Когда жандармы ушли, один солдат шепнул ей:
– Где это ты стрелять выучилась?
– Невелика наука, – ответила она.
– Училась, да недоучилась, – сказал другой солдат. – Плохо попала-то!
– Не скажи, – возразил первый, – слыхать, хорошо попала, будет ли еще жив.
Трепов, раненный в живот, выжил. Москвичи его не любили: он позволял себе самоуправство в делах города и был нечист на руку.
Суд присяжных оправдал Веру Засулич. Спасаясь от нового ареста, выехала за границу. Вернулась она в 1879 году убежденной противницей индивидуального террора, примкнула к организации «Черный передел», а позже – к плехановской марксистской группе «Освобождение труда». В Петербурге в феврале 1900 года она познакомилась с Лениным (он характеризовал ее в беседе с Крупской как «кристально-чистого человека»).
После II съезда РСДРП она оказалась вместе с Плехановым в лагере меньшевиков. Во время Первой мировой войны оба они занимали оборонческую позицию, за что подверглись ленинской критике. Октябрьскую революцию Засулич считала преждевременной.
Вообще большой роли в партийной жизни после 1903 г. В. И. Засулич не играла, в печати с новыми статьями выступала редко; после 1917 года совсем отошла от политической деятельности. На ее смерть «Правда» откликнулась некрологом, который заканчивался следующими словами: «За последние годы В. И. Засулич разошлась с революционным пролетариатом. Но в ее прошлом пролетариат ценит великие заслуги. Имя ее он никогда не забудет».
С. С. Синегуб
Синегуб Сергей Силович (1851–1907) был оригинальной личностью в среде русских революционеров. Впрочем, из них едва ли не большинство следовало бы отнести к личностям незаурядным. Если выше мы упомянули склонных к терроризму, то о нем этого сказать нельзя.
Студент Медико-хирургической академии, он с 1871 года вошел в кружок «чайковцев» (был вместе с Перовской, Кропоткиным) и одним из первых начал пропаганду среди рабочих Петербурга. Его товарищ по кружку Л. Э. Шишко считал С. Синегуба одним «из талантливейших наших пропагандистов, пропагандиста по натуре, пользовавшегося огромным успехом среди фабричных рабочих…»
Он умел заводить знакомства с рабочими, умел говорить с ними увлекательно и задушевно. Он мог живо и с интересом спорить с рабочими по целым часам о самых разнообразных предметах… и располагал их к себе своею прямотою и искренностью. Рабочие любили его и ценили как учителя; вместе с тем он был поэт и написал для них получившие потом большое распространение «Думы ткача».
Пришлось Синегубу выполнить оригинальное партийное поручение: заключить фиктивный брак с Соней Чемодановой, дочерью состоятельного священника. Она желала избавиться от властной опеки родителей, чтобы учиться и работать. Молодые люди не знали друг друга. Пришлось Сергею сыграть роль состоятельного тайного возлюбленного Сони. Она оказалось непростой и отчасти комической. Впервые встретившись, они в присутствии ее родителей обнялись и поцеловались! Ошарашенный священник и его жена едва не лишились чувств.
После непростых испытаний (отец знал, что дочь готова была на фиктивный брак) жениха признали настоящим. Состоялось венчание и свадьба. Молодые три ночи провели в одной комнате: она на двуспальной кровати, он – на сундуке. Сергей увез ее в Петербург, передав в женскую коммуну. Ее стали называть Ларисой. Он испытывал немалые страдания: фиктивная жена пробила брешь в его сердце.
Новое партийное поручение – вести пропаганду в Тверской губернии – они решили выполнять вместе. И хотя жили в одной квартире, обращались к друг другу холодно на «вы»; она звала его – Силыч. А через некоторое время его формальная жена призналась, что полюбила его. «Я чуть с ума не сошел от счастья в тот вечер, – вспоминал он. – Никогда бы у меня не повернулся язык заявить Ларе о том, что я в нее влюблен до безумия: это было бы преступлением, посягательством на ее свободу, так как я был ее законный муж!».
Такие вот бывали странные отношения, мысли, чувства и убеждения у русских революционеров-народников 60-х годов XIX века.
Он посвятил ей большое стихотворение. (При жизни С. Синегуб печатался очень мало. В 1877 году в Женеве был издан сборник стихов русских политзаключенных «Из-за решетки» с 15 его стихотворениями за подписью «Вербовчанин».)
В конце лета 1873 года супруги вернулись в Петербург. Сергей Силыч не остепенился и вновь занялся пропагандой среди рабочих. 12 ноября во время обыска в квартире Синегуба жандармы нашли черновик его стихотворения, начинавшегося словами:
Гей, работники! Несите
Топоры, ножи с собой,
Смело, дружно выходите
Вы на волю в честный бой.
Мы, под звуки вольных
Уничтожим подлецов, —
Палача царя повесим,
С ним дворянство и купцов!..
