ал копию этой книги, что было для меня правилом, и если бы корабль утонул, я потерял бы труд многих лет. Книга в итоге была не на «Титанике», и я вскоре получил известие, что она благополучно доставлена в Америку. Если вы тщательно изучите случаи телепатии, то обнаружите, что за ними стоит некое беспокойство. Как и любые другие неправдоподобные теории, телепатия создает великолепное алиби для людей, не желающих контролировать свои поступки»[54].
Первым медицинским случаем, который Адлер рассматривал как начало своей психиатрической практики, стал прием одной из кузин, жаловавшейся на сильную и постоянную головную боль. «Но никто так, как вы, не страдает из-за одной головной боли, — отметил психолог. — Вы уверены, что всё в порядке с вашей семейной жизнью?» Женщина была крайне рассержена подобным вопросом и покинула Адлера в негодовании. Правда, через месяц она развелась со своим мужем.
После разрыва с Фрейдом вокруг Адлера начала складываться самостоятельная психологическая школа. Заседания единомышленников проходили в венских кафе, которые стали для Адлера не просто частью повседневной жизни европейца, но его аудиториями — местами дискуссий и лекций. Подобная традиция многим казалась несерьезной, но тем не менее адлерианцы хранили ее многие годы. Уже став знаменитым, Адлер, возвращаясь из очередного лекционного турне, приходил в венское кафе, где его ждала толпа поклонников, желавших послушать мэтра. Как отмечает одна из исследовательниц его биографии, Филис Ботом, «ум Адлера полностью подходил для атмосферы кафе. Он ненавидел любые ограничения или социальные рамки, и здесь он мог наслаждаться полной свободой слова и действия»[55].
Подобное отношение Адлера к заседаниям в кафе, конечно же, объяснялось тем, что он любил компании, душой которых был всегда. Юмор же был непременным спутником не только всех мероприятий, в которых он участвовал, но и адлерианской терапии. Один из его знакомых, завсегдатай подобных посиделок в кафе, как-то сказал: «Я мало что знаю о психологической концепции Адлера, но я точно не знаю никого, кто лучше шутит»[56].
Развивая свои взгляды, Адлер опубликовал серию книг и статей, среди которых выделялась работа под названием «О нервном характере» (1912). В этом исследовании ученый раскрывает взаимосвязь между неврозом и неумением человека нормально жить в обществе. Ощущение беспомощности, неполноценности, возникшее зачастую на основе органических проблем, ведет к тому, что ребенок ищет безопасности и различными способами уклоняется от окружающего его социального мира в мышлении, желаниях, действиях. Но, с другой стороны, Адлер добавляет, что чувство неполноценности может появиться у ребенка в силу социальных факторов. Невротическое детство — это детство, где нет уверенности ребенка в собственных силах. Чтобы преодолеть неуверенность в себе, ребенок начинает проявлять агрессию в отношении окружающего его мира.
«Ясно, что такого рода психика, находящаяся в особом напряжении в целях возвышения личности (не говоря уже об однозначных невротических симптомах), обнаруживается благодаря некоему очевидному затруднению при включении в общество, в профессию и в любовь. Ощущение этой слабой точки настолько овладевает нервозным человеком, что он, напрягая все силы, создает защищающую надстройку, сам не замечая этого. Его чувствительность обостряется, он учится обращать внимание на связи, которые от других людей ускользают, он увеличивает свою осторожность, начинает предчувствовать все возможные последствия в начале какого-то дела или события, он пытается дальше слышать, дальше видеть, становится мелочным, ненасытным, бережливым, старается расширить границы своего влияния и власти всё дальше во времени и пространстве — и теряет при этом объективность и душевный покой, которым человек прежде всего обязан своим психическим здоровьем и способностью к действию. Всё больше поднимается в нем недоверие к себе и другим; его зависть, злобный нрав, агрессивные и жестокие склонности берут верх во всём — они должны создать ему перевес относительно его окружения. Или же он пытается приковать, завоевать других посредством усиленного послушания, подчинения и смирения, которые нередко вырождаются в мазохистские черты, следовательно, и то и другое — и повышенная активность, и преувеличенная пассивность — есть трюки, которые вводятся исходя из фиктивной цели возвышения к власти, «желания высшего бытия», в силу «мужского протеста». Посредством усиленной фиксации на какой-либо жизненной проблеме (независимость, осторожность, чистоплотность и т. д.) он нарушает связь с жизнью и оказывается вне полезной сферы деятельности, где мы и застаем трудновоспитуемых, невротиков, преступников, самоубийц, извращенцев и проституток»[57].
