необходимости, – сказал Кребс. – Теперь вы навсегда связаны с Робадуром. Вы сохраните тайну.
– Я бы сохранил в любом случае, – заметил Джим.
Кребс кивнул.
– Да. Ты всегда был мужчиной.
Они пожали друг другу руки и попрощались. Кордис первым направился к флаеру. Он сильно наступал на левую пятку, чтобы почувствовать боль, и осознавал, что быть мужчиной – это совсем не мало.
Пастеризованного… Полный бак, пожалуйста. Рик Рафаэль (1919–1994)Astounding science fictionапрель
Рик Рафаэль работал выпускающим редактором в газете и редактором новостей на радио в Айдахо, после чего с 1965 по 1969 год служил пресс-секретарем у сенатора Фрэнка Чёрча, а затем десять лет провел в должности менеджера в сети магазинов Дж. К. Пенни. Как автор научной фантастики больше всего известен двумя сборниками связанных новелл: Code Three («Код три», 1965) и The Thirst Quenchers («Утоляющие жажду», 1965, в США не опубликован). Первый является прекрасным набором историй об американском будущем, где доминируют автомобили и невероятная система шоссе, – только On Wheels («На колесах») Джона Джейкса может конкурировать с Code Three в этой теме. The Thirst Quenchers – одна из немногих в научной фантастике попыток подробно разобраться с проблемами перенаселенности. Рик Рафаэль также опубликовал два триллера: The Defector («Перебежчик», 1980) и The President Must Die («Президент должен умереть», 1981).
«Пастеризованного… полный бак, пожалуйста», перепечатываемый здесь впервые со времени журнальной публикации тридцать лет назад, – еще одна находка Барри Молзберга, спасибо снова, Барри. (М. Г.)
У великого Джона Кэмпбелла-младшего, ныне покойного, было двойственное отношение к науке. Он безмерно ею восхищался, но при этом считал, что ученым свойственно упорно придерживаться существующего образа мысли и сопротивляться изменениям. Он обожал рассказы, в которых ученые сталкиваются с чем-то совершенно безумным и им приходится достичь той же меры безумия, чтобы объяснить происходящее.
Написать такую историю без юмора невозможно. Я-то знаю. В 1956 году я написал для Джона рассказ «Паштет из гусиной печенки» о птице, несущей золотые яйца. А Рик Рафаэль вовлекает Кэмпбелла – и нас вместе с ним – в еще более эксцентричную и комичную ситуацию. (А. А.)
– Кыш! – крикнула Хетти Томпсон, пытаясь пробраться к курятнику, и замахала видавшей виды фетровой шляпой на кудахчущую стаю, кружащую вокруг ног. – Пошли прочь! Ну-ка, Соломон! – обратилась она к подпрыгивающему гребню огромного петуха, гордо вышагивавшего вдоль толпы. – Не стой как довольный ковбой после ночи в Рино[8]. Разгони этих балаболок, а то не пройти!
Она шуганула кур руками, и птицы с протестующими криками бросились врассыпную.
В дверях курятника Хетти задержалась, чтобы после ослепительно сияющего двора ранчо дать глазам привыкнуть к прохладному полумраку. В спину било жаркое солнце раннего невадского утра, и под мужской рубашкой, которая была на ней надета, ощутимо потекли первые струйки пота.
Аккуратно, но быстро двигаясь вдоль гнезд, Хетти уверенно шарила в рассыпанной соломе в поисках яиц, осторожно клала каждую находку в висящую на руке металлическую корзину и беззвучно считала. Обойдя весь курятник, она выпрямилась и вышла с выражением легкого раздражения на лице.
Куры снова закружили у ног в надежде на горсть лущеной кукурузы, которую Хетти обычно им кидала. В дальнем углу по краю двора величественно ступал Соломон, ни единым шагом не заходя на взрыхленную полосу, за которой находился огород.
– Вот там и стой, донжуан негодящий, – проворчала Хетти. – Сегодня утром на пять яиц меньше, а ты как будто профсоюзный босс у этих беженок из кастрюли.
Соломон склонил голову и пристально посмотрел Хетти в глаза. Прежде чем подняться по ступенькам заднего крыльца, она бросила петуху последнее замечание:
– Плохо будешь стараться – сам того и гляди в этой кастрюле очутишься.
Соломон презрительно заклокотал.
– А еще лучше, заведу себе молодого петушка, будет вместо тебя работать.
Соломон громко вскудахтнул и помчался к курятнику, гоня перед собой трех куриц.
С довольной улыбкой победителя Хетти поднялась по ступенькам к двери кухни. Прежде чем войти, она обернулась и оглядела двор с постройками.
– Барни-и-и-и! – завопила она. – Ты никак там все еще коров доишь?
– Уже иду, миз Томпсон, – донеслось из хлева.
Сетчатая дверь за Хетти захлопнулась, она вошла на кухню и поставила на большой хозяйственный стол корзину с яйцами. Потом подняла было руку, чтобы вытереть рукавом рубашки влажный лоб, но тут заметила, что в оцинкованной корзине среди обычных яиц в центре лежит… золотое.
Хетти на несколько секунд застыла с приподнятой рукой, недоуменно таращась на тускло сияющий овал, а затем медленно вытащила яйцо наружу. Оно было чуть тяжелее обычного и, если бы не желтовато-бронзовый цвет скорлупы, не отличалось бы от остальных двадцати с лишним яиц в корзине. Хозяйка так и стояла с яйцом в руке, когда дверь снова хлопнула и, прихрамывая, вошел батрак. Он пересек кухню с двумя ведрами молока и поставил их у раковины.
– На чегой-то вы такое глядите, миз Томпсон? – спросил Барни Хэтфилд.
Хетти ничего не ответила, не переставая хмуро пялиться на яйцо у себя в руке. Барни обогнул стол и подковылял поближе, приглядываясь. Льющийся сквозь окна кухни свет блестел на странной скорлупе. У Барни округлились глаза.
– Вот это штука… – с восхищением прошептал он.
Хетти вздрогнула, словно перед ее носом кто-то щелкнул пальцами. Ее лицо вернуло себе привычное выражение деловитого скептицизма.
– Да уж, – фыркнула она. – Сама чуть не попалась. Не такое какое-то яичко, но уж не золотое же. Видать, глупая курица наклевалась в сарае удобрений, перебрала минералов, что ли, каких-нибудь… На что ты пялишься, дурак ты старый! – Она сердито глянула на Барни. – Это тебе не золото.
Хетти положила яйцо на стол и подошла к раковине, поставила в нее чистый двухгаллоновый бидон из сушилки, готовая перелить в него жирное пенное молоко из ведер, принесенных Барни.