Он был арестован и около четырех лет содержался в тюрьме в ожидании суда. Его приговорили к 9 годам каторги, которую отбывал на Каре; потом сослали на поселение в Читу. Последние годы жизни он провел в Благовещенске и Томске. Его жена добровольно последовала за мужем на каторгу.
Надо заметить, что в середине XIX века ситуация в России была вовсе не такой «предреволюционной», как предполагал, скажем, А. И. Герцен. Его призывы поднять народ на борьбу с самодержавием были услышаны сравнительно немногими интеллигентными молодыми людьми, тогда как крестьяне были готовы не более чем на отдельные бунты против конкретных злоупотреблений господ. Пропагандисты-революционеры выглядели в глазах большинства крестьян смутьянами и сумасбродами, о которых следует донести властям.
С. Л. Перовская
Перовская Софья Львовна (1853–1881) – одна из наиболее знаменитых и убежденных революционерок террористических убеждений принадлежала к аристократическому дворянскому роду. Отец ее, Лев Николаевич, внук графа А. К. Разумовского, был с 1861 года петербургским вице-губернатором, а в 1865–1866 годах губернатором, членом Совета министров внутренних дел. Ей суждено было стать первой женщиной в России, казненной как политическая преступница.
Софья получила хорошее домашнее образование, много читала. Большое впечатление произвели на нее сочинения Дмитрия Писарева. Научная и философская литература способствовали формированию у нее атеистического мировоззрения. Иисуса Христа она чтила не как Бога, а как мученика за идею любви к человечеству. По свидетельству хорошо знавшей ее А. И. Корниловой, из Евангелия руководящими для Софьи Перовской заповедями стали: «вера без дела мертва», «любовь есть жертва», «люби ближнего твоего, как самого себя».
Желая продолжить образование, она в поступила в 1869 году на Аларчинские женские курсы в Петербурге. Вместе с тремя сестрами Корниловыми, дочерьми богатого фабриканта, они составили кружок саморазвития. В частности, изучали политическую экономию по книге Джона Стюарта Милля с примечаниями Н. Г. Чернышевского.
Отцу не понравились ее свободомыслие и новые подруги; он запретил ей встречаться с ними. Она ушла из дома и скрывалась у друзей до тех пор, пока через два месяца отец не согласился выдать ей документы, необходимые для отдельного проживания в Петербурге.
Кружок Перовской вошел в августе 1871 года в общество «чайковцев» или, как его еще называли, «большое общество пропаганды» (поначалу оно было численно небольшим). С весны 1872 года она под видом фельдшерицы некоторое время жила среди крестьян Ставропольского уезда. В частном письме сетовала: «Пахнет отовсюду мертвым, глубоким сном».
Вернувшись весной 1873 года в Петербург, Софья Перовская посвятила себя революционной пропаганде среди рабочих. В своем дневнике записала требования, которым должен удовлетворять достойный уважения человек: «а) закваска самостоятельности, б) известная степень способности развиваться, в) способность вдумываться как в себя, так и в окружающих… г) известного рода честность или искренность, д) преданность известной идее». По ее словам: «Наибольшее счастье человечество может достичь тогда, когда индивидуальность каждого человека будет уважаться, и каждый человек будет сознавать, что его счастье неразрывно связано с счастьем всего общества. Высшее же счастье человека заключается в свободной умственной и нравственной деятельности».
Арестовали Перовскую 5 января 1874 года. Полгода провела она в тюрьме и была взята на поруки отцом. Софья уехала в крымское имение своей семьи. Поправив здоровье, отправилась в Тверскую губернию работать в больнице. Чтобы не подвести отца, оставила на время революционную деятельность.
Вернувшись в Крым, она закончила Симферопольские женские курсы и собиралась работать в Красном Кресте (тогда шла война с Турцией), ухаживая за больными и ранеными. Ее вызвали на политический «процесс 193-х» в качестве обвиняемой и оправдали, но в административном порядке выслали в город Повенец Олонецкой губернии. По дороге она сбежала и с этого времени перешла на нелегальное положение.
На окраине столицы она сняла домик, имея паспорт жены мастерового. Здесь часто собирался их кружок. Посещавший эти сходки Петр Кропоткин вспоминал: «Со всеми женщинами в кружке у нас были прекрасные товарищеские отношения. Но Соню Перовскую мы все любили. С Кувшинской и с женой Синегуба, и с другими все здоровались по-товарищески, но при виде Перовской у каждого из нас лицо расцветало в широкую улыбку, хотя сама Перовская мало обращала внимания и только буркнет: „А вы ноги вытрите, не натаскивайте грязи”…
Теперь в повязанной платком мещанке, в ситцевом платье, в мужских сапогах таскавшей воду из Невы, никто бы не узнал барышни, которая недавно блистала в аристократических петербургских салонах… Когда она была недовольна кем-нибудь, то бросала на него строгий взгляд исподлобья, но в нем виделась открытая, великодушная натура, которой все человеческое не было чуждо. Только по одному пункту она была непреклонна. „Бабник”, – выпалила она однажды, говоря о ком-то, и выражение, с которым она произнесл