Неуверенность в себе заставляет ребенка, а потом и взрослого человека ориентироваться не на настоящее, а на неизвестное будущее, которое он может представлять неким идеальным образом и которое никогда не воплотится в жизнь. Он по-прежнему будет искать превосходства над другими — в зарплате, в уровне жизни, в качестве и количестве одежды, уровне морали и прочем. Погоня за превосходством над остальными создает для невротика чрезмерную нагрузку, в которой он ощущает себя «героем и мучеником» одновременно. «Эгоизм нервозных людей, их зависть, жадность, часто ими осознаваемая, их тенденция девальвировать людей и обстоятельства проистекают из их чувства неуверенности и предназначены защищать, управлять, стимулировать и позволить себе возгордиться. Поскольку эти люди с головой погружены в фантазии и живут будущим, то неудивительна и их рассеянность.
Перемена настроения зависит от игры их воображения, которое то перебирает мучительные воспоминания, то взвивается до небес в ожидании триумфа, аналогично колебаниям и сомнениям невротика, которые служат лучшим средством уклониться от принятия решения. Выдающуюся роль при этом играют его чувствительность и пессимизм»[58].
В 1914 году Адлер вместе с коллегами начал издавать собственный «Журнал индивидуальной психологии», что фактически знаменовало появление нового направления. Американская исследовательница Ева Дрейкурс-Фергюсон пишет: «Назвав свое учение индивидуальной психологией, он стремился подчеркнуть именно целостность личности, в то время как другие, особенно Фрейд, настаивали на том, что личность состоит из частей, находящихся между собой в состоянии внутренней борьбы. По Адлеру, личность не может состоять из нескольких частей, она как единое целое вступает в отношения с внешним миром»[59].
Однако академическая карьера Адлера не складывалась. Еще в 1912 году он подал заявление с просьбой принять его на должность приват-доцента в Венском университете, представив свою работу «О нервном характере» и еще ряд публикаций на суд академической комиссии профессоров. Ответ был получен спустя три года, и он был отрицательным. Адлера раскритиковали за недостаточную доказательную и экспериментальную базу исследований, охарактеризовав его выводы как «спекулятивные», а сами работы назвав «остроумными» и не более. По всей вероятности, Адлеру досталось от профессоров и за его политические взгляды, которые он не скрывал, и за его психоаналитическое прошлое. В буржуазных академических кругах идеи Маркса и Фрейда считались опаснее чумы, от них нужно было, конечно же, защищать общество.
Для Адлера отказ был серьезным ударом, но трагедией не стал. У него и без того хватало проблем. В Европе уже второй год шла Первая мировая война, которая оказала на Адлера сильное влияние. Один из коллег, общавшийся с ним в это время, отмечал: «Адлер произвел на меня впечатление угрюмого, придирчивого человека, порой сварливого, порой мрачного. Он был полон амбиций, постоянно спорил, доказывая приоритет своих идей. Однако встретив его через много лет, я заметил, что успех сделал его добрее»[60].
Его супруга Раиса, отправившаяся незадолго до войны в Россию вместе с детьми в гости к родственникам, с началом боевых действий была вынуждена оставаться на родине. А так как Австро-Венгрия и Российская империя оказались в этом конфликте по разные стороны окопов, то воссоединение семьи Адлер оказалось нелегким делом. Раисе с детьми с большим трудом удалось вернуться в Вену через Швецию и Германию.
Самого Альфреда Адлера мобилизовали в 1916 году в армию в качестве военного врача, сначала в госпиталь в Земмеринге, а позднее в гарнизонный госпиталь в Кракове, где он запомнился коллегам своей лекцией о военных неврозах. Последним пунктом его армейской службы стал госпиталь в Швейцарии, куда он сопровождал раненых.
Австро-Венгрия потерпела поражение в той войне и перестала существовать. Вена утратила статус мирового культурного и экономического центра. На смену ему пришли запустение, голод, эпидемии и разруха. В эти годы Адлер вновь обратился к политике, не скрывая своих социалистических взглядов.
Пришедшие к власти социал-демократы начали строить новое общество и новое государство — Австрийскую республику. Зашла речь и о создании новой системы образования, важную роль в которой предполагалось отдать Альфреду Адлеру. В 1920—1930-е годы он инициировал открытие специализированных классов и учебных заведений для детей с признаками невроза или асоциального поведения. Вместе со своими учениками Адлер начал вести курсы для учителей по психологической работе с трудными детьми. Практически сразу ему стала очевидна необходимость консультировать и их родителей. Эти консультации проводились еженедельно и абсолютно бесплатно. Проблемы ребенка обсуждались коллективно — родителями, психологами, учителями. Адлер считал подобную групповую работу чрезвычайно важной, так как ребенок видел, как много людей заботятся о нем и его будущем, и это вселяло в него чувство уверенности в том, что он сможет преодолеть имеющиеся проблемы. Лишь в самых крайних случаях детей направляли в специализированные лечебные учреждения.