Положительный школьный опыт применения индивидуальной терапии привел к ее распространению в венской системе детских садов. При них появились специальные группы, в которых воспитание строилось на принципах индивидуальной психологии. Главной целью воспитания становилось формирование у детей чувства общности, включающего солидарность и взаимопомощь, в позитивную силу которого так верил Альфред Адлер.
Наконец, в Вене была открыта экспериментальная школа, процесс обучения и воспитания в которой полностью был построен на принципах адлерианской психологии. Классы этой школы, состоявшие из тридцати — сорока человек, делились на рабочие группы по пять — семь учеников, в которых обсуждались различные проблемы. Единство учащихся поддерживалось их совместной деятельностью и взаимопомощью (когда дети помогали друг другу в тех предметах, в которых они лучше разбирались). В практику экспериментальной школы вводились специальные «разговорные часы». Одно из посещений подобного мероприятия самим Адлером описала Филис Ботом: «Это было последнее мероприятие в классе четырнадцатилетних мальчиков, которые должны были покинуть школу и выйти во взрослый мир на следующей неделе. Около пятидесяти мальчишек выбрали в качестве темы для обсуждения «Смысл жизни». <…> Адлер тихо сидел в углу большого класса, внимательно слушая дискуссию. Это были мальчики, сформированные его теориями, обучавшиеся храбрости и сотрудничеству, мальчишки, которые учились использовать социальный интерес, а не эгоизм, для достижения жизненных целей. <…> Для Адлера это был совершенно новый и необычный опыт, так как прежде он никогда не видел, чтобы дети были настолько проникнуты его взглядами. Их душевное состояние определялось его духовным началом, их нетерпеливые голоса исходили из его сердца. <…> Здесь сидел создатель, и эта группа счастливых, мужественных мальчиков была его творением». «Он никогда не говорил мне об этом случае впоследствии, — рассказал Р. автору, — я ему тоже. Но у меня было чувство, что это был один из самых счастливых часов в его жизни, и я знаю, что это точно был самый счастливый час для меня»[61].
Послевоенное время, обремененное экономическими проблемами и крахом прежней системы ценностей, не способствовало поддержке новых идей, тем более в такой сфере, как образование, которая даже в лучшие годы империи не считалась приоритетной статьей расходов бюджета. Но любые кризисы проходят только благодаря энтузиастам, продолжающим просто делать свое дело вопреки обстоятельствам. Именно такими были Адлер и его последователи. Несмотря на распространенную повсеместно нищету, появившиеся в 1919 году адлерианские центры по работе с трудными детьми распространились по Вене очень быстро. Это стало возможно благодаря настоящим педагогам-подвижникам. Со временем, когда экономическая ситуация в Австрии стабилизировалась, влияние адлерианской педагогики не только на австрийскую, но и на международную систему образования значительно возросло. Учителя из разных стран стремились в Вену, чтобы познакомиться с методами Адлера.
Его активная педагогическая деятельность, развитие и популяризация идей индивидуальной психологии не оставляли времени на политику. Адлер сильно разочаровался в этой сфере, которая казалась ему производной от образования и науки. Он теперь сторонился какой-либо идеологии или политической принадлежности, стремясь объединять людей и помогать им вне зависимости от их убеждений. В общем, быть настоящим врачом, в полном смысле этого слова. Некоторых его поклонников подобная аполитичная позиция не устраивала, и они объявляли индивидуальную психологию «марксистской дисциплиной», что, конечно же, не имело никакого отношения к действительности. В какой-то мере такие экстравагантные интерпретации концепции Адлера возникали в силу того, что, много путешествуя по миру, занимаясь популяризацией своих идей, он не уделял должного внимания более тщательной подготовке последователей. Это приводило к появлению весьма разных, порой специфических представлений об индивидуальной психологии, ее методах и целях.
Для разъяснения своих идей, которые Адлер не всегда доступно излагал в своих работах, он всё больше времени проводил в просветительских поездках. Чаще всего посещал США. Приехав впервые в Америку, Адлер столкнулся с вполне обычными трудностями, среди которых главной оказался языковой барьер. Он был прекрасным лектором, но здесь был ограничен в общении. Изучение иностранных языков не являлось его сильной стороной. Зато он был настойчив в стремлении реализовать цели, которые перед собой ставил. В итоге Адлер выучил новый язык, хотя и говорил с характерным австрийским акцентом.
Даже в первый приезд Адлера в Америку его встречали ученики, последователи, соратники. Лекции Адлера не рекламировались, но тем не менее были популярны. В дальнейшем США стали для него той страной, в которой он мог свободно развивать свои идеи, в то время когда они подвергались преследованию на родине.
