Этот проект был принят с энтузиазмом советом Кротона и через несколько лет в окрестностях города возникло здание, окруженное обширными портиками и прекрасными садами. Кротонцы дали ему название храма Муз; и действительно, в самом центре поселения, рядом с скромным жилищем Учителя, возвышался храм, посвященный этим богиням.
Так возник институт пифагорейцев, который сделался одновременно и коллегией этического воспитания, и академий наук, и образцовой общиной, под руководством великого Посвященного. Путем теории и практики, соединением наук и искусств подходили ученики Пифагора к этой науке всех наук, к этой гармонии души и интеллекта с вселенной, которую пифагорейцы считали за скрытую основу и философии, и религии. Школа пифагорейцев представляет для нас высочайший интерес как наиболее замечательная попытка посвящения мирян.
Предвосхитив синтез эллинизма и христианства, она имела целью привить науку к "древу жизни"; она владела внутренним осуществлением истины в душе человеческой, которое одно способно создать глубокую веру. Осуществлена чрезвычайной важности, так как оно создавало живой пример.
Чтобы составить себе понятие, каким образом достигалась эта цель, проникнем вместе с дельфийским учеником в пифагорейскую школу и проследим шаг за шагом его посвящение.
ИСПЫТАНИE
Белое жилище посвященных возвышалось на холме среди кипарисов и олив.
Снизу, идя по берегу моря, можно было видеть его портики, его сады, его гимназиум. Храм Муз возвышался своими полукруглыми колоннами, воздушными и изящными, над обоими крыльями главного здания. С террасы наружных садов открывался вид на город, на его гавань и на место общественных собрании. Вдали расстилался залив среди острых прибрежных скал, словно в чаше из агата, а на горизонте сверкало ионическое море, замыкая его своей лазурной линией. От времени до времени из левого крыла здания выходили женщины в разноцветных одеждах и, следуя одна за другой по кипарисовой аллее, спускались к морю. Они направлялись к храму Цереры. Из правого крыла выходили мужчины в белых одеждах, направляясь вверх к храму Аполлона. И в этом крылось большое очарование для молодого воображения искателей истины, что школа посвященных находилась под покровительством двух божеств, из которых одна, великая Богиня, обладала глубокими тайнами Женщины и Земли, а другой, солнечный Бог, раскрывал тайны Мужественности и Неба.
Эта маленькая община избранных как бы освещала собой раскинувшийся внизу многолюдный город. Её светлая ясность привлекала благородные инстинкты юности, но не легко было проникнуть в её внутреннюю жизнь, и все знали, как труден доступ в среду немногочисленных избранных. Простая живая изгородь служила защитой для садов, прилегавших к пифагорейским зданиям, и входная дверь оставалась весь день открытой. Но у двери возвышалась статуя Гермеса, и на цоколе её виднелась надпись: Eskato Bйbйloп, прочь непосвященные! Все подчинялись этому приказанию.
Пифагор с большим трудом допускал новичков, говоря "что не из каждого дерева можно вырезать Меркурия". Молодые люди, желавшие вступить в общину, должны были пройти через период испытания. Рекомендованные или родителями, или одним из учителей, они получали вначале доступ лишь в пифагорейский гимнастический зал, где новички упражнялись в различных играх.
С первого же взгляда молодой человек замечал, что этот зал совсем не походил на такое же гимнастическое учреждение в городе: ни громких криков, ни буйных проявлений, никакого признака бахвальства или тщеславного выставления своей силы, своих мускулов атлета; здесь царствовали вежливость, изящные манеры и взаимное доброжелательство среди молодых людей, которые или прогуливались парами под сенью портиков, или предавались играм на арене. С ласковой простотой приглашали они новичка принять участие в их беседах, никогда не позволяя себе любопытных взглядов или насмешливой улыбки.
На арене упражнялись в бегах и в метании дротиков. Там же происходили воинственные упражнения в виде дорических танцев, но Пифагор строго запрещал в своей школе единоборство, говоря, что рядом с развитием ловкости это вводит в гимнастические упражнения элемент гордости и озлобления; что люди, стремящиеся к осуществлению истинной дружбы, не должны позволять себе сваливать друг друга с ног и кататься по песку подобно диким зверям; что истинный герой должен биться с мужеством, но без ярости, и что озлобленный человек предоставляет все преимущества над собой своему противнику.
Новичок узнавал эти правила из уст юношей пифагорейцев, которые спешили сообщить ему эти крупицы усвоенной мудрости. Одновременно с этим, они приглашали его свободно высказаться и не стесняясь оспаривать их мнения. Поощренный их предупредительностью, новичок не замедливал раскрыть свою истинную природу. В восторге, что его так любезно слушают, он начинал разглагольствовать.
