еные старцы толкуют ощущения, заставляют заучивать бессмысленные слоги и совершать магические обряды жертвоприношения, отправляя крыс в вечное странствие по лабиринту и наказывая ударом тока ни в чем не повинных собак. Более-менее полезными навыками, которые я усвоил в стенах этого храма науки, были умение применять придуманные другими техники исследования и знание статистических процедур»[319].
Стоит отметить, что Маслоу имел и еще одно увлечение — философию. Среди философов, с работами которых он познакомился, его главным героем был рационалист Бенедикт Спиноза, стремившийся описать окружающий мир и человека как можно более объективно и отрицавший идею трансцендентного Творца. Маслоу на дух не переносил философию Гегеля, возможно потому, что она была для него слишком сложна, и когда ему задали сделать доклад на эту тему, Абрахам просто не явился на занятие. Критиковал он и веру в существование потусторонних сил и промысел Божий, а факты якобы пережитого людьми мистического опыта объяснял человеческими способностями, которые просто еще не известны науке: «В момент мистического опыта мы видим замечательные возможности и непостижимые глубины в человеческой природе… Почему бы не приписать этот удивительный опыт самому человеку? Вместо того чтобы вывести из мистического опыта беспомощность и слабость человека, мы, вероятно, можем создать более замечательную концепцию о величии человеческих способностей и выдающихся перспективах прогресса, ожидающих нас в будущем»[320]. Маслоу даже отправил несколько статей в университетский философский журнал, но ни одна из них не была принята к публикации.
Еще одной дисциплиной, которую Маслоу впервые открыл для себя, стала антропология. Это произошло под влиянием блестящих лекций Ральфа Линтона, развивавшего идею объединения антропологии, социологии и психологии в одну дисциплину, позволившую бы изучать поведение человека во всей его полноте. Эти мысли Линтон позже изложил в своей фундаментальной работе «Изучение человека» (1936). Абрахам Маслоу был абсолютно согласен с такой точкой зрения. Он даже подготовил доклад для конференции в Висконсинской академии наук и искусств в марте 1932 года, в котором представил критический взгляд на социальную психогигиену и психоаналитическое движение, поскольку они, по его мнению, не учитывали роль культурных факторов в формировании психологических проблем личности. Но, не справившись со страхом перед аудиторией, он так и не смог выступить.
Чрезмерная робость была характерной чертой Маслоу на протяжении всей его жизни. После каждого выступления, особенно значимого, он был настолько истощен из-за нервного напряжения, что оказывался буквально без сил. Возможно, эта социофобия, уходившая своими корнями в детский комплекс неполноценности, была той нерешенной проблемой, которая привела к серьезным проблемам со здоровьем уже во взрослом возрасте.
Годы бакалавриата пролетели незаметно. Поступив в магистратуру, Маслоу хотел написать диссертацию на интересную междисциплинарную тему, но его преподаватели отклоняли все предложения, придерживаясь жестких рамок бихевиоризма. Наконец его научный руководитель сформулировал проблему, скучнее которой, как казалось Маслоу, сложно было что-то придумать. Он должен был заняться изучением запоминания и воспроизведения вербального материала, для чего проводил серию достаточно простых экспериментов, демонстрируя карточки со словами контрольным группам и меняя условия, в которых испытуемые получали информацию. Общий вывод работы был до банального прост — обучение более эффективно, если условия, в которых оно проходит, поддерживают его. В 1931 году Маслоу получил степень магистра и хвалебные отзывы на свою работу, которую даже опубликовали в журнале. Сам же молодой автор настолько был ею не доволен, считая тривиальной, что уничтожил карточку в каталоге университетской библиотеки, чтобы никто не знал о ее существовании.
После защиты магистерской диссертации Маслоу стал ассистентом на психологическом факультете. Его руководители вспоминали о нем позже как о талантливом молодом преподавателе, который мог заинтересовать предметом своих студентов и особенно студенток, многие из которых были в него влюблены. Но если Маслоу и догадывался о подобном внимании к своей скромной персоне, виду он не подавал и всегда интересовался оценкой лишь собственной жены.
Осенью 1931 года Маслоу поступил в аспирантуру к психологу Гарри Харлоу, начавшему исследование интеллекта обезьян. Всеобщее признание Харлоу получил отнюдь не за эту работу. В конце 1950-х годов он проводил эксперименты над детенышами макак. В ходе опытов он отнимал их от настоящих матерей и помещал в клетку с суррогатными «матерями» — железными конструкциями, к одной из которых прикреплял бутылочку молока, а вторую оборачивал тканью. В течение нескольких дней маленькие обезьянки начинали проявлять привязанность и ласку к той модели «матери», которая была покрыта мягким материалом. Вторую конструкцию — с молоком они использовали лишь для удовлетворения голода, но никаких эмоций она у них не вызывала. Таким образом Харлоу пришел к выводу, что чувство привязанности у ребенка возникает из-за тактильного контакта с матерью, который ему жизненно необходим, а отнюдь не из-за удовлетворения голода. Однако, как оказалось позднее, этого было недостаточно для полноценного развития. Обезьянки, выросшие рядом с куклами, уже через год стали демонстрировать поведенческие отклонения — они не могли наладить общение друг с другом, проявляли агрессию. Стало понятно, что для полноценного эмоционального развития на самом раннем этапе жизни необходим был контакт с живыми обезьянами, а не их заменителями, в противном случае сделать их полноценными было уже невозможно[321].