В 1927 году семья Адлер переехала в новый дом в Салманнсдорфе — деревне, располагавшейся на северо-западной окраине Вены. Возможно, это место чем-то напоминало Адлеру детство — дом был окружен садом, а неподалеку были река и лес. Однако психолог постоянно находился в разъездах, поэтому Салманнсдорф так и не стал его настоящим пристанищем. Зато его поклонники и друзья регулярно наведывались в этот дом. Обычно там собирались по выходным 15–20 человек за чайным столом, особенно когда семья Адлер была в полном составе. Случалось, количество гостей достигало пятидесяти человек. Многим хотелось увидеть основоположника индивидуальной психологии и пообщаться с ним. После того как к власти пришли нацисты, дом в Салманнсдорфе был оставлен, а позднее продан. Сам Адлер так больше никогда и не обрел дома, о котором он так мечтал.
Даже в пору своей славы Адлер вел образ жизни среднестатистического буржуа, ничем не выделяясь среди окружающих. Один из его бывших соседей вспоминал: «В нем не было ничего заметного. Адлер был скромным человеком и не производил особого впечатления. Его можно было принять за портного. Хотя у него был загородный дом, он не был похож на обладателя большого состояния. Его жена была нормальной, приличной хозяйкой. В доме была только одна служанка. Хотя он много путешествовал и принимал многих посетителей, я не представлял себе, что это такой известный человек, пока в его честь как-то не была организована грандиозная церемония». Доктор Юджин Минковский, посетивший Адлера в Вене, нашел его простым и обаятельным человеком, который «совсем не изображал из себя великого учителя»[62].
В 1927 году вышла, пожалуй, одна из главных работ психолога — «Понять природу человека». В этой книге он не только подробно, но и очень логично, в сравнении со своими предыдущими трудами, изложил формировавшуюся в течение нескольких лет концепцию личности. В отличие от Адлера-лектора Адлер-писатель был не столь успешен. Он предпочитал выступления перед аудиторией написанию книг, а практическую деятельность теоретическим размышлениям. Стремясь к тому, чтобы его концепция была понятна как можно более широкому кругу людей, психиатр нередко излагал мысли на бумаге настолько упрощенно, что они казались поверхностными и местами даже банальными. Однако в работе «Понимание природы человека» Адлеру удалось преодолеть литературные недостатки.
Адлер пишет, что каждый человек имеет в жизни определенную цель. Эта цель начинает формироваться в первые месяцы жизни ребенка под влиянием среды, в которой он растет. Она становится тем фундаментом, который формирует в дальнейшем отношение ребенка к окружающему миру, к удачам и неудачам, которые будут с ним случаться. Впоследствии цель может представляться человеку чем-то постоянным либо, наоборот, подверженным изменению, но именно она определяет всю его жизнь, те способы самовыражения, которые он применяет для ее достижения.
Большинство людей не осознают, в чем же состоит цель, которую они для себя сформулировали. Психолог, с точки зрения Адлера, должен помочь человеку понять ее, проанализировав те значимые действия, которые тот совершал в жизни, выстроив между ними некоторую логическую взаимосвязь. В качестве примера подобного определения цели жизни Адлер приводил историю одного из своих пациентов: «Тридцатилетний мужчина чрезвычайно агрессивного характера, сумевший добиться успеха и признания, несмотря на трудное детство, пришел к терапевту в состоянии глубокой депрессии с жалобами, что у него пропало желание работать и даже жить. Как он объяснил, вскоре он должен обручиться, но смотрит на будущее с крайним беспокойством. Его мучает ревность, и он готов уже расторгнуть помолвку. Факты, приводимые им в объяснение своей ревности, не очень убедительны, и поскольку молодая особа, о которой идет речь, ни в чем не виновата, необходимо выяснить причину его очевидного к ней недоверия. Он принадлежит к тем индивидуумам, которые сближаются с другим человеком, чувствуют к нему влечение, но сразу же начинают относиться агрессивно, чем разрушают тот самый контакт, который им хотелось установить.
Теперь построим график стиля жизни описанного выше человека, взяв одно событие его жизни и пытаясь связать его с его нынешними установками. В соответствии с нашей обычной практикой мы просим его рассказать о первом воспоминании детства, хотя нам известно, что проверить достоверность этого воспоминания с объективной точки зрения не всегда возможно. Он вспоминает, что был на рынке с матерью и младшим братом. Рынок был забит толпой, и мать взяла его на руки, но потом решила, что ей следует нести на руках того ребенка, который поменьше, поставила его на землю и взяла младшего брата, а нашего пациента толкали в толпе, и он чувствовал себя совершенно растерянным. Тогда ему было четыре года от роду. В этом воспоминании можно заметить нечто уже услышанное нами в описании его нынешнего душевного расстройства: он не уверен, что ему оказывают предпочтение, и не в силах вынести мысли, что кто-то другой может занять его место. Стоило нам указать нашему пациенту на эту аналогию, как он, изумившись, тут же увидел ее и сам»