– Миз Томпсон, Салли сегодня отелилась. Разродилась славным бычком.
Хетти посмотрела на два ведра молока.
– Ну а где тогда остальное?
– Это от Квини. То, что от Салли, осталось на крыльце.
– Так тащи его внутрь, пока на солнце не скисло!
– Не могу, – ответил Барни.
Хетти резко развернулась и сердито уставилась на него.
– Что значит – не можешь?! Ящур подцепил?
– Не, мэм, просто нехорошее оно, от Салли которое. Давайте теленку дадим молоко Квини?
Хетти подняла одно из ведер и принялась наполнять бидон. По ее лицу распространилась хмурая гримаса.
– Барни, а что там такое? Думаешь, Салли заболела или что? – спросила она.
Барни почесал в затылке.
– Даже не знаю, миз Томпсон. С виду-то и не скажешь, нормальное после отёла, ну почти. Жирности маловато и пенки нет, как привычно. Но одно точно скажу: пахнет оно как-то не так и на вкус тоже че-то не так, дьявол его. Мне когда оно странным на вид-то показалось, я палец в него сунул да попробовал. Ну точно говорю: дрянной вкус. Фу-у. – Вспомнив вкус молока, он скривился.
– Да ты небось лошадь свою старую чистил, а потом доить пошел, – Хетти фыркнула, – вот у тебя вкус ее траченой старой шкуры на пальцах и остался. Я тебе сколько раз говорила руки мыть, прежде чем лезть доить коров. Я тыщу восемьсот долларов за племенную гернзейскую корову выложила не для того, чтоб у нее от твоих грязных рук вымя воспалилось.
– Да не так все было, миз Томпсон! – с негодованием воскликнул Барни. – Помыл я руки! Хорошо помыл. А к лошади утром вообще не подходил. Это просто молоко такое дрянное.
Хетти наполнила бидон, поставила в холодильник, вытерла руки о джинсы и вышла на крыльцо. Барни плелся следом. Она наклонилась к оставленным у дверей ведрам и принюхалась.
– Тьфу! – поморщилась она. – И впрямь запах странный. Барни, подай мне вон тот ковшик.
Барни снял висевший на гвозде рядом с дверью ковшик и протянул ей. Хетти зачерпнула молока, пригубила, резко выпрямилась и выплюнула молоко на двор.
– Гадость какая, – скривилась она, – на вкус хуже солярки. – Поморщившись, она помешала мутную жидкость в ведрах и пошла обратно на кухню, восклицая: – Ничего подобного еще не видывала. Куры снесли какое-то негодящее яйцо, а теперь, вот тем же утром, отелившаяся племенная гернзейка за тыщу восемьсот долларов выдает помои вместо молока. – Она задумчиво посмотрела вдаль над двором, на далекие горы, словно колышущиеся от горячего полуденного солнца. – Пожалуй, Барни, мы это молоко свиньям нальем, чтоб не выбрасывать. Я еще не видела, чтобы дюроки от чего-нибудь отказывались. Будешь им еду разогревать, залей туда это молоко.
Хетти вернулась на кухню, а Барни заковылял по двору к тракторному сараю. Он надвинул на глаза поля пропитанного потом стетсона и, прищурившись, поглядел на юг, поверх дрожащих в горячем воздухе зарослей полыни и чахлых лугов ранчо «Сёркл-Т». Пыльные вихри кружили в далекой дымке у подножия гор, как будто образовывая коридор, ведущий к ранчо. Со двора шла грунтовая дорога, и примерно в пяти милях к югу она пересекалась с гудронным окружным шоссе, которое было сейчас единственным связующим звеном между «Сёркл-Т» и Карсон-Сити. Грунтовка-то и дальше шла на юг, в сторону города, прямая, как стрела, однако через пятнадцать миль ее перерезал новый забор с колючей проволокой в шесть рядов. Белая металлическая табличка с рельефными буквами заявляла: «Дорога закрыта. Военная база правительства США. Запретная зона. Опасность – Peligre[9]. Проезд воспрещен».
Туго натянутые ряды раскаленной на солнце проволоки тянулись к востоку и к западу от дороги по двадцать миль в каждом направлении, и через каждые пятьсот ярдов на заборе висели дубликаты той металлической таблички. Затем проволочная преграда поворачивала и шла на юг почти сто миль, очерчивая колючими металлическими жилами границы Невадского ядерного полигона во впадине Френчмен-Флэт.
Когда только вырос этот забор, Хетти и ее соседи-ранчеро взывали и к высшим силам, и к высшим чиновникам, жалуясь, что лишились дороги и пастбища. Забор выстоял. Сейчас все уже свыклись с мыслью о его существовании и даже равнодушно воспринимали частые ядерные взрывы, которые сотрясали пустыню на шестьдесят миль во все стороны от эпицентра.
Барни развел огонь под большим почерневшим от копоти котлом, в котором Хетти готовила баланду для свиней. Дейл Хэмилтон, окружной сельхозагент, провел с Хетти долгую беседу об опасностях кормления свиней сырыми, необработанными и, возможно, зараженными отходами. Когда Хэмилтон живописал, что случается с людьми, которые ели свинину, полученную от таких животных, Хетти чуть поменялась в лице и приказала Барни обзавестись варочным котлом.
Слив в котел все помои, Барни отправился обратно к крыльцу за негодным молоком.