Все эти опыты будут гораздо позже, а тогда, в начале 1930-х годов, Харлоу занимался процессом обучения обезьян и поэтому привлек своего первого аспиранта Абрахама Маслоу к этому исследованию. Маслоу даже написал несколько статей, посвященных поведению обезьян, в соавторстве с Харлоу, а уже в 1934 году, в возрасте двадцати шести лет, получил докторскую степень за исследование социального поведения приматов. В своей диссертации Маслоу хотя и не заявлял об этом открыто, тем не менее фактически пытался решить вопрос о том, какая сила является ведущей в развитии личности — сексуальное влечение или стремление к доминированию. В 1932 году он открыл для себя работы Фрейда, а через некоторое время труды Адлера. Их теории заставили Маслоу взглянуть на проблемы, которыми он занимался, с иных позиций. В итоге, изучая поведение приматов, он экспериментально подтвердил гипотезу о том, что именно место обезьяны в социальной иерархии определяло их сексуальное поведение. Адлеру подобные выводы пришлись бы по душе (что так и было, когда они встретились с Маслоу лично), в то время как Фрейд, скорее всего, назвал бы размышления Маслоу глупостью.
В начале 1930-х годов Абрахам Маслоу заинтересовался гипнозом и даже провел эксперимент по определению степени внушаемости одной из студенток, которую он называл в своем дневнике псевдонимом «Адель». Гипноз считался в то время псевдонаучным методом и был запрещен. Поэтому свой интерес Маслоу не афишировал, но старался продвинуться в его изучении, даже вступил в переписку по этому вопросу с Милтоном Эриксоном, разрабатывавшим в это же время собственный метод недирективного гипноза.
Получение ученой степени не гарантировало Маслоу трудоустройство в университете. Страна уже который год была в экономическом кризисе, получившем название Великая депрессия. Миллионы людей оказались безработными, но и те, кто работал, не всегда могли себя обеспечить. Для Маслоу ситуация осложнялась еще и происхождением. Антисемитизм стал неотъемлемой чертой эпохи, пусть и не столь явной, как сегрегация чернокожих. Знакомые и друзья Маслоу неоднократно предлагали ему сменить имя. Тем более, что для неевреев места в штате университета всё же находились. Абрахам был непреклонен и всегда отвечал категорическим отказом на подобные предложения.
Чтобы как-то обеспечить себя и Берту, Маслоу решил продолжить обучение, на сей раз в медицинской школе, где он мог получать стипендию. Но довольно быстро стало понятно, что Маслоу не сможет учиться на медика в силу своего характера — он был не способен видеть человеческие страдания. Абрахам Маслоу оставил медицинскую школу. По прошествии тридцати лет он всё еще вспоминал это неудавшееся обучение так, как будто оно было только вчера: «Первую операцию, которую я когда-либо видел, я помню очень хорошо. Она была почти парадигмой десакрализации — у студентов уничтожалось чувство страха, понятие частной жизни, застенчивость перед всем священным и запрещенным, и всё тому подобное.
С помощью электрического скальпеля должна была быть ампутирована пораженная раком грудь женщины. Грудь отрезали, чтобы предотвратить метастазы… Половину детей (студентов. — С. А.) стошнило. Хирург же делал небрежные и холодные замечания о методе операции, не обращая никакого внимания на новичков, студентов-медиков, выбегавших из-за того, что им было плохо. В конце концов он отрезал грудь, бросив ее небрежно на мраморный прилавок, куда она упала с характерным шлепком.
Я помнил этот звук на протяжении тридцати лет. Она неожиданно изменилась, превратившись из священного объекта в кусок жира, мусор, который можно выбросить в ведро. Не было, конечно, никаких молитв, ритуалов или церемоний, которые присутствуют в дописьменных обществах… Здесь обошлись абсолютно технологичным способом: специалист был безэмоционален, холоден, спокоен, даже с небольшим оттенком чванства»[322].
Несмотря на то что прекращение обучения Маслоу в медицинской школе еще больше осложнило и без того плачевное финансовое положение молодой семьи, он не оставлял попыток трудоустроиться психологом-исследователем. Весной 1935 года он готовил доклад для выступления на ежегодном симпозиуме Американской психологической ассоциации в секции, посвященной психологии животных. Однако еще до того как симпозиум состоялся, Маслоу неожиданно получил письмо от известного американского ученого Эдварда Торндайка