личного выступления и в прочих подобных ситуациях.
В непосредственной связи со страхом разоблачения у невротика находится и страх унижения и осмеяния: «Если мы посмотрим с более общей точки зрения на то, что происходит с чувством собственного достоинства в процессе развития невроза, то столкнемся с двумя парами колебательных процессов. Если уровень реального чувства собственного достоинства невротика падает, то повышается уровень воображаемого чувства гордости — гордости за то, что он такой хороший, такой агрессивный, такой неповторимый, такой всемогущий или такой всезнающий.
В другом колебательном процессе мы находим действительное «Я» невротика карликовых размеров, уравновешенное раздутым значением других до гигантских размеров. Затемняя значительные области своего «Я» посредством вытеснения и подавления, идеализации и экстернализации, невротик теряет из виду самого себя; он чувствует себя, если не становится таковым в действительности, наподобие тени, не имеющей веса или вещественной субстанции.
Между тем потребность невротика в других и его страх перед ними делают их не только более страшными, но и более необходимыми для него. Поэтому центр тяжести его личности находится ближе к другим, чем к себе, и он уступает им те права, которые на самом деле принадлежат только ему. Цель этого состоит в том, чтобы придать оценкам других, касающихся его «Я», несвойственное им высокое значение, принижая одновременно значения собственной самооценки. А это предоставляет мнению других безграничную власть над поведением невротика. Рассмотренные выше процессы все вместе объясняют чрезвычайную уязвимость невротика перед пренебрежением, унижением и насмешкой»[181].
Хорни подчеркивала, что страх перед унижением заставляет невротиков отдаляться от людей, устанавливать с ними враждебные отношения, но самое главное, он отнимает у них надежду на изменение к лучшему, в том числе и потому, что им, как они ошибочно полагают, в этом процессе некому помочь.
Наконец, не менее парализующим невротика страхом является боязнь перед любыми изменениями себя самого. Он боится потери собственного идеального «Я», которое сам же и выдумал, боится потери тех способов удовлетворения потребностей, которые выстраивал долгие годы, боится, в конце концов, неизвестности, которая неизбежно наступает после того, как он оставляет невротические опоры.
Однако не только страхи являются следствием неразрешенных внутренних конфликтов невротической личности. Такая личность растрачивает энергию, которая могла бы идти на самореализацию и полноценное проживание жизни, впустую — на попытки избавиться от своих конфликтов. «Пустая трата энергии или ее неверное направление могут происходить из-за трех главных расстройств, характерных для неразрешенных конфликтов. Первое из них — это общая нерешительность. Она может распространяться на всё — от мелочей до вопросов, имеющих величайшее личное значение. Она может выражаться в непрерывном колебании, есть ли с этой тарелки или с той, покупать ли этот чемодан или тот, идти ли в кино или слушать радио. Она может проявиться в неспособности решиться на занятие какой-либо должности или на какой-либо решительный шаг в своей карьере; сделать выбор между двумя женщинами; решиться на развод; принять решение — умереть или продолжать жизнь. Решение, которое должно быть принято и которое являлось бы твердым, представляет для невротика тяжкое испытание и может довести его до состояния паники и изнурения. <…>
Другим типичным проявлением распыления усилий невротика является общая неэффективность его действий. <…> Неэффективность в рассматриваемом контексте является следствием неспособности невротика использовать свою основную энергию из-за внутренней амбивалентности своих мотивов. Это выглядит так, как если бы невротик попытался проехать на автомобиле с нажатой тормозной педалью; автомобиль неминуемо стал бы терять скорость. Иногда это сравнение является буквальным. Всё, чего невротик пытается достигнуть, делается намного медленнее, чем позволяют его способности и трудность самой задачи. Не потому, что он проявляет недостаточное усилие; напротив, он вынужден прилагать неимоверные усилия во всём, чем он занимается. На это у него могут уходить часы — например, чтобы написать простой счет или управлять несложным механическим устройством.
Невротик может бессознательно противиться всему, что он воспринимает как принуждение; он может стремиться к совершенствованию каждой мельчайшей детали; он может быть взбешен на самого себя из-за неспособности справиться со своими обязанностями с первой попытки. Подобная неэффективность проявляется не только в медлительности; она может также проявиться в виде неуклюжести или забывчивости. Горничная или домашняя хозяйка не будет хорошо выполнять свои обязанности, если втайне полагает, что занимает неподобающее себе положение, т. к. при своей одаренности она должна выполнять умственную работу. Их неэффективность не ограничится, как правило, данной конкретной деятельностью, а распространится на все их усилия. С субъективной точки зрения это означает работу в условиях сильного напряжения, с неизбежно быстрым истощением и потребностью в продолжительном сне. Любая работа в таких условиях разрушает человека точно так же, как разрушается автомобиль, если он движется с включенными тормозами.