Хетти сидела за кухонным столом и складывала яйца в пластиковую подставку из холодильника, когда корм для свиней с ревом взорвался, а спустя долю секунды последовал еще более оглушительный взрыв, сотрясший строения ранчо. Яйца раскидало по всей кухне, а в окно, окруженная метелью осколков, со свистом влетела крышка котла, закончившая свой путь над печкой, где ребром воткнулась в стену. Хетти отбросило назад, голова оказалась прямо в кучке разбитых яиц. На застывшую фигуру пролился дождь из отбитой штукатурки и глиняных черепков. Расширенными глазами Хетти смотрела, как на дворе поднимается столб красновато-пурпурного пламени. Женщина, которую двадцать три раза сбрасывали необъезженные лошади и пять раз ей при этом прилетало копытом, надолго в остолбенении не застынет. Смахнув с лица штукатурку и ошметки яиц, Хетти Томпсон с усилием поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к двери кухни.
– Барни-и-и! – заорала она. – Ты там как?
Столб странно окрашенного пламени быстро сошел на нет, лишь несколько мерцающих щепок из-под котла горели по двору тут и там. Самого котла видно не было.
– Барни! – уже тревожно крикнула Хетти. – Ты где?
– Тут я, миз Томпсон. – Перепачканное сажей лицо Барни выглянуло из-за угла тракторного сарая. – Вы-то как, миз Томпсон?
– Что это тут за светопреставление? – поинтересовалась вместо ответа Хетти. – Ты что, огонь динамитом разводил?
Потрясенный, но в остальном невредимый Барни, мучительно хромая, добрался до крыльца дома.
– Не спрашивайте меня, что случилось, мэм. Я только то молоко в котел с помоями вылил, крышкой опять закрыл и ушел. Потом слышу – вжух, а как обернулся, вижу, крышка слетает, котел начинает над огнем крениться… А потом оно как даст… Меня прямиком за сарай с тракторами занесло.
Он порылся в кармане, достал сигарету и трясущимися руками прикурил.
Хетти внимательно оглядела двор, а подняв глаза, ахнула. Словно щеголеватая шляпа-котелок, на одну из лопастей ветряного насоса наделся котел из-под помоев.
– Да чтоб меня… – сказала Хетти Томпсон. – Барни Хэтфилд. Ты точно не налил бензину в огонь, чтобы разгорелось быстрее? – рявкнула она на батрака.
– Да как можно! – громко запротестовал Барни. – Там рядом-то и бензина не было, с огнем этим. Если чего и лил, так только то негодное молоко. – Он помолчал и почесал в голове. – Не иначе, миз Томпсон, это странное молоко такое учудило? Не придумали еще бензина, который бы так странно взорвался и загорелся.
– Да слыханное ли дело, чтобы молоко взрывалось, идиот старый? – Хетти фыркнула. Но на лице ее уже появилось сомнение. – Ты все молоко туда вылил?
– Нет, мэм, только одно ведро. – Барни указал на второе около двери кухни, сейчас заполненное только наполовину и стоявшее в луже жидкости, выплеснувшейся от ударной волны.
Хетти с минуту изучала ведро, потом решительно подняла его и пошла на двор.
– Есть только один способ узнать. Барни, принеси мне пустую консервную банку.
Она налила на дно банки пару столовых ложек молока, а Барни тем временем собрал кучу щепок на растопку. Отставив ведро с молоком на безопасное расстояние, Хетти разожгла костер, поставила на огонь консервную банку и отбежала на несколько ярдов к Барни, который наблюдал за происходящим, стоя поодаль. Не прошло и минуты, как из консервной банки со свистящим грохотом поднялся миниатюрный столб пурпурного, словно газового, пламени.
– Ну ты гляди на него! – изумленно воскликнула Хетти.
Жестянка отлетела на несколько футов, но не взорвалась. Хетти вернулась к ведру и, зачерпнув ковшиком меньше чайной ложки молока, подошла к костру. Встав как можно дальше, чтобы только дотянуться до пламени, она осторожно капнула жидкостью прямо в огонь и отскочила назад. Едва она успела начать движение, как из огня вырвались шарики пурпурного пламени. Во все стороны полетели пылающие щепки, одна угодила Барни по макушке и осыпала ему спину дождем искр.
Батрак завыл от боли и прыжками бросился к поилке у загона, оставляя за собой дымный след. Хетти задумчиво изучала поле своего эксперимента, подняв брови. Затем удовлетворенно хмыкнула, забрала ведро с остатками «молока» и вернулась в дом. Барни, обтекая, вылезал из лошадиной поилки.
На кухне царил хаос. Все было заляпано разбитыми яйцами, пол, стол и все поверхности усыпаны битым стеклом, черепками и штукатуркой. Неразбитым осталось лишь одно яйцо. Золотое. Хетти взяла его в руку и потрясла. Возникло едва заметное ощущение, будто внутри крепкой, словно металлической скорлупы что-то бултыхается. В принципе, чувство почти то же, как если встряхнуть обычное яйцо, но не совсем. Хетти водрузила странный предмет на полку и принялась наводить порядок.
Джонни Калпеппер, еще один постоянный работник, который помимо этого выполнял роль помощника управляющего ранчо, перед самым полуднем въехал на пикапе во двор. Джонни припарковался в тени огромного канадского тополя, росшего около дома, и соскочил с машины с грудой писем и газет. За дверью кухни он сгрузил почту на буфет и уже собрался закинуть шляпу на крючок, когда заметил, в каком состоянии находится помещение. Хетти в это время разливала подогретое ароматное рагу по трем стоявшим на столе тарелкам. Основной беспорядок она уже ликвидировала и переоделась в чистые рубашку и джинсы. Седые волосы были стянуты на затылке в пучок, еще не просохший после того, как она торопливо вычищала из волос липкую смесь яиц и штукатурки.