В это время начальники зорко наблюдали за ним, не останавливая его никаким замечанием. Неожиданно появлялся и сам Пифагор, чтобы незаметным образом следить за его жестами и словами. Он придавал особенное значение смеху и походке молодых людей. Смех, говорил он, самое несомненное указание на характер человека и никакое притворство не может украсить смех злого. Он был такой глубокий знаток человеческой наружности, что умел читать по ней до глубины души.[104]
Благодаря подобным наблюдениям, учитель составлял точное представление о своих будущих учениках. Через несколько месяцев приходила очередь решающим испытаниям. Испытания эти были взяты из египетского посвящения, но смягчены и применены к натуре Греков, впечатлительность которых не вынесла бы смертельных ужасов Мемфисских и Фивийских склепов.
Стремящегося к посвящению заставляли провести ночь в пещере, находившейся в окрестностях города, в которой — по слухам — появлялись чудовища и привидения. Не имевших силы выдержать зловещие впечатления одиночества и ночного мрака, отказывавшихся войти или обращавшихся в бегство, признавали слишком слабыми для посвящения и их отправляли назад.
Нравственное испытание носило более серьезный характер. Внезапно, без всяких предупреждений, ученика заключали в келью, печальную и обнаженную. Ему давали доску и короткий приказ: найти внутренний смысл одного из пифагорейских символов, например: "что означает треугольник, вписанный в круг"? или: "почему додекаэдр, заключенный в сферу, является основной цифрой вселенной?"
Он проводил 12 часов в пустой келье наедине с своей задачей, имея лишь кружку воды и кусок хлеба вместо обычной пищи. Затем его вводили в залу собраний, где все ученики были в сборе. Они должны были беспощадно поднимать на смех испытуемого, который, голодный и в дурном настроении, появлялся перед ними подобно осужденному.
"Вот", кричали они, "явился новый философ! Какой у него вдохновенный вид! Он сейчас поведает нам о своих открытиях! Не скрывай же от нас свои мысли! Еще немного — и ты станешь великим мудрецом!" В это время учитель наблюдал за всеми проявлениями молодого человека с глубоким вниманием. Удрученный постом и одиночеством, раздраженный сарказмами, униженный своим бессилием разгадать непонятную задачу, он должен был сделать огромное усилие, чтобы овладеть собою. Некоторые плакали слезами ярости; другие отвечали грубыми словами, третьи бросали доску вне себя от гнева, осыпая бранью и школу, и учителя, и его учеников.
После этого появлялся Пифагор и спокойно заявлял, что юноша, выдержавший так плохо испытание в самообладании, не мог оставаться в школе, о которой он такого нелестного мнения. Изгнанный уходил пристыженный и иногда делался опасным врагом для ордена, как тот знаменитый Килон, который позднее вызвал мятеж против Пифагорейцев и привел их к роковой катастрофе.
Те же юноши, которые выдерживали нападение с твердостью, которые на дерзкие вызовы отвечали разумно и с присутствием духа, заявляя, что они готовы сто раз подвергнуться испытаниям, если это даст им хотя бы малую частицу мудрости, — такие юноши торжественно объявлялись вступившими в школу и принимали полные энтузиазма поздравления от остальным сотоварищей.
Жизнь пифагорейского послушника
Только с этого момента начиналось послушничество, называемое подготовлением (paraskйiй), которое длилось не менее двух лет и могло продлиться до пяти лет. Послушники или слушающие (akoustikoп) должны были соблюдать во время уроков абсолютное молчание. Они не имели права ни возражать, ни расспрашивать своих учителей. Они должны были принимать их поучения с молчаливым уважением и долго размышлять над ними в одиночеств. Чтобы внедрить это правило в сознание нового слушателя, ему показывали статую женщины, окутанную белым покрывалом, с пальцем, приложенным к губам. Музу молчания.
Пифагор считал молодежь еще не готовой понимать происхождение и конец вещей. Он думал, что упражнять молодых людей в диалектике и в рассуждении прежде, чем они не прочувствуют смысл истины, значило подготовлять софистов, исполненных претензий. Он стремился прежде всего развить в своих учениках высшую способность человека: интуицию.
Но он не брал для этой цели предметом своих толкований чего-либо трудного и таинственного. Он исходил их естественных чувств, из основных обязанностей человека при его вступлении в жизнь, и показывал соотношение последних с мировыми законами. Запечатлевая в сердцах молодых людей прежде всего любовь к родителям, он расширял это чувство отождествлением идеи отца с идеей Бога, великого Творца вселенной.
"Ничего нет почетнее звания отца", говорил он. "Гомер называл Юпитера королем Богов, но желая показать все его величие, он называл его отцом Богов и людей". Пифагор сравнивал мать с природой, великодушной и благодетельной; как небесная Кибела производит светила, как Деметра зарождает плоды и цветы земли, так питает мать своего ребенка всеми радостями, доступными для него. Поэтому сын должен почитать в своем отце и в своей матери земных представителей этих великих божеств.