Внутреннее напряжение — как и неэффективность — проявляется не только в работе, но также в весьма значительной степени в контактах с людьми. Если невротик захочет быть дружелюбным, испытывая одновременно отвращение к этой идее, т. к. воспринимает ее как необходимость добиваться расположения, будет вести себя высокомерно; если он захочет чего-нибудь попросить, зная, что мог бы потребовать это, будет вести себя жестко; если он захочет утвердить себя и одновременно подчиниться, начнет колебаться; если захочет установить контакты с кем-либо, но предчувствует отказ, будет вести себя нерешительно; если он захочет вступить в сексуальную связь, но одновременно желает фрустрировать своего партнера, станет равнодушным и т. д. Чем более распространена амбивалентность мотивов, тем более напряженна жизнь невротика. <…>
Третьим характерным расстройством, имеющим значение для нашего обсуждения, является общая вялость. Страдающие ею пациенты иногда обвиняют себя в том, что они ленивы, но на самом деле они не способны обладать этим качеством и наслаждаться им. Они могут иметь осознанную неприязнь к усилиям любого рода и могут рационализировать ее, утверждая, что вполне достаточно, что они обладают идеями и что реализация «деталей», т. е. выполнение всей работы, является уделом других. Неприязнь к напряжению может также проявиться в виде страха, что оно могло бы их погубить. Этот страх понятен, если учесть, что они знают о своей быстрой утомляемости; и он может быть усилен советами врачей, которые придают нервному истощению весьма поверхностное значение.
Невротическая вялость представляет паралич инициативы и действия. В общем, она является следствием сильного отчуждения от себя и отсутствия целенаправленного управления поведением. Длительное переживание неудовлетворенного напряжения делает невротика полностью равнодушным, хотя иногда наступают периоды лихорадочной деятельности»[182].
По мнению Карен Хорни, ощущение безнадежности — вот еще одна важнейшая характеристика невротической личности, которая запуталась в собственных противоречиях, которая понимает, что сконструированный идеальный образ «Я» и реальное «Я» — несопоставимы и, более того, идеальный образ недостижим в принципе, и которая презирает себя за неспособность измениться и стать идеальной.
Во второй половине 1940-х годов Карен Хорни по-прежнему обучала будущих психоаналитиков, консультировала клиентов, писала книги. Но постепенно в ее жизни становилось всё меньше обязанностей и всё больше удовольствий. Хорни много путешествовала по Европе, любила посещать Мексику, где жила ее дочь Рената. Где бы она ни была, на работе или на отдыхе, ее всегда сопровождал любимый кокер-спаниель Бутчи. Студенты и клиенты, общавшиеся с Хорни в это время, вспоминали, что она приглашала их к себе в офис около шести-семи часов утра и вне зависимости от погоды и времени года встречала их в комнате с распахнутыми настежь окнами, курила одну сигарету за другой, а Бутчи лежал у ее ног.
В свои шестьдесят с лишним Хорни не охладела к романтическим связям. Вот только отношение к ним изменилось. По воспоминаниям ее секретаря, Хорни однажды на полном серьезе решала дилемму — начинать ли новые отношения или купить собаку. В приоритете оказалась собака (тот самый спаниель Бутчи). Правда, позднее Хорни не удержалась и всё же завела новый роман.
По-настоящему близка в эти годы Карен Хорни была лишь с Гертрудой Ледерер-Экардт — свекровью своей дочери Марианны. Подруги вместе проводили время, а позднее даже купили дом и стали жить вместе. Гертруда фактически являлась ее секретарем и решала различные бытовые проблемы. Сама Карен не любила заниматься хозяйством и переложила всякие будничные мелочи на свою подругу. Но нельзя сказать, что Хорни лишь использовала Экардт в своих интересах. Этот союз приносил что-то ценное им обеим. Как вспоминала Ледерер-Экардт: «Мне нравилось быть наседкой, а ей (Хорни. — С. А.) вести себя как испорченный и избалованный ребенок»[183]. Казалось, что Хорни наконец-то обрела покой и стала счастливой: «Я не знала никого, кто бы так искренне наслаждался жизнью. И было всё равно, что доставляло ей удовольствие в тот или иной момент. Это мог быть цветок, или Бутчи, делающий что-то забавное, или кусочек свежеиспеченного хлеба, или победа в игре… У нее всегда была счастливая, как у ребенка, улыбка»[184].
В последней работе «Невроз и рост личности» (1950) Хорни писала о роли в формировании невроза того идеального образа, который складывается у человека в отношении самого себя. С целью компенсации собственной слабости или несоответствия требованиям окружающих человек придумывает свой идеал, наделяя его только лучшими чертами. Он начинает думать о себе как о самом умном, самом красивом, самом талантливом, самом мо